— У-у, разбегаемся, всё руководство пожаловало, — водитель кары, увлеченно крутивший гантели, первым демонстрирует завидную прыть и оседлав свой пепелац, сматывается подальше от начальства. Оглядываюсь, через цех идёт директор и свита в три человека.
— Кузьмич, а кто с директором?
— Парторг, профком и зам по производству, — затвердев лицом, отвечает Силантьев, — Неудачно я со звонком попал, они как раз все у директора в кабинете были. Теперь разведут говорильню…
— Да вроде не перед кем, — оглядевшись вокруг, успокаиваю я его. Мы вдвоём остались. Народ, состроив сосредоточенные лица, уже разбежался, кто куда.
— Показывайте, что вы тут наизобретали, — потирает директор полные руки.
— К сожалению, ничего не изобрели. Всё уже до нас изобретено. По всему миру что-то подобное делают, поэтому слава «изобретателей велосипедов» нам ни к чему, — улыбаюсь я, — Мы только размеры примерные вымерили, а потом под раскрой трубы их подкорректировали, чтобы в обрезки меньше уходило.
Профкомовец, как сорока, ухватил самое блестящее — сверкающие никелем гантели.
— Вот, — машет он ими перед собой, — Вон они подарки наши будут! И гостям, и передовикам теперь своё дарить будем.
Парторг что-то считает, загибая пальцы.
— Восемь. Двух не хватает. Восемь не звучит, а вот десять… — он прикрывает глаза и выдаёт, — В соответствии с решениями партии и правительства наш завод в кратчайшие сроки разработал и подготовил к внедрению десять новых образцов товаров народного потребления, призванных улучшить и разнообразить жизнь советского человека.
Во, жжёт! Это он, видимо, свой победный рапорт на верх уже сочиняет.
— Ещё два сделаете? — улыбается Михаил Анатольевич, глядя на примлевшего парторга. Он переводит взгляд на Силантьева, тот поворачивает голову на меня.
— Шведскую стенку для дома и детские гантели, на килограмм и очень яркие, — предлагаю я, подумав. Силантьев одобрительно хмыкает.
— Завтра обоих приказом отмечу, — важно кивает директор.
— А мастеров, которые делали? — не выдерживаю я.
— А список рабочих составит Силантьев. Ибо иерархия власти есть и должна быть, — вздевает директор вверх толстый палец-сосиску.
Вот нет бы мне промолчать. Вылез и получил щелчок по носу. Справедливый и заслуженный. Ладно, переживу. Зато дал возможность директору что-то умное сказать.
— В конце месяца в Доме техники будет областная выставка товаров народного потребления. Мы завтра тоже подадим заявку на участие. Будешь там наш завод представлять, — палец упирается в меня. Похоже, это приказ и обсуждать со мной его никто не собирается. Выпучиваю глаза, как кот, который гадит, и согласно киваю. Придётся посидеть пару дней у стенда. Ссориться с руководством завода в мои планы не входит. Директору моя пантомима нравится. Он довольно улыбается и важно идёт на выход. За ним, в кильватер, пристраиваются остальные.
— Чай будешь? — отмирает Кузьмич, глядя на двери, через которые ушло руководство, — Пошли, у меня Три слона есть и конфеты шоколадные.
Вечер свободен. Звоню друзьям из телефона-автомата.
— Паха, ты свою фотку в Комсомолке видел? — от Витиного вопроса леденеет затылок. Узнаю, что Комсомольская правда перепечатала статью из Уральского рабочего. Успеваю услышать, что оба моих друга сегодня приглашены на день рождения их сокурсника из УПИ. Вылетаю из будки и бегу к автобусной остановке. Там есть газетный киоск.
Устраиваюсь на лавке и ищу статью. Вот она, на третьей странице. Статья перепечатана полностью, от себя Комсомолка добавила:
— «Мы обсудили свердловскую инициативу с видными деятелями культуры и спорта. Вот что сказал Николай Николаевич Озеров, известный спортивный комментатор, народный артист РСФСР, заслуженный мастер спорта СССР:
— Вопрос с качественными товарами для спорта очень своевременный и архиважный. Мы знаем, насколько сильны наши спортсмены, но не всегда им удаётся полностью реализовать свой потенциал. Современный спорт — это квинтэссенция не только личных качеств спортсмена и большая тренерская работа, но и его снаряжение всем необходимым, причём высочайшего уровня. Все мы помним, как досадно ломались клюшки у наших хоккеистов, как мы оставались без медалей, когда наши лыжники оказались не готовы к переходу на пластиковые лыжи. Вопросов назрело много и их надо решать».
Не побоялся Николай Николаевич, напомнил про клюшки, а ведь когда-то именно за этот репортаж, где он посетовал на отечественные клюшки, которые ломались одна за другой, его обвинили в «пораженческих» настроениях. Дорогой Леонид Ильич лично попросил тогда комментатора «не так эмоционально комментировать». Интересно, почему Комсомолка обратилась к Озерову? Может потому, что он за всю свою жизнь так и не стал коммунистом и более-менее свободен в высказывании мнения. Хотя нет, небольшое замечание про профессиональный спорт он «не заметил». Не так уж и свободен…
Немного покорёжила фраза про «свердловскую инициативу». Одного такого «инициатора» я каждый день вижу, в зеркале, когда причёсываюсь.
