С В Е Ч И
(Истории сельских пастырей)
Содержание
33. “Когда молитва не греет” (Из духовного дневника
1. Где глупость поселилась – там и пустота
2. Женщина, которая не слышала себя
3. Мальчик, который боялся быть глупым
4. О грешнике, который считал себя святым_Toc200734216
5. О женщине, которая боялась пустоты в себе
6. О старике, который не мог простить себя
7.О юноше, который хотел умереть
8. О женщине, которая забыла, как молиться
9. О мужчине, который ненавидел своего отца
10. ЕФИМ
11. Суд Божий
12. МИРОТВОРЕЦ
13. Апостол на тракторе
14 Исповедь Веры Павловны
15. Крест в огороде
16. О человеке, который всё имел, кроме свободы
17. ОБНОВЛЕНЦЫ
18. Потери
19. “Жена же чадородием спасается”
20. Дочки – матери
21. Собор без крестов
22. “И прости нам долги наши…”
23. Жена – монашка
24. Тайна, которую знал только Бог
25 Пепел лампады
26. Уход Аграфены
27. “Когда у моего хождения в храм появится результат?”
28. Батюшка и баба Нюра
29. ПАСЫНОК
30. Запах ладана и навоза
31. Проповедь с похорон
32 СЕРДЦЕ АФОНА
+
Свеча тридцать третья
“Когда молитва не греет”
(Из духовного дневника)
Сегодня пришёл в храм один. Был вечер. Всё молчало.
Только лампадка – перед иконой святителя Николая тихо горела – будто живая. Я встал перед ним… и не знал, что сказать.
Устал. Не телом – душой. Молюсь, а будто в пустоту. Слов много, а внутри – тишина. Такая, как в комнате после похорон. Всё есть, но ничего не живёт.
Я ведь каждый день молюсь за других. За больных, за тех, кто на войне, за семьи, за детей… Им трудно, а я молюсь, как могу. А потом смотрю – и всё рушится. Кто-то умирает. Кто-то уходит из семьи. Кто-то теряет веру.
И тогда я спрашиваю Тебя, Боже:
А слышишь ли Ты нас вообще? А если слышишь – почему молчишь?..
Я стою перед иконой, как будто перед добрым стариком, которому можно всё сказать. Святитель Николай. Он столько бед видел, столько просьб слышал… Может, и меня выслушает.
Говорю ему без слов:
– Батюшка Николае, прости. У меня вера – как выжатая тряпка. Сердце холодное. Слова пустые. Я даже не знаю, зачем я молюсь, если ничего не меняется.
И вот стою… и вдруг как будто понял: не в том дело, чтобы менять мир, а в том, чтобы не оставлять молитвы.
Чтобы стоять. Просто стоять перед Богом, даже когда внутри – пустыня.
Потому что любовь – это не чувство. Это верность.
А молитва – это не магия. Это дыхание сердца. Даже если оно раненое.
И вспомнилось: Христос тоже молился в Гефсимании – и Отец молчал.
А Он всё равно говорил: “Да будет воля Твоя”.
Вот и я – встал на колени и сказал:
– Господи, я ничего не понимаю. Я слаб. Но я – с Тобой. И если Ты молчишь – я всё равно Тебя люблю. Только не отпускай меня. И никого не отпускай…
Тогда стало тихо в душе. По-прежнему тяжело. Но – светло.
Как будто кто-то положил мне руку на плечо и сказал без слов:
“Ты не один. Просто молись. Я рядом”.
И этого мне хватило.
Может, молитва – это не когда ты чувствуешь, а когда остаёшься.
*
Вот так у меня сегодня было.
Без вывода. Только со светом.
Светом лампадки. И Того, Кто рядом.
+
Свеча первая
Где глупость поселилась – там и пустота
Старый батюшка отец Алексий жил на самом краю деревни, в покосившемся домике, что когда-то был сторожкой кладбищенской. Теперь это была его келья и приёмная, богословская лавка и тайный исповедальный уголок, куда со всех концов приходили те, кто ослеп душой.
– Пришёл к вам, батюшка, – сказал как-то один юноша, черноволосый, сухощавый, с глазами, в которых не было ни мира, ни покоя. – Не знаю, что делать. Всё мне кажется ложью: и вера, и совесть, и смысл.
Отец Алексий поставил самовар, налил чаю с мёдом и только тогда тихо проговорил:
– Ты пришёл ко мне не потому, что не веришь. А потому что хочешь верить. Только боишься.
– Я не понимаю… – начал было юноша, но батюшка остановил его жестом.
– Глупость не в том, что ты не знаешь. А в том, что ты не хочешь узнать. Видеть можно только сердцем. Но ты, как и многие, отвернулся от света, чтобы не ослепнуть правдой. Глупость – это не невежество. Это нежелание видеть истину, когда она вот тут, рядом. Когда Бог говорит в тебе, а ты делаешь вид, будто не слышишь.
Юноша опустил глаза.
– Мне страшно, – выдохнул он. – Если Бог есть, значит, я жил напрасно. Столько всего упустил…
– Это начало разума, – ласково сказал батюшка. – Когда душа начинает чувствовать пустоту, это не погибель, а преддверие встречи. Апостол Павел сказал: “Когда я немощен – тогда силён”. Немощь сердца – это удобренная почва для света Христова.
