Ай-яй-яй, Семенов. Такой опытный бригадир, а что сделал. Халтура же это. Да, вода на пол не течет, а как воздух выпускать?
Клапаны у меня есть. Попросил я принести тазик, подставил его под батарею, взял разводной ключ. Нет, резьба не сорвана, заглушка стала вывинчиваться. Теперь главное — спокойствие. Левой рукой вывинчиваю заглушку, правой вставляю клапан. Полторы секунды из батареи будет выходить воздух, за это время надо успеть вставить клапан. Успел. Горячая вода брызнула, но я уже заворачивал на второй оборот. Отвинтил внутренний винт — нет, идет не воздух, а кипяток. Потрогал батарею рукой — горячая.
— Как снова станет холодной, — говорю хозяйке, — этой железкой поверните винт. Воздух выйдет.
И протягиваю ей самодельный ключик. Я их за полдня штук двадцать в слесарке напилил. А женщина мне десятку протягивает, благодарит. Я ей пятерку сдачи сдал (ту, которую получил в соседней квартире) — не брать же червонец целиком.
До полуночи посетил три этажа, жильцам остальных сказал, чтобы не расстраивались — завтра приду и сделаю все на совесть.
Вышел, закурил — на работе не до сигареты. Из соседнего подъезда Семенов вышел. Постояли, покурили, взяли свои чемоданчики, пошли по домам.
Дмитрий КлещевЭПИГРАММА
Голова
За шефа я статьи писал в журнал,
И все его хвалили:
— Голова!
Не выдержав, я как-то закричал:
— Там все мое! И мысли, и слова!
За что же, братцы, хвалите другого?
— За то, — твердят мне, — хвалим мы его,
Что он нашел осла такого,
Который сел работать за него!
Геннадий ТкачевРАССКАЗ
Психологические аспекты
Неформальный лидер Пашка Селиверстов стоял у подъезда. На нем были меховая безрукавка, а также джинсы, украшенные бархатными латками. Вокруг группировались мальчики с неполным восьмилетним образованием. Смеркалось.
Тяжело ступая, со второго этажа спустилась дворничиха Спиридоновна.
— Опять накидали окурков, — проворчала она. — Ни стыда, ни совести.
— Хо, — лениво бросил Вадька. — Не мешай самоутверждаться.
В окнах зажигались огни. Мимо подъезда пробежала круглая отличница Клава. Она спешила изучать образ Болконского.
— Эй! — крикнул ей вслед Пашка. — Я тебя люблю!
Все засмеялись. Лидер уверенно цементировал свой авторитет. Заявился Стас — как всегда с гитарой. Последним приплелся Жорка, принес «Белое крепкое», ноль семьдесят пять.
Дело было вечером, делать было нечего. Однообразие угнетало.
— У меня с предками психологическая несовместимость, — совсем заскучал Ленька.
— Другая эпоха, хип, — сказал Жорка.
— Чем больше город, тем меньше, престиж родителей, — рассеянно заметил Пашка.
На следующий день он предложил план. Нечто совершенно новое, убедительное, неожиданное.
Длинные волосы перестали быть способом опознавания. Устарело. Джинсы уже не в моде. Где индивидуальность? Нет ее. Поэтому Пашка внес два предложения: постричься, освоить костюмы строгого спортивного покроя.
— Хо, — оживился Вадька, — в этом что-то есть.
Постриглись. Освоили костюмы. Пили «Белое крепкое», ноль семьдесят пять. Смеркалось.
— Вино — медленная смерть, — опять заскучал Ленька.
— А мы не спешим, — возразил ему Стас. — Или я ошибаюсь, шеф?
— Способность к ошибкам предопределяет поиск, — уклончиво ответил Пашка. Он искал выход.
Спустя два дня он снова выдал рецепт. Надо бросить пить.
Решили, постановили. Торжественно разбили о стенку «Белое крепкое». На втором этаже застонала дворничиха Спиридоновна.
Вечер провели в кафе-мороженое.
— Все равно скучно, — канючил Ленька, помешивая соломинкой молочный коктейль.
— Чего-то не хватает, — поддакивали ему Вадька, Жорка и Стас.
Лидер молчал.
Он молчал почти неделю, а затем поделился мыслями. Нужно выкинуть нечто потрясающее. Бесподобное. Например, пойти в филармонию. Это придаст им индивидуальность.
Идею одобрили. Купили билеты. На концерт органной музыки. С последнего ряда на них с удивлением глядела круглая отличница Клава. Ленька спал.
— Я хочу на танцы, — сказал он, проснувшись. — Хочу быть стандартным.