Еду домой, размышляя по пути, через кого лучше получиться вбросить идею о шефстве завода над спортивным интернатом. Наверно парторг мне больше всех подходит. Уж он найдёт, как это правильно подать «в свете решений партии и правительства».
Дома меня ждёт мама и картофельное пюре с котлетами. Кастрюля с пюре заботливо укутана в полотенце. Котлеты на чугунной сковороде ещё пышут жаром.
— Сосед сверху заходил, тебя искал, — мать сидит напротив, по-бабьи подперев щеку ладошкой, и смотрит, как я ем. Она уже и всплакнуть успела, когда я деньги отдал и объяснил, за что получены. Отца ещё нет, они что-то важное третий день сдают. Он допоздна на работе.
Переодеваюсь в рабочее и иду в гаражи.
— Дядь Петь, привет, — кричу в приоткрытую дверь соседнего со мной гаража. В ответ слышится грохот металлического листа.
— Чего орёшь под руку. Напугал, млин, — Пётр выходит из гаража, являя собой изумительный типаж индейца. Весь словно присыпан пудрой, оранжевой. Куда нам, бледнолицым, до него. Не могу удержаться от смеха. В открытую дверь вижу край оранжевого багажника. Становится понятным необычный окрас моего напарника. Это он деталь к покраске шкурил, вот и превратился в большой апельсин.
— Это чей такой? — показываю я на багажник. Судя по форме, он от Москвича 412.
— У Тимохина сын из армии пришёл, вот и решил ему папа машину отдать, а он под перила задом заехал, когда разворачивался. Старший-то Тимохин вот-вот Жигули себе купит. У него очередь подошла на заводе.
— Колька, Рыжий? Подожди, он же только в ноябре должен дембельнуться.
— Комиссовали. Говорят, на учениях под БТР попал, ногу поломало. Теперь хромает.
Рыжий Колька, или Лис, был до армии знаменит не только в нашем дворе. Цвета своих волос он нисколько не стеснялся, назло всем ходил в невообразимо широких брюках, с клёшем чуть ли не в полметра, сшитых им самим из оранжевого панбархата. За плечами всегда болталась старенькая гитара. Играл он плохо, но восполнял это очень громким исполнением и нечеловеческой самоуверенностью.
Пока красили багажник, я обдумывал одну идею. Не так давно я купил десяток разных конструкторов и завёз их ребятам в интернат. В фойе был кусок стены, на котором, как живые были нарисованы два хоккеиста, на большой скорости рвущиеся к воротам.
— Нравиться? — спросил меня Стас, когда увидел меня рассматривающим замечательно выполненный рисунок.
— Здорово, как будто фотография, — признался я.
— Мы с Юрком перерисовали. Это фотка была в журнале. На весь разворот.
— Да ладно, — не поверил я.
— Наш классный — учитель по рисованию. У него тут знаешь какая мастерская. Он даже на выставки свои картины возит, а в школе кружок по рисованию ведёт. Мы с первого класса там занимаемся. Подожди тут, я сейчас свои альбомы принесу, — Стас умчался по лестнице и через пару минут я с удивлением рассматривал отличные рисунки, выполненные разными способами. Карандашные наброски, акварель, пастель. Основная тематика — спорт, во всех его видах. Улыбнулся, увидев на нескольких рисунках одну и ту же гимнастку в разных купальниках. Стас тогда это заметил и надулся.
Вспомнив про их таланты, я подумал, что с Колей я запросто договорюсь про аэрографию на багажник. Такой эксперимент вполне в его стиле. Надо, чтобы появился живой образец, дальше легче будет. А у парней появится шанс заполучить необычную специальность и возможность зарабатывать, если всё удачно сложится.
Украшательство машин в СССР не развито. Максимум, что можно увидеть — это дополнительные противотуманки, хромированные колпаки на колёса и козырёк на лобовом стекле с надписью Автоспорт.
На обратном пути заскочил к Рыжему. Там — пир горой. Отмечают возвращение сына. Кое-как удалось отказаться от застолья и вытащить Колю на балкон. Объяснил ему задумку, он воспринял её на ура и притащил мне иллюстрацию, вырванную из какой-то книги.
— Вот смотри, если бы нас на учения неожиданно не погнали, то мне бы её на груди выкололи, — поделился он со мной своими дембельскими фантазиями. Хорошая картина. Матёрый лис, встав передними лапами на пригорок, всматривается куда-то вдаль.
Обговариваем детали, и со всех ног лечу домой. Как чувствовал! Только успел зайти — звонит телефон. Олька позвонила. Сама. Первый раз.
Глава 13
Сижу на выставке, жду открытия. В обычных солнечных очках. Сходил я к врачу, которого Натанович нашёл, тот прописал мне капли и посоветовал есть боярышник с мёдом. Капли помогают часа на полтора-два. В помещении с ними можно обходиться обычными солнечными очками. От мёда пока результатов нет, но вкусно.
— Я пойду по стендам пройдусь, — пышненькая хохотушка — секретарь комсомольской организации завода, вызвалась помогать мне на выставке. Киваю, что услышал. Сижу прямо под чеканной эмблемой завода, которую выпросил у профкома для выставки. Её для демонстраций сделали, таскают перед колонной завода, как хоругвь на крестном ходу. В центре стенда у меня выстроена пирамида из сверкающего железа. Четыре десят