– Посмотрите на карту. Это – Битцевский лесопарк. Здесь брошенный «автозак». Он пошел сюда. Собака уверенно взяла след, а потом – обрыв…
– В каком смысле?
– В любом. Под обрывом протекает речка Чертановка. Золоторотов ушел по ее руслу. Перед нами настоящий профессионал. Может быть, и хорошо, что дело не дошло до прямого боестолкновения. Говорят, что Золоторотов великолепно стреляет с двух рук.
– Откуда же такие таланты? Кажется, простой ветеринар…
– Ветеринар, да не простой. Сейчас выясняется, что он служил в спецназе. Он готовил себя к этому. И вот подготовка пригодилась…
– Золоторотов бросил машину около Битцевского лесопарка. Почему именно там?
– Это просто. Он живет в Чертанове и знает те места, как свои пять пальцев. Его дочь рассказывала мне, что в детстве они часто там гуляли.
– Значит, он мог прийти домой? Его домашние не боятся?
– Наоборот. Жена Золоторотова сказала мне: «Если он сюда заявится, я задушу его собственными руками». Мужественная женщина.
– Вернемся к факту побега. Как вообще он стал возможен?
– Конвоиры не виноваты. Они все делали по инструкции. Маньяк их перехитрил.
– А что, действительно там был ваш сын? Я прочитал об этом в одной молодежной газете.
– Сын? У него фамилия Медведев, а у меня Найденов. Думать надо. Не сын он мне, а зять.
– Вы были у него в больнице?
– Конечно.
– И что вы ему сказали?
– Больше лоб не подставляй.
– Об ударе в лоб… Вчера при таинственных обстоятельствах погибла госпожа Шаумян, ключевая фигура среди свидетелей в деле Золоторотова. Говорят, тоже от удара в лоб.
– Да не говорят, а на самом деле. Почерк похож. Но я должен сказать, что дело здесь не в одном маньяке, а во всей нашей системе содержания преступников. Я не предлагаю менять систему. Но людей менять надо. Взять тот же «ЦИВС». Сейчас выясняется, что Золоторотов находился там в тепличных условиях. В отдельной камере с телевизором и душем. Что хотел, то и делал. Остается удивляться, как он раньше не сбежал. Вы можете не поверить, но контролером в «ЦИВС» был бомж.
– Что такое контролер?
– Если понятно – надзиратель. Самый настоящий бомж! Можете себе это представить? Причем, не просто бомж, а бомж из Туркмении. Причем его разыскивали правоохранительные органы Туркменистана. Здесь он бомж, а там преступник. Мы уже передали его нашим туркменским товарищам.
– Иван Григорьевич, вернемся все же к нашим баранам…
– К барану. Одному. Я бы даже сказал – к козлу.
– Когда же, Иван Григорьевич, когда?
– Скоро. Очень скоро.
«Ежедневный бизнесмен»
Интервью провел 4 апреля 1998 г.
И. Жуков
Взять живым или мертвым
Он стал мстить. Как обещал. Теперь он не только насилует, но и убивает. Почерк фирменный, золоторотовский: двенадцатилетняя девочка со спущенными трусами и исполосованным ножом лицом. Но если раньше, кончив, он трусливо убегал, то теперь стоял, смотрел, ждал, – когда истечет кровью. Курил. Говорили, что Золоторотов не курит. Значит, закурил. Когда сегодня утром на разводе в московском ОМОНе читали об этом происшествии, здоровые мужики, прошедшие многие горячие точки, с трудом сдерживали слезы. Я, Катя Целовальникова, видела их своими глазами. Потом разговаривала о Золоторотове. Все они едины во мнении, что он не просто маньяк, он враг. Враг всего живого, всего светлого и чистого. Что обычно делает сбежавший преступник? Правильно – ложится на дно. Золоторотов не такой. Он не просто коварен, а агрессивно-коварен. Он не затаился, а открыл свой новый страшный сезон охоты на несчастных девчушек. И не только девчушек. Кто убил столетнюю старуху? Золоторотов? Он единственный, кто был заинтересован в ее смерти, потому что она могла дать против него показания. Что же впереди? Новые изнасилованные, истекающие кровью девчонки? Убитые ударом в лоб беспомощные старушки? Нет! Вольно или невольно, я, Катя Целовальникова, предсказала появление Золоторотова. И теперь я же предсказываю, что он будет взят сегодня. Он пробыл на свободе три дня и три ночи. Всё! Баста! Хватит! Так думаю не только я, так думает весь сводный отряд московского ОМОНа. Эти парни не любят светиться на экранах телевизоров, они не умеют красиво говорить, но зато всегда делают то, что говорят. Они держат слово. Сегодня на разводе командир сказал: «Взять живым или мертвым». И я слышала, как разговаривали между собой два стоящих в строю богатыря.
– Если у тебя будет выбор, как ты будешь его брать: живым или мертвым? – спросил один другого.
– Мертвым, – твердо ответил тот.
И я про себя подумала: «Мертвым, только мертвым».
«СтоМ»
Просто Катя, 4 апреля 1998 г.
