Но логика борьбы требовала одного решения — беспощадного подавления изменников, шпионов, контрреволюционеров. Когда английский и французский послы явились в Архангельске к Кедрову с просьбой о помиловании изменника: „Он-де перешел не к врагам России, а к ее союзникам“, — Кедров решительно отвел вмешательство союзных дипломатов: почему господ послов интересует судьба изменника, а не судьба членов Исполнительного Комитета и мирных граждан Кеми, которых расстреляли англичане?
Большевики принципиально всегда признавали допустимость массового террора, если этого требовали интересы революции. В январе 1918 года Ленин написал статью „Плеханов о терроре“. Он напоминал слова Плеханова на II съезде РСДРП: „…если бы ради успеха революции потребовалось временно ограничить действия того или другого демократического принципа, то перед таким ограничением преступно было бы останавливаться… Salus revolutionis suprema lex“ [104] (благо революции — высший закон). Так говорил Плеханов в 1903 году. „Польза революции“ требует теперь, — продолжал Ленин, — суровой борьбы против саботажников, организаторов юнкерских восстаний, газет, живущих на содержании у банкиров. Когда Советская власть вступает на путь этой борьбы, господа „социалисты“ из лагеря меньшевиков и эсеров со всех крыш кричат о недопустимости гражданской войны и террора» [105]. Однако, говоря о терроре в этот момент, Ленин еще не включал в него применение смертной казни против врагов революции.
Вводя в начале сентября 1918 года смертную казнь, массовый красный террор против врагов революции, партия отдавала себе отчет в том, каким острым оружием он является, как часто в истории это средство борьбы с контрреволюцией в руках революционеров превращалось в свою противоположность. Коллонтай писала в начале октября 1918 года в «Правде» о настроениях рабочих в Орехово-Зуеве: «Выстрел на заводе Михельсона был своего рода сигналом: он заставил рабочих насторожиться, понять, как близка опасность, и сомкнуть спешно ряды свои…
Спрашивают мое мнение о красном терроре. Признают, вслед за мной, что это обоюдоострое оружие, опасное. Действует скверно на психологию… Кровь, она липкая, от крови голова кружится…»
Красный террор нанес сокрушительный удар по контрреволюции, дал возможность разгромить ряд крупных белогвардейских заговоров, ликвидировать многие шпионские гнезда, пресекать саботаж и спекуляцию.
Вместе с тем в ходе его проведения были допущены искажения политики партии и ошибки, особенно местными органами ЧК. Были случаи необоснованных арестов, взятия заложниками офицеров и специалистов, честно служивших Советскому государству.
Свердлов считал особенно недопустимой атмосферу подозрительности, созданную в некоторых советских учреждениях. Заменяя собой классовую бдительность, взаимное недоверие расползалось и проникало в среду самих революционеров, что вызывало решительный протест Якова Михайловича. «…Будучи суров к врагам, он с возмущением говорил об излишней подозрительности отдельных товарищей, пытавшихся за каждым промахом, за любой ошибкой, всегда возможной в работе, усмотреть чуть ли не измену или предательство. — рассказывает Клавдия Тимофеевна. — Нет ничего хуже, говорил Яков Михайлович, чем подмена бдительности подозрительностью, особенно когда речь идет о людях из пашей среды, о членах единой великой семьи, какой является наша партия».
Новая обстановка, возникшая в результате поворота среднего крестьянства и вообще среднего слоя к укреплению союза с рабочим классом, требовала изменения тактики диктатуры пролетариата. Этого требовало также общее укрепление всей советской системы, складывание ее революционного законодательства.
Едва поправившись после ранения, Ленин пишет тезисы о точном соблюдении законов. «Законность должна быть повышена (или строжайше соблюдаема), ибо основы законов РСФСР установлены», — отмечено в тезисах[106]. Вместе с тем Ленин в этих же тезисах допускал, что в условиях войны экстренные меры борьбы с контрреволюцией не должны ограничиваться законами, могут выходить за пределы законов, при условии точного и формального заявления об этом соответствующего советского учреждения.
2 октября 1918 года ЦК партии специально обсуждал вопрос о работе ВЧК и принял решение о необходимости подготовить проект положения о ЧК. Подготовка проекта была поручена Дзержинскому.
В ходе подготовки проекта в партийной и советской печати развернулась дискуссия о задачах и функциях Чрезвычайных комиссий и их месте в системе диктатуры пролетариата. Дискуссия приняла острый характер.
