— Так ведь можно же было поездом! Самолетом, наконец!
— Э-э-э, милок, да разве в разгар сезону билет достанешь? Да и денег жаль… А дело срочное. Важное дело! Вот и не вытерпела душа. Переплыла окиян ради торжества справедливости…
— А что? Что случилось? — встревожился Мышкин.
— Неудобно при людях… Ну да ладно, они свои… Ты только не волнуйся, милок, — голос старухи Кошкиной зазвучал торжественно: — Жена твоя, Нина, неверна тебе стала. Так-то… Самолично видела.
— Не может быть, — обмяк Мышкин.
— Может, — подтвердила пенсионерка. — Очень даже может! Как ты уехал, повадился к ней какой-то козел. Бородка клинышком, из себя гладкий, мастью серый. С портфелем пупырчатым. Приходит вечером, уходит утром. Вот и решила я: дай, думаю, упрежу. Глаза-то раскрою! Не чужая, чай…
— Да что вы такое говорите, Василиса Егоровна! — взорвался инженер. — Бородка клинышком, из себя серый? Так это же ее брат Николай из Вологды приехал!
Наступила длинная пауза. С моря повеяло прохладой.
— Брат-то двоюродный? — с надеждой спросила старуха Кошкина.
— Родной. Он давно к нам в командировку собирался.
Пенсионерка обиженно поджала губы:
— Что же это? Выходит, я зря окиян переплыла?
Мышкин развел руками.
— Ладно, — сказал он, — не расстраивайтесь. Завтра же достану билет и отправлю вас домой с комфортом.
— И что это ты, милок, сразу же меня домой выпроваживаешь? — подозрительно спросила старуха и покосилась на Аллу Сергеевну. — А эта цесарка кем тебе доводится?
— Так… просто знакомая… — смешался Мышкин.
— Понятно! — оживилась пенсионерка. — и давно знакомы-то?
— Недавно… Третий день.
— Ну, я, пожалуй, пойду, — Кошкина поспешно напялила резиновую тапочку и зашагала к воде.
— Постойте, — заволновался инженер. — Вы что, обратно поплывете? Это же безумие!..
— Некогда мне тут с вами рассиживаться! — сурово осадила его старуха. — Дело у меня в Ленинграде. Срочное! Поспешать надобно. — И, глубоко вздохнув, она бросилась в морскую пучину.
Вскоре черная точка растаяла в фиолетовой дымке у горизонта.
Информационный голод
С некоторых пор заметил я за собой странную болезнь. Вроде бы точит меня постоянный голод. Но не в смысле желудка, упаси бог, а в смысле печатной продукции. Достаточно мне хоть на миг остаться наедине с собой, как сразу же скучно делается до невозможности, а глаза начинают бегать в поисках печатного слова: что бы еще такое прочесть? И я уверен, что если в такой момент запереть меня в пустой комнате, так я над собой обязательно что-нибудь сделаю! Иной раз так прихватит, что срываешься с рабочего места и мчишься как угорелый до ближайшего газетного киоска. Разворачиваешь газету дрожащими руками: ну как там, в Зимбабве? Или с лохнесским чудовищем как? Начинаешь читать, и вроде сразу отпускает. Вроде сразу облегчение наступает. Вот такие симптомы. К врачу не пойдешь.
Пожаловался я как-то своему приятелю Петьке Медякову, так он меня чуть не на смех поднял:
— Не у одного тебя, — говорит, — такое творится. У меня тоже. И пора бы знать, что называется это по-научному «информационный голод». И ничего зазорного в этой болезни нет, потому что терзает она только культурных и начитанных людей второй половины двадцатого века. Информация — она вроде бы как вода. В любую дырку устремляется. Где пусто — то и заполняет. А потому не жмись втуне, как мещанин, а раскройся весь навстречу информационному потоку и впитывай его, впитывай каждой порой, каждым нейроном: благо их у тебя хватит. Вон какой вымахал!
Ладно, думаю, только мне от твоего объяснения ничуть не легче стало. Гложет, да и только, То ли я информацию, то ли она меня. Словом, кто кого. А главное — аппетит приходит во время еды. Такая жадность проснулась до печатного слова, что солидного еженедельника мне уже едва хватает на каких-то пятнадцать — двадцать минут, а что потом будет, я уже и не знаю. Единственное спасение — это беллетристика. Особенно толстая беллетристика. Сколько я книг за последние годы прочел — это подсчитать невозможно! Потому что читаю повсюду и при любой возможности: в метро, в очереди за ананасами, на рабочем месте, на отчетно-перевыборном собрании, в постели, а также, извините, в туалете. Зрение вконец испортил. Ношу очки. И все мало!