Так началась долгая дружба – борьба с тьмой в уме и слепотой в сердце. Юноша приходил снова и снова. Он говорил, спорил, молчал, уходил и возвращался. И всякий раз отец Алексий не доказывал, а свидетельствовал. Не обличал, а принимал. Не спорил, а вёл за руку, как слепого, у которого глаза только начинают различать очертания бытия.
– Разум, сынок, – говорил он как-то, – начинается не с знаний, а с боли. Не с ответов, а с вопросов, которые не дают спать.
+
Свеча вторая
Женщина, которая не слышала себя
Пришла к нему как-то женщина, вдова лет сорока, красивая по-своему – усталая, с глазами, в которых застыли упрёки ко всему миру.
– Батюшка, не могу больше. Муж пил, грешил, унижал, и теперь умер. А я одна. И не могу простить ему, и себя тоже не могу.
– Почему себя? – спросил отец Алексий, наливая чай.
– Потому что я его не спасла, не вытащила, не убедила. А теперь он в могиле. И я осталась с этим внутри. Как камень на груди.
Батюшка долго молчал. Потом встал, подошёл к окну, посмотрел на просёлок, где деревья скрипели ветром.
– Видишь, как гнётся берёза? А не ломается. У неё нет гордыни, она не обвиняет ветер, не воюет с дождём. А мы… мы часто становимся дубами – ломаемся, потому что всё хотим держать под своим контролем. Даже души других.
Женщина молчала. Плакала. Но не облегчением – а камнями.
– Ты не можешь простить его, потому что не простила себе. Ты винишь его, но на самом деле – себя. Глупость человеческая в том, что мы ищем виноватых, забывая, что каждый несёт своё сердце перед Богом, как чашу. И если твоя чаша горька, это не вина другого.
– А как быть? – шептала она. – Я так устала.
– Помолиться. Не о прощении – о милости. Сказать: “Господи, я не умею любить. Научи меня”. Вот с этого начинается мудрость. С признания: “Я не умею”.
Он встал, достал с полки небольшую икону Спасителя, потрескавшуюся, как лицо старца, и подал ей.
– Поставь её рядом с постелью. И каждое утро говори одно: “Господи, я хочу научиться слышать Тебя”. Не мужа, не себя, а Его. Когда услышишь – простишь всех.
+
Свеча третья
Мальчик, который боялся быть глупым
Он пришёл рано утром, ещё роса не просохла на нескошенных травах. Маленький мальчик, на вид лет десяти, с книжкой под мышкой и слишком серьёзным выражением лица для своих лет.
– Здравствуйте, батюшка. Мне сказали, вы умный. Я вот – не очень. Помогите.
Отец Алексий рассмеялся глазами, а устами только ласково вымолвил:
– А что в книжке?
– “Физика за пятый класс”, – с виноватой горечью. – Учитель сказал, что я не понимаю простого. А я стараюсь. Я очень стараюсь. Только всё путается в голове…
Батюшка взял книжку, пролистал, закрыл.
– Ты знаешь, кто самый умный человек?
– Кто?
– Тот, кто умеет слушать.
– Учителя?
– Нет. Сердце. Оно всегда говорит правду. А мы его боимся. Мы учим законы, но забываем, что истина – это не формула. Это свет. Он не записывается, а живёт. В каждом.
Мальчик нахмурился:
– Но как мне тогда понять, если я… глупый?
Отец Алексий встал, достал с полки ветхий томик – не школьный, а древний, с запахом времени.
– Это апостол Павел сказал: “Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых”. Ты не глупый. Ты – растущий. А значит, ты уже в пути. Глуп тот, кто не идёт. А ты пришёл. Значит – не боишься света.
Мальчик долго сидел молча. Потом вздохнул и тихо сказал:
– Мне дома говорят, что я – ошибка. Что из меня ничего не выйдет.
– А я скажу тебе правду, – тихо, почти шёпотом. – Ты – возможность. Божия возможность. И когда ты веришь, что ты – ошибка, ты говоришь Богу: “Ты ошибся”. А Он – не ошибается. Он творит. И то, что ты есть – это уже начало великой истории.
Мальчик кивнул, спрятал книжку обратно и, уходя, вдруг обернулся:
– А вы… вы тоже когда-то были глупым?
– Я и сейчас не умен, – улыбнулся батюшка. – Только научился слушать. И тебя – вот сейчас – слушал как откровение.
Он остался один. За окном роса искрилась как откровение. И, будто в подтверждение его слов, в глубине сердца раздался тихий голос: “Где слово человека не звучит – там Я говорю”.
+
Свеча четвёртая
О грешнике, который считал себя святым
Человек пришел на кладбище к отцу Алексею.
Он вошёл неспешно, с видом человека, многое повидавшего, многое понявшего и, главное, не сомневающегося в своей правоте. Бородка аккуратная, пальцы длинные, мягкие – музыкант или, может, бывший преподаватель философии. Одет опрятно, с благочестивым достоинством. Он не кланялся, он склонял голову, как бы признавая уважение, которое ему по праву принадлежит.
– Батюшка, я к вам… поговорить. Душа болит, но, знаете, не о себе. За мир болит. За Церковь. За людей.
Отец Алексий молча указал на скамью у стены. Гость сел так, как садятся к равному – не к старцу, не к исповеднику, а к другу, собеседнику, возможно, к слушателю, что должен принять истину.