В «Правде» была опубликована статья одного из старейших деятелей большевистской партии, большого друга Якова Михайловича — Ольминского. Михаил Степанович подверг резкой критике орган Чрезвычайной комиссии — «Еженедельник ЧК». Авторы ряда статей «Еженедельника» стремились доказать, что ЧК стоит над Советами. Ольминский показал несостоятельность подобных утверждений и подчеркнул необходимость партийного контроля над деятельностью ЧК. «Работа Чрезвычайных комиссий, — писал Ольминский, — в высшей степени ответственна и требует от работников величайшей выдержанности во всех отношениях». За статьей Ольминского в «Правде» и «Известиях» появились и другие, авторы которых говорили о необходимости подчинения ВЧК Народному комиссариату внутренних дел, ликвидации уездных ЧК, передачи права вынесения приговоров судебным органам (революционным трибуналам), укрепления состава работников ЧК и освобождения их от случайных непролетарских элементов.
Руководящие работники ВЧК — Я. X. Петерс, Г. Шкловский, В. В. Фомин, М. Я Лацис — подчеркивали необходимость централизации всей работы Чрезвычайных комиссий, непосредственного подчинения ЧК Совету Народных Комиссаров, соглашались с необходимостью контроля работы ЧК со стороны Коммунистической партии и высших органов Советской власти. В то же время в их статьях содержались утверждения, что Чрезвычайные комиссии — единственные боевые пролетарские органы, проводящие в жизнь диктатуру пролетариата.
Народный комиссар внутренних дел Г. И. Петровский, его заместитель В. А. Тихомирнов подвергли критике авторов и редакторов «Еженедельника ЧК» за фактическое отрицание ими революционной законности, регулирующей деятельность ЧК, за утверждение невозможности соблюдать конституционные гарантии граждан в условиях острой борьбы с контрреволюцией. В противоположность этому работники НКВД считали, что соблюдение конституционных гарантий граждан — непременное условие успешной борьбы с контрреволюцией.
Особенно резкую критику и протесты вызвала статья работников уездной ЧК из Нолинска — городка Вятской губернии. Статья носила крикливое название «Нельзя миндальничать». Возомнившие себя уездными Маратами, авторы из Нолинска обвиняли ВЧК в либеральничании и требовали применения методов физического воздействия по отношению к арестованным.
Свердлову была глубоко чужда и отвратительна эта псевдореволюционность «трибунов» из Нолинска, которые, не имея ни пролетарской закалки, ни ясного революционного сознания, видели в «изощренных пытках» средство борьбы с контрреволюцией. Чистота и открытость характера Свердлова, высокое чувство социальной справедливости были в основе его твердости и непреклонности в борьбе с врагами. Это о нем писал Луначарский: «Лед-человек, алмаз-человек… И в этическом его облике была та же кристалличность, до прозрачности. В нем отсутствовали и холодная колючесть, и личное честолюбие, и какие-либо личные расчеты».
Экстремисты, подобные «революционерам» из Нолинска, вызывали у Свердлова чувство гадливого презрения, он видел в них прежде всего карьеристов. Для него, прямого и рыцарски непреклонного большевика, разглагольствования этих людей о «белых перчатках» служили только свидетельством их непонимания подлинных задач революции. Пролетарская цель могла быть достигнута только пролетарскими методами борьбы, а не методами «революционаризма». от которого всегда один шаг к анархизму и контрреволюции.
Все эти вопросы явились предметом специального рассмотрения в ЦК 25 октября 1918 года. Центральный Комитет назначил комиссию для политической ревизии деятельности ВЧК и ее местных органов. Вместе с тем он обязал ЧК не ослаблять борьбы с контрреволюцией.
В этот же день Свердлов собрал заседание Президиума ВЦИКа, на котором были приняты два важных государственных акта. В первом из них назначалась комиссия в составе Курского, Сталина и Каменева для детального ознакомления с деятельностью ВЧК и ее отделов. Вместе с тем, говорилось в этом акте, в целях урегулирования деятельности как центральной, так и местных Чрезвычайных комиссий, а равно их взаимоотношений с другими советскими учреждениями Президиум назначает комиссию по выработке «Положения о Чрезвычайных комиссиях». Комиссия назначалась из представителей Комиссариата юстиции, Комиссариата внутренних дел, Всероссийской чрезвычайной комиссии, Московского Совета под председательством Свердлова.
Второй акт, принятый Президиумом, был специально посвящен нолинской статье «Нельзя миндальничать»: «Высказанные в ней мысли о борьбе с контрреволюцией находятся в грубом противоречии с политикой и задачами Советской власти. Прибегая по необходимости к самым решительным мерам борьбы с контрреволюционным движением, помня, что борьба с контрреволюцией приняла формы открытой вооруженной борьбы, в которой пролетариат и беднейшее крестьянство не могут отказаться от мер террора, Советская власть отвергает в основе как недостойные, вредные и противоречащие интересам борьбы за коммунизм меры, отстаиваемые в указанной статье.
Президиум Центрального Исполнительного Комитета самым резким образом осуждает как авторов статьи, так и редакторов „Еженедельника Всероссийской Чрезвычайной Комиссии“, поместивших эту статью и снабдивших ее примечанием»[107]