Пристыженный, я замолчал и провел остаток пробежки, пытаясь придумать причины, почему Коул был неправ, а я прав. Он больше ничего не говорил, пока мы снова не оказались рядом с его домом.
– Мы давно дружим, – сказал он.
– Сколько, лет двенадцать-двадцать пять?
– Что-то вроде этого. Да. Ты был шафером на моей свадьбе. Ты крестный отец моей дочери. Если со мной что-нибудь случится, я доверю тебе ее воспитание.
Я посмотрел на него. Что бы ни случилось, у меня было чувство, что мне это не понравится.
– Да.
– Так что я ожидал бы, что если бы я что-то сильно испортил или повел себя как настоящий дурак, ты сказал бы мне об этом. Верно?
– Верно.
– Поэтому я собираюсь сказать тебе это. – Он перестал бежать, и я тоже. Он протянул руку и схватил меня за плечо, держа меня на расстоянии вытянутой руки. – Ты кое-что сильно испортил, и ты ведешь себя как настоящий дурак.
Я стряхнул его руку со своего плеча.
– Отвали, Коул. Ты ничего об этом не знаешь.
Он поставил руки на бедра.
– Ты думаешь, я тебя не знаю? Думаешь, я ничего не понял за те двадцать пять лет, что был твоим лучшим другом? Думаешь, я не вижу, когда тебя что-то действительно волнует?
Я сжал челюсть. Закрылся сильнее.
– Я был там, Гриффин. Я был там, когда ты вернулся домой и Кайла бросила тебя. Я знаю, через что ты прошел, когда умер твой отец. Я знаю, что ты думаешь, что контролировать свою жизнь означает никогда не нуждаться в ком-то, кого ты можешь потерять. Но ни одна из этих вещей не является причиной для того, чтобы закрыться от того, кого ты любишь.
– Я не влюблен в нее, – огрызнулся я, хотя не был полностью уверен в этом.
– Но ты мог бы быть.
Я не признавался в этом. Не мог. Вместо этого я удвоил его мнение о моем мудачестве, что я всегда делал, когда чувствовал себя загнанным в угол.
– А что насчет тебя? Я не вижу, чтобы ты выставлял себя на всеобщее обозрение.
– Наши ситуации совершенно разные, и ты это знаешь. Но ты можешь быть чертовски уверен, что, если появится кто-то, кто зацепит меня так же, как Блэр зацепила тебя, я не оттолкну ее.
Я почувствовал, что моя броня трещит.
– Я не могу отменить то, что сделал.
– Ты уверен?
– Я бы даже не знал, что ей сказать. Она, наверное, ненавидит меня. Я даже не думаю, что она стала бы слушать.
Это была отговорка, и мой лучший друг знал это.
– Она послушает. Если ты скажешь правильные вещи.
– А это какие?
– Что ты был неправ. Что ты сожалеешь. Что ты сказал ей то, чего не хотел говорить, потому что испугался.
– Господи. Могу ли я сказать ей это? Для меня не… легко признаться в таких вещах.
– Никому не легко, Грифф. Каждый раз, когда ты подходишь к базе, есть шанс, что ты выбьешь мяч. Но также есть шанс, что ты выбьешь его за пределы поля. Не упусти его, даже не замахнувшись.
Я выдохнул, мои плечи опустились.
– Рискни, парень. – Голос Коула затих. Его голубые глаза были напряженными. – Знаешь ли ты, как тебе повезло? Как сильно ты будешь жалеть о том, что ничего не сделал, когда мог бы получить все? Просто… рискни.
Он оставил меня стоять на месте и пошел ужинать со своей семьей, а я пошел домой один, чтобы поесть в одиночестве.
Позже той ночью я лежал без сна и думал о том, что сказал Коул. Был ли он прав? Неужели я все испортил? Буду ли я жалеть о том, что даже не попытался наладить отношения с Блэр?
Может, и пожалею. Одиночество не было той мазью на ране, на которую я надеялся. Я слишком сильно скучал по Блэр. Я попробовал, какой может быть жизнь с ней, и теперь, когда ее не стало, это было похоже на бесконечные дождливые дни, тянущиеся передо мной без всякого шанса на солнце. Вещи, от которых я раньше получал удовольствие, – даже бейсбол – потеряли свой блеск.
Я думал о той близости, которая была у меня с Блэр. Это не было похоже ни на что, что я когда-либо испытывал раньше. С ней мне было так легко делиться тем, чем я никогда ни с кем не делился. С ней мне было так легко быть самим собой. Она заставила меня захотеть стать лучшей версией себя. Более терпеливой. Менее сердитой. Больше надежды. Меньше горечи.
Она заставила меня ослабить вожжи и открыть себя для новых возможностей – другого будущего.
Я не хотел этой одинокой жизни для себя. Я хотел есть еду, которую она готовила, и мыть за ней посуду, когда она заканчивала. Я хотел обнимать ее во время грозы и говорить ей, что все будет хорошо. Я хотел слышать, как она щебечет, как малиновка, по утрам и рассказывает грязные истории по ночам. Я хотел признать, что был неправ, разрушить свои стены и построить что-то новое с ней рядом.
Но был ли я готов к переменам, которые она принесет?
Я уставился в темноте на потолок, как будто ответ был написан там, и к утру я смогу его увидеть.
– Подожди, Блэр была здесь? Сегодня?
