Бесчисленные звонки в различные объединения бытового обслуживания населения лишь вогнали в тоску:
— В штатах подразделения областного управления бытового обслуживания населения сантехников нет и не предвидится, — привычно ответили «добрые услуги». — Пробить дырки в стене — это мы можем, а с сантехническими работами справляйтесь сами.
К счастью, дядя Федя оказался на месте. Потребовав задаток в 1 рубль 42 копейки, он кинулся в магазин и через пять минут был готов к жаркой работе.
Однако при взгляде на мойку сантехник-любитель ударил кепкой-шестиклинкой по носу сапога.
— Много делов, хозяин! Да еще сварка требуется. Тут надо звать корешей. Установка обойдется в одну бумажку.
Одна бумажка — это пятьдесят рублей. Впрочем, ради нового гарнитура пойдешь на все. Но вот беда: фигура Шкалика не вызывает доверия. Одно дело поручить ему водопроводный кран, совсем другое — изящную дорогую мойку.
Но и тут помогли те же сердобольные соседи, посоветовав:
— Да вы пригласите Эдуарда Львовича. Сделает вмиг и возьмет недорого.
Эдуард Львович относится к новому поколению вольноопределяющейся технической интеллигенции. После окончания института он практикует на дому, используя многочисленные прорехи службы быта.
Эдуард Львович пришел в джинсовом костюме с японским портфелем-дипломатом, трезвый, как стекло, пахнущий духами «Шанель».
— Эту работу я берусь сделать. Угодно нам выплатить мне двадцать пять рублей? Благодарю вас!
И действительно, деловой американизированный Эдуард Львович, обрядившись в аккуратный черный халат, за два часа установил мойку, показал нам, как и что включать. Ушел он по-английски, не попрощавшись.
Подобные бытовые катаклизмы ежедневно потрясают квартиры тысяч люден, взывающих к помощи таинственной секты сантехников, которые как бы существуют и как бы нет. Лопнувшая труба, неисправный сливной бачок, протекающий кран, установка кухонного гарнитура превращаются в форменный кошмар, если под рукой не окажется дяди Феди или Эдуарда Львовича.
Да, Гордиев санузел, к отличие от мифического узла, мечом не разрубишь. Быт требует современного специалиста, который просто так не появится. Его надо готовить. Как, скажем, сталевара, токаря или наладчика автоматизированных систем.
Александр ПичуринБАСНИ, ЭПИГРАММА
Два слова
Явившись на прием к Быку,
Спел Попугай: «Ку-ка-ре-ку!»
Когда ж в курятник заглянул,
«Му-у-у!» — очень важно протянул.
И там и тут — восторгов шквал.
А он лишь те два слова знал…
А вы сумеете скумекать,
Где промычать, где скукарекать?
Подражатель
Осел, копируя повадку львов,
Стал издавать и сам истошный рев.
И преуспел: в пословицу вошла
Не только глупость, но и рев Осла.
Выношенное мнение
Он мнение вынашивать любил.
С начальником не ссорился при этом.
Поскольку это мненье выносил
Обычно из его же кабинета.
Валерий ПавловПАРОДИИ
У Черного моря…
Стоит один,
оставивший моря.
Один! Но мы-то знаем
стороною:
при злой погоде
за его спиною
на взводе тридцать три
богатыря…
Воинственно,
нетрезво, но пристойно
оставив море,
(ну, уж это зря!)
шагали тридцать три
богатыря
и пели песни
громко и нестройно.
Шумел у моря
развеселый хор,
при злой погоде
шибко колобродя.
И были все богатыри
на взводе,
и был хорош
комвзвода Черномор!
Особое измерение
Я — женщина.
И, значит, у меня
На все своя особенная вера.
Всему своя особенная мера —
Длины волос, дыхания и дня.
Я — женщина.
С меня особый спрос.
Я не люблю в природе однозначность.
Души своей ранимую прозрачность
Я измеряю длительностью кос.
Я — поэтесса!
Рифмы для меня —
Как блеск ума на молниях мгновений.
Я измеряю суть стихотворений
Овациями завтрашнего дня.
Я — человек! Жена!
И даже мать!
Дышу, как йог, — вздохну и замираю…
Я частотой дыханья измеряю
Все то, что завтра буду издавать.
Муки творчества
…Снегу нет, и рифмы нет
Спит былая гениальность,
Будто я и не поэт
И талант мой не реальность!
Не могу создать ни строчки,
Будто я и не поэт.
Почему дошел до точки?
Потому, что снега нет.