Из записок русского националиста-одиночки
Одно вранье кругом! Прочитал в «СтоМе» интервью с Найденовым. Назвали его полковником, хотя он майор пока и, надеюсь, подполковником не станет… Ну почему у нас так: если начальник, то врун. А первый – Найденов. Ведь он же вор из воров, врун из врунов и трус из трусов, а почитаешь в газете – герой. И еще он любит говорить: «Я живу ради дочери». Видел я эту дочь. Ей было уже тридцать, но никто не хотел на ней жениться, даже ради особняка на Рублевке. Я однажды приезжал к ним, привозил на патрульной машине ночью виски, когда они всё уже выжрали. Она в меня вцепилась, хотя и не пьяная была. Я говорю: «У меня невеста», а она: «Я буду твоей невестой». Я: «Не будешь!», а она: «Тогда ты из милиции с волчьим билетом вылетишь». И вылетел… А она вышла за этого Медведева. Все знают, что он наркоша, что у него в Чечне крыша поехала, ему нельзя в органах служить, а он служит и растет… Что-то там в автозаке случилось…
Неужели действительно правды нет?
Правда есть!
(Не на правах рекламы)
На российском политическом поле появился новый игрок, чьи шансы на успех на предстоящих выборах очень велики. Партия Правды. Сегодня она у всех на слуху. Она предлагает продукт, которого очень не хватает в нашей политике – правду. Ее призыв «За правду!» нашему народу близок и понятен. Предвыборный слоган близок и понятен разуверившемуся избирателю: «За демократию без демократов, за коммунизм без коммунистов». И, наконец, лицо партии – Виктор Дерновой. Лицо сильное, мужественное, волевое. Вообще-то, в редакции я отвечаю не за политику, а за преступность, поэтому звонок Дернового меня удивил.
– Я знаю, что в редакции вы отвечаете не за политику, а за преступность, но именно с вами я хотел бы встретиться, – сказал он.
Дело было в половине двенадцатого ночи. Рабочий день у нас ненормированный, а тут еще этот сбежавший из тюрьмы московский Чикатило, кажется, моя жена скоро забудет, как меня зовут.
– Хорошо, – сказал я. – Когда? Где?
– Я недалеко от вас, – сказал он.
Через пять минут Виктор Дерновой, лидер Партии Правды, вошел в мой кабинет. Сказать по правде, я думал, что первыми ворвутся секьюрити – осмотрят всё, обнюхают, но он вошел один. Вежливо постучал и вошел. Высокий, с чуть длинноватым лицом, орлиным носом, твердым и цепким взглядом. Обычно тот, кого часто видишь на телеэкране, при личной встрече разочаровывает, здесь же все было не так. Пожалуй, телевидение не отражает всей фактурности этого человека. Только кожаный пиджак, над которым любят смеяться политические противники и подтрунивать журналисты, точно такой, как на экране – старый, во многих местах потертый.
– Можно курить? – спрашивает он.
– Не можно, а нужно! – восклицаю я.
Я недавно бросил и теперь с удовольствием провожу время в компании курящих. Он закуривает мой любимый «Житан». С удовольствием втягиваю ноздрями его густой мужской запах… Теперь можно и за работу!
– Я весь внимание.
– Я хотел бы поговорить с вами о том, кого называют Лифтером и Ветеринаром.
От растерянности у меня выпадает из руки ручка.
– Дело в том, что я хорошо его знал. Я учился с ним в одном вузе…
Мой ночной гость говорит взволнованно и страстно, и я не замечаю, как во рту у меня оказывается дымящаяся «житанина», время от времени звонит жена, но я просто поднимаю и опускаю трубку. Потом жена перестает звонить, и я курю уже одну за другой и слушаю, слушаю, слушаю…
Наконец он замолкает.
– Зачем вы это мне рассказали? – спрашиваю я.
– Чтобы все знали правду.
Когда он ушел, а я остался в одиночестве, я стал думать, как мне рассказать о человеке, рассказывать о котором очень не хочется. К тому же это, оказывается, очень непросто.
Итак, жил-был мальчик, который ничем особенным не выделялся из среды своих сверстников. Стоп! «Ничем не выделялся»… Люди яркие, лидеры вынуждены были это делать, потому что система стригла всех под одну гребенку и тем, кто высовывался, с удовольствием отрезала голову. Здесь же другое – серость, посредственность. Мой ночной гость рассказывал, что проучившись в институте пять лет, Золоторотов не оставил там о себе никакого следа. «Даже надписи в туалете», – невесело пошутил мой ночной гость. Золоторотов был, и его не было. Оценки – тройки. Длинные унылые хвосты. Стоп! А впрочем, пошли дальше… Общественная активность – ноль. Стоп? Нет, дальше… Постоянно терял свой комсомольский билет, но это не была форма протеста, с тем же постоянством он получал новый. «Однажды, – вспоминал Виктор Дерновой, – мы путешествовали на байдарках по рекам К-ской области – еле вытянули его с собой. Он не пел у костра песен, не гулял до зари с девушкой, он ничего не хотел. А когда остановились у храма вблизи знаменитого в свое время монастыря, он не пошел внутрь, чтобы посмотреть, как идет служба. Все пошли, а он нет».
А вот здесь действительно стоп, хотя дело, разумеется, не в храме. Не хочется, неинтересно… Женился на самой некрасивой девушке курса с очень скверным характером. Сделал это не от любви и даже не из корысти, а потому что все равно: надо учиться и учился, надо жениться и женился. Человек без желаний, порывов и устремлений, человек без свойств. Непонятно, почему Золоторотов пошел в ветинститут, впрочем, нет, понятно – туда было легче поступить. Понятно, что профессию свою он не любил; казалось бы, пойди смени, выбери ту, что по душе, ан нет. Зачем, если можно жить и так: нелюбимая работа, нелюбимая жена, нелюбимая страна… Стоп, стоп, стоп! Из всех рассказов моего гостя я бы выбрал один, главный. Это была их последняя встреча. Девяносто третий год. Путч. На Садовом кольце – баррикады. А наверху он – наш будущий маньяк.