м сам же упрекал, что «нет продолжателя рода». Но Евгений Георгиевич хотя и всегда любил эту женщину, все же колебался, так как жалел свою жену, которая его любила и была ему верна и ни в чем не виновата. И вдруг тот, первый друг, который стал большим начальником, сводит всех в одну команду и поручает им очень важное и ответственное дело, за которым следят на самом верху. Когда я услышал слово «дело», я понял, что Евгений Георгиевич тоже работает в правоохранительной системе. Руководителем же был назначен муж той женщины, существо, как я уже говорил, трусливое. Он и струсил – написал заявление «по состоянию здоровья» и улизнул – в Карловы Вары, якобы лечиться. А Евгений Георгиевич остался, и его назначили главным. Вот на каком жизненном перепутье оказался Евгений Георгиевич, вот на какой страшной развилке застал я его, согнувшегося в три погибели. Потом он помолчал и спросил:
– А трудно быть русским националистом?
– Очень, – ответил я.
– Почему?
– Потому что надо жить честно.
– А может быть это невозможно? – спросил он.
– Возможно, но очень трудно, – ответил я.
– А я не могу быть русским националистом, – засмеялся Евгений Георгиевич.
– Почему? – не понял я.
– Потому что у меня отец осетин, а мать молдаванка.
Теперь я засмеялся.
– Русским националистом может быть каждый, лишь бы человек был хороший. Образованный и хороший.
– Но тогда, может быть, лучше называться не националистом, а интеллигентом, – спросил он и торопливо посмотрел на часы, и я посмотрел на свои, было 16.55, и я очень удивился, потому что менее чем за час я узнал его жизнь, а он мою, и не только жизнь, но и жизненные принципы.
– Я на метро, только по пути мне нужно позвонить, – сказал он.
– Я тоже на метро, – сказал я, хотя оно мне было уже не нужно – на встречу я опоздал. До ближайшего телефона-автомата мы шли молча, он был очень сосредоточен, как говорится, весь в себе. Он вошел в будку и что-то сказал в трубку, и выражение лица у него было решительным и твердым. Я даже удивился, каким может быть человек, который еще недавно сидел, согнувшись в три погибели, и совершенно не знал, как жить. Конечно, я не слышал, что он говорил, но иногда выражение лица оказывается важнее слов, какие в этот момент произносятся. Мне кажется, что он сделал свой выбор, свой окончательный, решительный, главный выбор. И я вошел с ним в метро. Хотя в частном сыскном агентстве «Мисс Марпл» меня наверняка уже никто на ждал, я все-таки решил туда ехать и, пожав на прощание руку Евгению Георгиевичу, пошел на другую сторону. По пути я оглянулся. Евгений Георгиевич стоял почти у самого тоннеля, откуда выезжают поезда. В нескольких шагах от него стояли двое мужчин. На часах было ровно восемнадцать. Я пошел дальше и вдруг услышал страшный женский визг и скрежет металла по металлу – машинист включил экстренное торможение, но состав продолжал идти. Продолжал идти, разрывая Евгения Георгиевича на куски. Его буквально растащило!
Теперь о том, что это – убийство, самоубийство или несчастный случай. Несчастный случай я отметаю сразу, так как Евгений Георгиевич был совершенно трезв. Остается самоубийство или убийство. Самоубийство я решительно отвергаю, потому что такие люди, как Евгений Георгиевич, самоубийством жизнь не кончают. Остается одно – убийство. Когда мы подходили к станции метро «Маяковская», неподалеку остановилась черная «Волга», из нее вышли двое мужчин и вошли в метро прямо перед нами. Я еще подумал: «Странно – люди оставляют машину и идут в метро». Они даже не поставили ее на сигнализацию. Я не могу со стопроцентной уверенностью утверждать, что вышедшие из «Волги» и вошедшие в метро мужчины те же, что стояли рядом с Евгением Георгиевичем на перроне, но в первом и во втором случае их было двое. А номер у машины был: У004ПН77.
И последнее, что, может быть, прольет свет на страшную трагедию. Это «Докладная записка», которую я подобрал на рельсах, но не отдал следственным органам. Данная «Докладная записка» попала ко мне следующим образом: когда завизжала женщина и заскрежетали тормоза, я понял, что кто-то упал на рельсы, я не подумал в тот момент о Евгении Георгиевиче, а просто о человеке, и, как только поезд закончил экстренное торможение, прыгнул вниз, чтобы поднять упавшего или там же оказать ему первую медицинскую помощь, но тут же все увидел и все понял… Тогда же я увидел лежащий на шпалах сложенный листок бумаги и, находясь в шоковом состоянии, автоматически положил в карман. Уже дома я обнаружил там листок, прочитал, что написано, и решил вместе с этим письмом послать ее Вам в качестве приложения, надеюсь, это поможет Вам в Вашей борьбе за правду и установление истины.
С уважением, Лютиков Лев, русский националист-одиночка
Докладная записка
Докладываю: я не помню, как я провел пятое (5) апреля сего года. (Потому что у меня память так устроена. [А еще потому, что я не мальчик и не собираюсь ни перед кем оправдываться]{И вообще, я не тот, за кого вы меня принимаете})
Е. Золоторотов
ПОСТАНОВЛЕНИЕ
об изменении состава группы по расследованию уголовного дела
№ I-234/5678-9
г. Москва 13. 11. 1997 г.