Снега нет. И то — реальность.
Я сижу как дилетант:
Спят былая гениальность
И померкнувший талант.
В беспробудной дрёме-неге
Тихо тлею, не горю…
Вот навалит много снегу —
Я поэму сотворю!
Борис ЯшинРАССКАЗЫ
Печать круглая…
Мне понадобилась характеристика с места работы, и я пошел к начальнику.
— Понимаешь, некогда мне, — почесал затылок начальник. — Знаешь что, напиши-ка ты ее сам, а я подпишу. Хорошо?
И я пошел писать. Достал из кармана авторучку, положил перед собой лист бумаги. «Характеристика», — написал я и задумался. Что я могу написать о себе? Как я показываю себя? На той неделе побежал раньше положенного на обед, вчера опоздал… Мне дали работу на два дня, а я с ней четыре дня провозился: занят был мыслями о предстоящем свидании… Сегодня не поздоровался со Светланой Елистратовной… Да… Отрицательный тип, и только. А писать нужно. И я написал ровным почерком:
«Товарищ Обмоткин Игорь Петрович работает в институте копировщиком и показал себя недисциплинированным товарищем, к работе относится недобросовестно, от общественной деятельности уклоняется и не здоровается со старшими.
Характеристика дана для предъявления на курсы садоводов».
Дал перепечатать свое творение машинистке и принес к начальнику.
— Написал? Вот и молодец, — сказал начальник, подписывая характеристику.
В школу садоводов я отправился без всякой надежды. «Если меня не будут принимать, — думал я дорогой, — то скажу, что я исправлюсь».
В тесной комнатке за столом сидел респектабельный дядя. Он внимательно посмотрел на меня и взял документы.
— Выписка из трудовой книжки — так, в порядке, справка с места жительства, характеристика — в порядке, — говорил он, просматривая документы, — копия об образовании — в порядке, фотокарточки хорошие. Все в порядке! Считайте, что вы приняты на курсы садоводов, — поднял дядя голову.
— Но у меня характеристика… — пробормотал я.
— Что — характеристика? — насторожился он.
— Не совсем гладенькая.
— Что, подчистки? — спросил дядя и, посмотрев бумагу на свет, улыбнулся: — Нормальная характеристика. Подпись не подделана, печать круглая. Все в порядке, молодой человек.
В общем, я учусь в школе садоводов.
41-й номер
Гардеробщица взяла пальто и, шурша новым голубеньким халатиком с белой окантовкой, унесла его в глубину гардероба. Я улыбнулся, предвкушая легкое опьянение чарующей музыкой гениального композитора. Мимо в приподнятом настроении гуляла театральная общественность.
— Сорок первый, — сказала гардеробщица.
— А номерок? — спросил я.
— Номерка нет — потеряли. После спектакля скажете номер и получите свое пальто.
— А номерок?
— Вы что, простого языка не понимаете! Его потеряли! Понятно?
— Но почему, — спросил я, — вы не можете повесить мое пальто на вешалку с номерком? На сорок второй, к примеру?
— Я вешаю подряд. Сорок первый крючок, по-вашему, должен пустовать?
Гардеробщица взяла пальто у очередного театрала и скрылась между вешалками.
«Между прочим, мое пальто из импортного материала, — думал я, — в ателье «Модница» по знакомству шито под руководством известного закройщика-новатора Вольдемара Шишковского. И терять пальто по беспечности гардеробщицы и моей неосмотрительности никак нельзя. Ну, номер, предположим, я запомню, а если…»
Тут появилась снова гардеробщица и очень удивилась, что я еще не в партере.
— А если кто номерок найдет и мое пальто получит? — продолжаю я разговор с ней так, словно он и не прерывался.
— Не найдет! Я тринадцатый год работаю, и до сих пор сорок первый никто не приносит.
— А вдруг принесут?
— Поблагодарю, а пальто выдам только вам. Будьте спокойны! Слава богу, примелькались.
Вновь забрякал электроколокольчик, и я побрел к зал. Там уже гасли люстры, стихал скрип кресел и слышалась настройка музинструментов. Я достиг своего места, указанного в билете, и минут пять сидел, разглядывая ближайших соседей, в особенности мужчин. Все они были примерно моего роста, и, стало быть, мое пальто им пришлось бы впору. Едва я успел подумать, что это добром не кончится, как бархатистый занавес цвета морской волны раздвинулся, заиграла музыка и все захлопали в ладоши. Чтобы не казаться невежей, я тоже немного похлопал. А на сцену вынесло балерин…