Свечка. Том 1 — страница 59 из 150

– Ва-ал! Ва-ал! Ва-ал!

Женщина в черном нетерпеливо подсказывает:

– Валентина Ивановна.

Валентина Ивановна? Какая Валентина Ивановна? Моя Валентина Ивановна?

Харон: Звонили из Ад…

Из Администрации Президента – знаю.

Харон: Наумов…

Наум – знаю.

Харон: Президент…

Дед – знаю.

Харон: Назначил Сокрушилина…

Генпрокурором – знаю! Я даже знаю, как это было: Наум адветайзинг, а Дед прочитайзинг, ха-ха! По телевизору показали, как меня берут, а он посмотрел и Сокрушилина должностью наградил, Генеральным прокурором заделал. И всем хорошо! Всем? Всем, всем, ха-ха-ха! Так что да здравствует закон всемирного понимания (он же закон всемирного непонимания)!

Всё знаю, всё понимаю, только одно не могу понять: женщина в черном и Валентина Ивановна – одно и то же лицо? Нет, про лицо я как раз понимаю: черные очки – глаза долой, толстый-толстый слой пудры – и никаких вам ямочек на щеках, платок на голову – волос не видно, а голос чужой – вчера кричала – связки порвала, так что вполне может быть, что лицо одно и то же, но фигура… Куда, извините, делись бедра, куда, извините, делась грудь? Где та полоска, которая вчера меня чуть с ума не свела? Вот чего я не понимаю, решительно не понимаю!

– Вы – Валентина Ивановна?

– Я – Валентина Ивановна. Вам знаком данный предмет, Золоторотов?

Знаком ли он мне? Эх, Валентина Ивановна, Валентина Ивановна… Да этот, как вы выразились, предмет, я из тысячи точно таких же предметов выберу! Чтобы различать китайцев, совсем не обязательно жить в Китае, достаточно хотя бы с одним китайцем дружить, а еще лучше полюбить его, хотя, наверное, это и непросто – полюбить китайца, почему-то никогда эта мысль в голову не приходила…

– Так вам знаком данный предмет, Золоторотов?

– Это… мой… ножичек… Мой любимый ножичек! Знаете, с ним какая-то мистика всегда происходит: сколько раз я его терял и столько же находил! Ножичек… Мой…

Я протягиваю к нему руку, но Щорс ее перехватывает:

– Был твой, стал наш.

– В каком смысле – ваш? Предупреждаю – я без него отсюда не уйду.

1-й замполит: Только не надо нас пугать.

2-й замполит: Мы и так пуганые.

Валентина Ивановна: Так вы признаете этот предмет своим?

– Конечно признаю!

Валентина Ивановна: Хорошо. Прочтите и распишитесь.

Я беру у нее ручку и снова вспоминаю, что мне Цышев говорил:

– Нет!

Валентина Ивановна (читает): «Я, Золоторотов Е. А., проживающий по адресу: Москва, Братиславская улица, дом …, квартира …, пятого апреля сего года выследил на улице девочку Мамаеву-Гуляеву Кристину, 13 лет, вошел с ней в лифт по адресу: Суминский проезд, дом …, и, угрожая ножом швейцарского производства с крестом, совершил с ней половой акт в особо развратной форме. После совершения полового акта в особо развратной форме я приказал ей молчать под страхом неминуемой смерти и в подтверждение своих слов сделал ножом надрез на щеке Мамаевой-Гуляевой Кристины длиною четыре сантиметра. Покинув лифт, я убежал. С моих слов записано верно». Вы поняли, Золоторотов?

– Что?

– Вы всё поняли?

– Нет.

– Почему?

– Я не слышал.

– Почему вы не слышали?

– Я кино смотрел.

– Какое кино?

Такое. Страшное. Самое страшное в моей жизни кино.

…Мама бежала у края толпы, которая еще недавно кричала мне вслед и улюлюкала, и я сразу ее узнал: синие спортивные бриджи, выцветшая штормовка, малиновый берет и маленький рюкзачок, который весело подскакивал за ее спиной. (Никогда не думал, что моя мама так быстро бегает!) Она удалялась вместе с толпой, стремительно приближаясь к раскрытой «книге» СЭВа, штурмуя мэрию, исчезая, возникая и вновь исчезая, и, чтобы она не исчезла совсем, я закричал изо всех сил:

– Мама!!!

– Что с вами, Золоторотов? Вам плохо?

– Мне хорошо.

Мне очень хорошо, Валентина Ивановна, только, пожалуйста, не задавайте больше ваших вопросов, потому что я должен сам с собой сейчас поговорить, сам себе на свои вопросы ответить. – Почему эта девочка указала на меня? – Потому что она видела меня в церкви, в которой Пушкин венчался. – Там было много людей, почему же она указала именно на меня? – Потому что я на нее посмотрел. – Почему ты на нее посмотрел? – Потому что я поставил свечку. – А если бы ты не ставил свечку, ты бы на нее не посмотрел? – Ну конечно же! Я бы сразу ушел, если бы не свечка!

– Что вы сказали, Золоторотов?

– Я? Ничего…

– Вы сказали «свечка». Какая свечка?

