Смотрит прямо в душу, и в глазах вопрос: «Доволен?»
Гашу экран, выхожу из комнаты и скатываюсь кубарем по лестнице вниз.
— Куда?! — рявкает налетевший на меня отец.
— Домой.
— Макс!..
Агрессивно оскалившись, толкает меня к стене и упирается руками в мои плечи. Я делаю выпад вперед и, скинув с себя его руки, рычу:
— Я. Домой.
— Здесь твоя невеста!
— Она еще не жена!
Тяжело привалившись спиной к декоративной каменной кладке, отец проводит ладонью по уставшему лицу.
— Я делаю все, что ты хочешь, — шиплю я, — тебе мало?
— Если ты все испортишь, я тебя уничтожу, — говорит тихо, не отнимая рук от лица.
— Тебе мало?! — повторяю, наклоняясь к нему, — сейчас я хочу поехать домой, чтобы выспаться и побыть одному.
— Поедешь к своей девке? Хочешь, чтобы у нее неприятности были?..
— Нет никакой девки! Я, блядь, просто устал!..
— Если я узнаю…
— Если я узнаю, что ты к ней сунулся, можешь смело усыновлять Степана.
Глава 31
На следующий день после теста, я проснулась от того, что меня тошнит. Словно мой организм только и ждал официального подтверждения своего нового статуса, чтобы познакомить меня со всеми прелестями беременности.
Я беременна!
Осознание и принятие отчаянно борются с паникой и ужасом. А ребенок Данилова, устроившись в моем животе, изматывает меня токсикозом.
Мне постоянно хочется плакать и спать, и совершенно не хочется есть в первой половине дня.
Но зато вечером… я съедаю двойную порцию ужина и потом перед сном, когда девчонки засыпают, пробираюсь на кухню. Чтобы сделать себе два бутерброда.
— Лиза, ты хочешь добавки? — спрашиваю, оглядываясь через плечо.
— Нет, — отмахивается от меня и, припав грудью к столу, обращается к Насте, — она реально странная, за весь вечер может и слова мне не сказать…
— Себе на уме, — поддакивает она.
— Да — да…
У нас новая соседка, и девчонки от нее не в восторге. Теперь Лиза вынуждена делить комнату, которую до этого считала только своей, с молчаливой незнакомкой, плевавшей на ее порядки.
— Я думала, нас должны были поставить в известность, что подселяют еще одну квартирантку.
Выложив в свою тарелку остатки риса и котлету, возвращаюсь за стол.
— Кто должен был поставить тебя в известность? — интересуюсь с улыбкой, — вспомни, когда мы искали квартиру, хозяйка сразу сказала, что планирует поселить здесь четверых.
— То есть, у нас спрашивать вообще не надо было? — вскидывается Лиза.
— Тшш… — одергивает ее Настя, кивая в сторону комнаты, в которой прячется наша новая соседка, — услышит…
— И пусть слышит!..
— Купишь свою квартиру и будешь сама решать, кому с тобой жить, а кому нет, — отрезаю я, демонстративно утыкаясь в телефон.
Ну, правда, достали!.. Последние дни только и говорят, что об этой Кристине. То молоко не на ту полку в холодильнике поставила, то трусы сушиться не туда повесила, то посмотрела не так. А по факту она ничего не сделала, чтобы заслужить такое обращение.
Да, неулыбчива и немногословна. Неохотно идет на контакт и все делает по-своему. Но разве это можно ставить ей в вину?
Надувшись, Лиза встает из-за стола и, быстро помыв за собой посуду, уходит в ванную принять душ. Настя тоже больше со мной не заговаривает и вскоре скрывается в нашей с ней комнате.
Я остаюсь один на один со своей тоской, которая, воспользовавшись моим одиночеством, снова вгрызается в горло.
Привычно растерев шею ладонью, открываю в телефоне контакты и смотрю имя Макса в них.
Надо позвонить и сообщить, но я уже вторую неделю не могу решиться сделать это. Я боюсь, что его реакция добьет меня.
Зарывшись пальцами в волосы, царапаю кожу головы. По телу идет озноб.
Позвонить?.. Прямо сейчас?..
Рано или поздно все равно нужно будет — почему не сегодня?..
Господи, да этот монолог я веду с собой ежедневно, и сдуваюсь в последнюю минуту, каждый раз перенося разговор на завтра.
Хватит, устала от неопределенности!
Убрав за собой после ужина, тихо, стараясь не привлекать ненужного внимания, одеваюсь в прихожей в куртку и ботинки и выскальзываю за дверь.
На улице настоящий мороз, пахнет снегом и скорой зимой. Выдохнув клубок пара, вынимаю из кармана телефон и нажимаю на зеленую кнопку.
Слышу несколько коротких гудков, и вызов сам сбрасывается.
Застыв, некоторое время смотрю на экран телефона, и повторяю попытку.
Два коротких сигнала и… тишина.
Да, ну… Заблокировал?!
Макс, ты больной?!
Продолжая гипнотизировать взглядом список имен в моем телефоне, хрипло смеюсь.
Больной ублюдок!.. Ненормальный!..
Тихий смех переходит в истеричный хохот. Задрав голову к черному ненастному небу, я смеюсь до слез.
Он, что думает, я навязываться стала бы?! Писала бы слезливые эсемески и слала свои фоточки?.. Он так плохо меня знает?!
Боже…
Боже мой, какой он дурак!
Уронив голову, слизываю с губ соленые слезы.
А затем, яростно растерев лицо, разворачиваюсь и решительно шагаю к дому.