В панике я оглядел недавно отремонтированную комнату ожидания гаража, как будто мог пропустить ее в толпе. Все утро я рассеянно улыбался людям, которые толпились вокруг, пожимал руки старым и новым клиентам, выслушивал комплименты по поводу нового внешнего вида. Но меня полностью занимали мысли о Блэр. «Она должна быть здесь, – продолжал думать я. – Без нее здесь как-то не по себе».
Мероприятие имело огромный успех, насколько я мог судить. С того момента, как мы открыли двери, у нас был постоянный поток людей. У паба «Бульдог» была небольшая стойка на тротуаре, где подавали сэндвичи и картофель фри, а мой «Шевроле-55» был припаркован у обочины, и дети могли забраться на заднее сиденье или сесть за руль и сфотографироваться. Новый логотип, который сделала Лола, был нарисован на боку грузовика свежей белой краской, и каждый раз, когда я смотрел на него, мне хотелось, чтобы Блэр увидела, как здорово он получился, ведь это была ее идея.
Все было ее идеей.
«Она должна быть здесь. Без нее здесь все не так».
– Когда она была здесь? – потребовал я ответа.
– Не здесь, в гараже, – сказала мама. – Она пришла сегодня утром, чтобы занести пироги и торт. Только посмотрите на этих красавцев. – Она указала жестом на шесть яблочных пирогов, которые действительно выглядели восхитительно. – Как будто Бетти Френкель восстала из могилы. Подумать только, рецепт все это время был у Чарли!
– Я не понимаю, – сказал я, заботясь не столько о самих пирогах, сколько о женщине, которая их испекла. – Блэр испекла их?
– Конечно, она испекла. И торт тоже.
Я посмотрела на торт – большой прямоугольный торт, покрытый небесно-голубой глазурью и украшенный старинным красным грузовиком «Шевроле» с нашим новым логотипом на боку. Я подумал, что мама заказала его в пекарне или что-то в этом роде.
– Так это Блэр испекла этот торт?
– Да. Твоя сестра может рассказать тебе всю историю. Она ездила навестить Блэр в четверг.
– Но ты видела ее сегодня утром? – спросил я, следуя за мамой в комнату отдыха, где она взяла еще пластиковые стаканчики для кофе.
– Конечно, я видела ее.
Взволнованный, я потащил маму обратно к выходу, где она складывала стаканчики на стол. Через открытую дверь проникала музыка, которую исполняла на соседней улице местная группа.
– Почему ты мне ничего не сказала?
Она посмотрела на меня.
– Теперь ты хочешь поговорить о Блэр? После почти двух недель, в течение которых ты говорил мне не лезть не в свое дело?
– Да. Теперь я хочу поговорить о ней.
Мать повернулась ко мне лицом и скрестила руки на груди.
– Что ты хочешь знать?
Я перенес вес с ноги на ногу, взволнованный. Я чувствовал себя так, словно под моей кожей спрятался рой пчел.
– Как она выглядела?
– Прекрасно.
– Она… она выглядела нормально?
– Она выглядела хорошо. Мы недолго общались, потому что она торопилась вернуться на север к своей работе.
– Ей там нравится?
– Она сказала, что ей нравится.
У меня защемило в груди. Может быть, она даже не скучала по мне. Может быть, она так любила свою новую жизнь, что даже не задумывалась обо мне. Может быть, она даже уже встретила кого-то.
От этой мысли мне стало плохо. Как я мог позволить ей уйти?
– Она спрашивала обо мне?
Моя мать насупилась.
– Нет, не спрашивала. И я не виню ее. После того, что Ланетт рассказала мне о том, как ты отправил ее собирать вещи, я бы тоже не стала спрашивать о тебе!
Я нахмурился. Ланетт должна мне двадцать баксов.
– Знаешь, вся эта забота о Блэр была бы кстати до ее отъезда, – огрызнулась моя мама. – О, я вижу, какой ты задумчивый и несчастный без нее, и это полностью твоя вина. Мне тебя не жалко! – Она повернулась, чтобы поприветствовать старого друга семьи, а я вышел на улицу в поисках сестры. Заметив ее у грузовика, я ворвался туда и схватил ее за локоть.
– Что за черт? – спросила Шайенн, когда я потащил ее немного вверх по тротуару, подальше от толпы.
– Мама сказала, что ты видела Блэр в четверг.
Она вырвала свою руку у меня.
– Да, и что?
– Так она сказала что-нибудь обо мне?
Моя сестра пожала плечами.
– Возможно, говорила. Я точно не помню.
Я едва мог сохранить самообладание.
– Хватит нести чушь, Шайенн. Она что-то сказала или нет?
– Почему ты хочешь это знать? Я думала, ты решил, что без нее тебе будет лучше.
– Слушай, возможно, я ошибся, ясно? – Я провел рукой по волосам. – Я… Я думаю о многом.
Брови Шайенн поднялись.
– Не делай себе больно.
– Не могла бы ты просто дать мне передышку, пожалуйста? Я в полном расстройстве, Шайенн. Я не могу перестать думать о ней. Я не могу спать. Ничего хорошего или даже приятного не чувствую. Я не могу сосредоточиться на работе. Я даже не рад игре.
– Вау. Это серьезно.
– Это то, что я говорю. – Я потер лицо обеими руками. – Так не могла бы ты просто помочь мне? Она что-нибудь сказала?
Моя сестра смирилась и тихо произнесла:
– Конечно, сказала, Гриффин. Она влюблена в тебя.