Копеечная! От которой Москва сгорела (шутка). Улыбнитесь, Валентина Ивановна, вам так идет улыбка! А вы, значит, на следующий день после смерти любимого на работу вышли? Как Инна Чурикова в фильме «Прошу слова» после смерти своего сына. И я прошу слова, Я ПРОШУ СЛОВА! Я просто обязан это всем сказать, до всех донести: ЛЮДИ! БУДЬТЕ БДИТЕЛЬНЫ! НИКОГДА НЕ ХОДИТЕ В ЦЕРКОВЬ! НИ В КАКОЙ ПУШКИН ВЕНЧАЛСЯ, НИ В КАКУЮ ДРУГУЮ! НО ЕСЛИ УЖ ВЫ ТУДА ЗАШЛИ, НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ СТАВЬТЕ ТАМ СВЕЧКУ! НИ В ПРОСТОДУШНОМ СМЫСЛЕ, НИ В КАКОМ ДРУГОМ! Потому что как только вы это сделаете, так сразу всё и начнется! Или девочка будет стоять, и вы на нее посмотрите, как нельзя на девочек смотреть, или что еще… И сразу виноваты будете! Потому что ваша вина всегда с вами, она здесь, рядом, как говорится, в кустах! А фамилия его КУСТАВИНОВ! Он славный паренек, он честь своей сестры защищал! В Чечне воевал, потому что повезло! На АЗЛК за так работает, за бесплатно, потому что деньги начальство ворует, переводит в доллары и прячет за границей, а он верит! ЧТО РОССИЯ С КОЛЕН ПОДНИМЕТСЯ! Никто не верит, а он верит! А ему за это – отбить не скажу что, всё на свете отбить! А знаете, как они это делают? Наручниками за трубу повыше, вот хоть за ту, чтобы на цыпочках стоял, и ногами в пах, ногами в пах! Одному отбить всё на свете, а на другого собаку повесить! А знаете, как ту собаку зовут? ЕЕ МИЛКА ЗОВУТ! Да, я виновен, можете расстреливать меня ежедневно и ежечасно сколько угодно лет, только Милку не трогайте, пощадите собачку! А вам, Валентина Ивановна, я вынужден сказать, что вы очень переменились, очень переменились… Про лицо я понимаю, но фигура… Куда, извините, делись ваши бедра? Куда, извините, делась ваша грудь? А самое главное – где та восхитительная полоска, которая меня буквально с ума свела?

– Я бы таких, как ты, не расстреливала, а собственными руками душила, мразь!

Это вы мне? Но куда же вы, Валентина Ивановна? Разве я не правду говорю? Правду! Только правду, и ничего кроме правды! Хотя, сказать по правде, перед той полоской никакая правда не устоит, потому что, как ни крути, удовольствие выше правды! Удовольствие выше правды, не правда ли?


Его били, а он смеялся.

Тебя били, а ты смеялся.

И все удивлялся, спрашивая: «Но как же так, милостивые государи, как же так?»

Приложение поэтическое[38]

Анна Твёрдохлебова

Родина и мать

Поэма

Был у одной матери

Один неудачный сын.

Хоть она его и любила —

Ведь был у нее он один.

Родился он ранним утром

Студеным февральским днем,

Порвав все, что можно было,

Ведь выходил он вверх дном.

Она его грудью кормила

Сытным своим молоком,

Лелеяла и любила,

Не знала, что будет потом.

А мальчик рос понемногу,

Учился читать и писать,

Чтоб правильную дорогу

В жизни себе отыскать.

Однажды спросил он маму:

«Мама, где мой отец?»

Ему ответила прямо,

Какой у отца был конец:

«Отец, сын, твой был геолог,

В тайге проводил круглый год.

Искал для страны железо

И марганец, калий и йод.

Однажды заснул в палатке

У догорающего костра,

И искра, одна лишь искра

Жизнь его унесла!»

Так рос его сын-мальчишка,

Не лез за хлебом в суму,

Пуста была их сберкнижка —

Мать всё отдавала ему.

Потом он закончил школу

И армию он отслужил,

Потом институт закончил

И как семейный зажил.

Теперь он жил отдельно,

И видел он редко мать

И, несмотря на все, что было,

Стал ее забывать.

И в те же самые годы

Жила своей жизнью страна,

Шумели вешние воды,

Как в прежние времена.

Но и враги не дремали,

Всё ждали – когда, когда

Они нанесут народу

Свой коварный удар.

И это случилось однажды.

А план их был таков:

Чтобы страна развалилась

На пятнадцать отдельных кусков.

И вот все однажды проснулись —

И нет уже той страны!

В какую даль ни глянешь —

Границы везде видны.

Но есть и еще граница —

Невидимая она, —

Меж матерью и сыном

Невидимо пролегла,

И их навсегда разделила,

Как острый бандитский нож.

Мать осталась жить в стране Правда,

А сын теперь жил в стране Ложь.

В стране по имени Правда

Все счастливы и равны,

Все молоды и красивы

И травы всегда зелены.

За это их ненавидят

Жильцы самой лживой страны.

В холодных огнях рекламы

Их лица почти не видны.

Девиз страны Правда известен:

«Что есть у тебя – отдай!»

У соседей же он неуместен.

Там только: «Купи-продай».

Купить, конечно б, неплохо,

Да только было б на что,

Когда голодные блохи

Скачут по твоему пальто.