Я должна беречь себя. Мое здоровье залог здоровья моего малыша. Кроме меня никто о нем не позаботится.
Захожу в квартиру, тихо раздеваюсь и иду в ванную. Берусь за ручку, но дверь в этот момент открывается, и я нос к носу сталкиваюсь с нашей новенькой Кристиной.
— Напугала! — выпаливаю, хватаясь за сердце.
Отхожу в сторону, чтобы она могла выйти и ловлю на себе ее внимательный взгляд.
Улыбаюсь. Крис даже не пытается ответить тем же, но в глазах ее мелькает что-то похожее на жалость.
А вот этого не надо… Ни жалости, ни сочувствия, ни сострадания. Я к тебе не лезу, и ты меня не трогай.
Закрывшись изнутри, смотрю на себя в зеркало. Конечно, она поняла, что я ревела. Это видно по покрасневшим глазам и воспаленной коже щек. Надеюсь, блондинка не из болтливых — не станет выяснять у девчонок причину моих слез.
Нет, на нее не похоже.
Открыв холодную воду, тщательно умываю лицо и чищу зубы. Затем, сняв с сушилки пижаму, переодеваюсь и направляюсь в нашу с Настей комнату.
— Это ты на улицу ходила? — шепчет, вылезая из-под одеяла.
— Спи.
— Зачем?.. Олигарх приезжал? Вы же расстались…
— Спи, Настя!..
— Пф-ф… Что у тебя происходит? Ты какая-то странная в последнее время.
Залезаю в холодную постель и отворачиваюсь к стене. Закрыв глаза, кладу ладонь на низ живота.
Оттуда идет странное тепло, и в горле снова вырастает шип.
Твой папаша конченный придурок… Надеюсь, от него ты унаследуешь только гениталии.
Да, пусть это будет мальчик. Мой сын…
Выкатившаяся из уголка глаза горячая слеза, проделывает дорожку по виску и впитывается в подушку. Закусив обе губы изнутри, делаю продолжительный вдох.
Переживем… Как-нибудь справимся.
А Макс… Не моя вина, что он останется в неведении. Он сам отгородился от этой правды.
Засыпаю, но сплю очень плохо. Сон поверхностный, прерывистый, наполненный жуткими кадрами.
Я вижу Данилова. Холодно усмехаясь, он идет мимо меня с другой девицей. Потом мне снится, что она сидит у него на коленях, зарывшись пальцами в его черных волосах, страстно целует в губы. А он трогает ее задницу и смотрит при этом на меня.
В три ночи я просыпаюсь, в темноте шастаю по квартире, потом долго ворочаюсь и засыпаю только под утро, чтобы снова увидеть его с другой.
Просыпаюсь поздно, поняв, что проспала первую пару, лежу неподвижно под одеялом еще полчаса, и еле дожидаюсь, когда все уйдут из дома.
Едва за Лизой закрывается дверь, как я подрываюсь с кровати и несусь в туалет, чтобы опорожнить желудок.
Ополоснув рот и лицо, поднимаю глаза к зеркалу и криво усмехаюсь:
— Доброе утро, малыш.
Глава 32
Максим
— Максим, сможешь забрать меня? — раздается в динамике приглушенный голос Стефы.
— Из больницы?
— Да.
— Заберу… минут сорок подождешь?
— Конечно.
На ходу ориентируясь, как перестроить маршрут, включаю правый поворотник и резко меняю полосу. Олссону неожиданно стало хуже. Желудок отказался принимать пищу, и его на пару дней перевели на внутривенное питание. Юристы работали день и ночь, чтобы подготовить документы к передаче всей собственности Оллсона его дочери. Эти два дня мы с отцом не спали. Стефа не отходила от отца ни на минуту.
Потом кризис миновал, и его срочно стали готовить к новому курсу химиотерапии.
Остановившись на светофоре, выдерживаю всего несколько секунд, и скашиваю взгляд влево, туда, где в трех кварталах отсюда, находится кулинарный техникум, в котором учится Дженни. Все связанное с ней… с нами из той области действительности, от которой я закрыл себя стеклянным куполом. Но это настолько хрупкая защита, что стекло уже начинает давать трещины.
Я не могу стереть ее из памяти. Не стирается, блядь!.. Тоска душит воспоминаниями и грызет… грызет…
Загорается зеленый, и я, подавшись порыву, щелкаю левым поворотником и в последний момент ухожу в соседний ряд. Визг шин и звук клаксонов оглушают. Мужик из поравнявшейся со мной машины что-то орет в открытое окно. Я, в надежде, что он умеет читать по губам, посылаю его на хер.
Небольшой крюк, минут пять — десять лишнего времени. Стефа подождет.
Повернув на перекрестке, держусь левой обочины и снижаю скорость до минимума.
Зачем?.. Даже не собираюсь искать ответа на этот вопрос. Еще одна трещина на моем куполе.
На площадке перед техникумом столпотворение. Видимо, закончились лекции, и студенты гурьбой вывалили на улицу.
Стук разогнавшегося сердца отдается шумом в ушах.
С запозданием понимаю, какой дебил. Если она здесь, и если она заметит…
Додумать не успеваю, потому что в этот момент грудную клетку простреливает насквозь. От боли темнеет в глазах, но я все равно ее вижу. Спрятав руки в карманах куртки и низко опустив голову, она идет по тротуару в сторону остановки с какой-то девчонкой. Вдруг, остановившись, оборачивается и смотрит на кого-то позади себя. Не на меня, но я четко ощущаю на себе этот взгляд. Завязавшиеся в узел кишки не дают вдохнуть.