— Поздно, старик, — осадил его Пашка. — Теперь мы связаны одной цепью.
Прошло два месяца. Под предводительством Пашки группа усиленно искала свои отличительные черты. Вадька поступил на работу, учеником токаря. Стаса приняли в техникум, Жорка устроился в ГПТУ. Ленька успешно закончил восьмой класс и перешел в девятый. В школе он подружился с круглой отличницей Клавой.
Как обычно, смеркалось. Поддерживая Клаву под локоть, Ленька возвращался из библиотеки. Тайком от подруги он поглядывал на часы. Родители ждали его к одиннадцати, и ему не хотелось огорчать этих добрых, удивительных людей.
А на другом конце города, в пединституте, шло заседание студенческого научного общества. Слушали доклад: «Психологические аспекты руководства неформальными группами». С докладом выступал студент Павел Селиверстов.
Юлий ЛевитМОРАЛИЗМЫ
Все в долгу у ничтожества, только талант в долгу у всех.
Глупость — как лысина на макушке, всем видно, а обладателю нет.
Анкета — наилучший способ, все узнав о человеке, ничего не узнать о нем.
Единственная причина безнаказанности наших сновидений — отсутствие свидетелей.
Когда этот пепел был сигарой, он тоже не боялся ветра.
Если виновного не находят, его назначают.
Валерий АнищенкоПАРОДИИ
Силки
Я играю напрямки, без правил,
И не раз ты предупреждена:
Я вокруг силки стихов расставил —
Все равно запутаться должна.
Отловлю. Силки стихов мудреных
Я расставлю. И учти одно:
Попадешь — из строк моих плетеных
Выбраться тебе не суждено.
Есть еще в наличии приманка!
Строфы, петли… Книжек дополна.
Я неделю замерзал в землянке,
Но — увы! — не клюнула она.
Лишь прошла, веселая и злая,
Отметая снасти на ходу:
Рифмы, сети, дактили… Не знаю,
Для кого я все это плету?!
Не из доски
Сжимали по ногам тиски тоски,
А я — ты знаешь сам — не из доски.
Стреляли вновь и вновь враги в меня,
А я ведь не бревно и не броня.
Меня хотел разрезать
Дровосек,
А я ведь не сосна,
А человек.
Меня рубил усердный
Лесоруб.
А я ведь не береза
И не дуб.
Палили пушки
Яростно в меня,
А я ведь не бревно
И не броня.
Ковал, кромсал
Безжалостно кузнец,
Но я не сталь,
Не медь и не свинец.
Короче: радость бьет
В мои виски —
Как хорошо,
Что я не из доски!
Судьба-злодейка
И я скажу любому, между прочим:
Как интересно быть разнорабочим,
Бензин возить, весь день прибор носить,
Канавы рыть…
Я шел по скалам, рекам и болотам,
Меня везло, кидало и трясло.
И где я только, братцы, не работал
Любой квалификации назло!
Я рыбу ел ночами на привале,
Шел налегке по тундре вековой.
Мне рыть канавы даже поручали,
Грузить мешки и бегать за водой!
Я жег костры, скитаясь бородатым,
Ломал дрова, врывался в бурелом…
Я и теперь бы вкалывал лопатой,
Когда б не приспособился… пером.
Приметы
Лежит предвестником весенним
Яйцо куриное в гнезде.
Яйцо — вернейшая примета.
Явилось в мае — признак лета.
А появилось в ноябре —
Зима маячит на дворе.
Еще вдобавок я приметил,
Что, если курица того…
Сидит на этом на предмете —
Цыпленок выйдет из него.
Средство
Поэзия — зверство,
вивисекция сердца,
госпитальных ночей
соловьиный наркоз!
Или новое средство
для ращенья волос?
Что поэзия, братцы?
Не находится слов.
Это «Прима-12»
(дихлофос от клопов).
Строкогонное. Крепость
краше всякой муры.
Это новое средство
для мытья головы.
Это насморк жестокий,
риторический жар.
Госпитальные строки.
Носоглотки катар.
Это дело такое,
ноет все и болит,
это зверство сплошное,
это радикулит.
Не пойму, что со мною:
вроде я и тверёз,
а придумал такое,
что по коже мороз.
На асфальте
…И даже что-то рифмовали
Мы на асфальте городов.
Листы бумажные оставьте,
Пишите прямо на столах,
Рифмуйте больше на асфальте,
На стенах зданий, на столбах,
Дерзайте мелом на просторе!
Для выраженья чувств своих
Смелей используйте заборы,
Панели, пни в местах глухих.
На что болотные коряги —
Все зарифмуется сполна.
И вот тогда у нас бумаги
Проблема будет решена.