1. Вывести из состава группы по расследованию уголовного дела № 1-234/5678 следователя Цышева Е. Г. в связи с его внезапной смертью.
2. Руководство следственно-оперативной группой возложить на следователя по особо важным делам Московской городской прокуратуры Дудкину В. И.
Ну, Валя, покажи, на что наша женщин способна!
Прокурор г. Москвы Копенкин К. М.
ПРОТОКОЛ
опознания лица
Следователь по особо важным делам Московской городской прокуратуры Дудкина В. И., руководствуясь ст. ст. 164–166 УПК РСФСР, в присутствии понятых Лисина И. И. и Крышкиной К. И. в помещении клуба Мосгорпрокуратуры предъявила потерпевшей Гуляевой Кристине для опознания Золоторотова Е. А. вместе с тремя статистами:
Хандожко Н. Т.
Кострыкиным И. Ф.
Поповичем С. С.
Все предъявленные для опознания – среднего роста, шатены, сходны по телосложению и не имеют каких-либо резко отличающихся черт внешности. В одежде также отсутствуют ярко выраженные предметы и детали.
Перед началом следственных действий Золоторотову Е. А. было предложено занять любое место, чем он и воспользовался.
После этого потерпевшей Гуляевой Кристине было предложено осмотреть предъявленных для опознания лиц и, если среди них есть тот, который пятого апреля 1997 г. находился вместе с ней в лифте по адресу: Суминская ул., д. 19, корп. 1, указать на него.
После внимательного осмотра всех лиц Гуляева Кристина указала на Золоторотова Е. А., который 5 апреля 1997 года примерно в 10 час. 30 мин. вошел в лифт к Гуляевой Кристине и, застопорив кабину, предложил ей там же совершить половой акт в развратной форме. Получив отказ, Золоторотов достал из кармана нож и, нанеся колото-резаную рану лица, стал срывать с Кристины одежду. По словам Кристины, он, несомненно, совершил бы задуманное, если бы лифт внезапно не включился, после чего Золоторотов испугался и убежал. Гуляева Кристина убеждена, что лицо, предъявленное для опознания, и мужчина, пытавшийся изнасиловать ее в лифте, одно и то же, в связи с чем от опознания других подозреваемых категорически отказывается.
Опознание провела:
Следователь по особо важным делам
Московской городской прокуратуры
Дудкина В. И.
Юлий Кульман
член редколлегии газеты
«Московский демократ»
15 ноября 1997 г. г. Москва
Дорогой Костя!
Посылаю тебе с курьером письмо одного из своих читателей-почитателей, а к нему присовокупляю странную «докладную записку». Я, конечно, знал, что нам не дано предугадать, чем слово наше отзовется, однако не думал, что настолько… Я написал свою молитву шутя, а парень молится всерьез. Кажется, он не в себе, но речь идет о твоем бывшем сотруднике, который недавно погиб в метро. Поэтому я счел своим долгом и т. д. Вообще, странная история. И мутная…
Запись электронной переписки Ю. Ю. Кульмана с К. М. Копенкиным 19.11.1997 г., 3 часа 30 минут, г. Москва
Копенкин: Хочется напиться.
Кульман: Приезжай, сделаем это вместе.
Копенкин: Я сегодня на кладбище был.
Кульман: Понятно…
Копенкин: Там все наши ровесники или моложе. Другие без очереди, а мы в очереди… Похоронили Женьку в закрытом гробу. Его там буквально растащило…
Кульман: Это тот, который в метро?
Копенкин: Или которого…
Кульман: Ты это серьезно?
Копенкин: Хочу думать, что нет… Я сегодня не только с Женькой прощался, я со всем своим прошлым прощался, с юностью… Из всех нас Женька был самый лучший… И он сохранился в своем Кургане, хотя и стал там пить. Назначение на это дело было шансом для всех и в первую очередь для него самого.
Кульман: И для того несчастного, которого обвиняют чёрт знает в чем?
Копенкин: Естественно… Я, кстати, видел его, общался даже, когда Валя узнала, что Женька погиб. Странный мужичок, и вел себя странно… Защищал ее от нас…
Кульман: Думаешь, Сокрушилин в него попал?
Копенкин: Боюсь, мы все попали… Этот сибиряк поставил всех раком…
Кульман: Ты прочитал письмо, которое я тебе послал?
Копенкин: Националист-одиночка? Да он, похоже, сумасшедший. Хотя история наших отношений пересказана довольно точно. Представляешь, Писигин не пришел на кладбище!
Кульман: А записка подозреваемого?
Копенкин: Какая записка?
Кульман: Скобки круглые, скобки квадратные…
Копенкин: А, ты всё про этого… Так девчонка потерпевшая его опознала…
Кульман: Ты так считаешь?
Копенкин: Ниже пояса с человеком творится много непонятного. Впрочем, и выше тоже…
Кульман: Это уже Фрейд… И Достоевский. Первый внизу, второй вверху.
Копенкин: Вспомнился стишок, дурацкий, от одного зэка на допросе слышал.