На днях вскакиваю утром, как будто по голове обухом ударили. Стою перед женой, хлопаю глазами, а она с каким-то жалобным отчаянием спрашивает:
— Ну чего тебе еще-то надо? Что ты все ищешь? — и глаза у нее при этом мокрые от слез, и держит она в дрожащих, нервных руках толстенное печатное издание — «Справочник телефонной сети» — и норовит еще раз ударить меня им по голове. — Отвечай, подлец, чей это телефон ты искал до двух ночи?!
— Какой еще телефон? — удивляюсь я, а в голове так и гудит то ли от прочитанного, то ли от ударенного. — Какой телефон? Я думал — это роман…
— Ах, роман! — вскипает жена и в сердцах так швыряет справочник на пол, что, кажется, в нем уже совсем не останется пыли.
— Не порть книгу, — сурово говорю я. — Она содержательная. Правда, персонаж пересыщен, но, в общем, вполне актуально.
— Идиот! — страшным голосом кричит жена. — Тебе уже все равно, что читать! Книги проходят через тебя, как овес сквозь лошадь! С тобой не о чем говорить. Ты опустился. Ты отупел от чтения! — она разражается слезами. — Я не могу больше так жить, Михаил!.. Я ухожу!..
Мне жалко ее.
— Маша, — говорю я. — У кого-то из классиков… Точно не припомню… Да и название позабыл… Так там одна замужняя женщина тоже ушла от мужа к одному офицеру… Как же его звали?.. Не припомню… Вроде бы Вроцкий… Так вот, ушла она к этому самому Вроцкому, и они вдвоем уехали за границу. В Зимбабве, кажется. Только все равно не было ей в жизни счастья, и она, эта бедная женщина, бросилась то ли в озеро Лох-Несс, то ли под скорый поезд. Это ужасно, Маша! Не уходи от меня, пожалуйста!
Вдруг заплаканная жена обвивает мою шею руками и шепчет:
— Бедненький мой! Прости меня, глупую… Читай себе, родненький, на здоровье, что хочешь. Я ведь знаю: ты затем читаешь, чтобы самому не думать. Потому что, если ты начнешь задумываться, это будет намного хуже!
Станислав АшмаринКАРИКАТУРЫ
Василий ХорошильцевЭПИГРАММЫ
Точка зрения
На парящего орла подняв глаза,
Воробьихе воробей сказал:
— Про орла пустые ходят слухи,
Мол, велик… А он не больше
мухи.
Помогла
Снежное расплавив одеяло,
Обнажила каждый куст весна.
И теперь в колхозе легче стало
Отыскать, где плуг, где борона…
Управы нет!
На кухне нового детсада
Для облегчения труда
Все предусмотрено, что надо:
Есть газ природный, есть вода,
Зимой тепло, прохладно летом,
Хороший днем и ночью свет…
Один изъян на кухне этой —
На грызунов управы нет!
Борис МатюнинРАССКАЗЫ
Председатель выходит на уровень…
Конструктора Сапожникова избрали председателем месткома. И вот сейчас он сидел у себя за столом и не знал, хорошо это или плохо.
Позвонил Сергей Иванович и пригласил Сапожникова на беседу. Войдя в большой кабинет, новый общественный деятель так съежился, что почувствовал, каким свободным стал на нем вчера еще тесный костюм. Сергей Иванович указал жестом на стул:
— Присаживайтесь, пожалуйста! Итак, Сапожников, поздравляю! Теперь, дорогой, ты — председатель нашего месткома. Таково, так сказать, мнение коллектива. Я ценю твою природную скромность, и, несмотря на это, мне все же хотелось бы дать тебе некоторые товарищеские советы. Работая с людьми, ты должен… понимаешь, быть увереннее, уметь требовать. Словом, быть председателем на уровне! Я тебя специально пригласил, чтобы провести с тобой небольшую репетицию. Представь на некоторое время, что я не начальник, а просто… отвлеченное лицо. Охарактеризуй мою работу с производственной стороны… Давай, Сапожников!
— Я… гм… то есть вы… нет… то, что вы делаете… Не могу! Не могу я!
Сергей Иванович испытующе смотрел на Сапожникова:
— Смелей, смелей! Главное, не стесняйся! Всякие там сентименты — в сторону!
— Я… это… про вашу работу… могу… не могу…
— Да что же ты, Сапожников! Тверже голос! Смотри собеседнику прямо в глаза!
— Мм… в целом… ваша работа… выглядит очень хорошо… и… э…
— Не захваливай! Это может показаться неправдоподобным! Немного критики!
— Хотя… в целом, конечно, ваша работа и выглядит неплохо, но… однако, например, в принесенном мною вчера проекте… вы не заметили… м… грубой ошибки…
— Молодчина, Сапожников! Вот это другое дело! Продолжай!.. А впрочем, насчет ошибки… Неужели не заметил? Странно…
— Нисколько не странно, Сергей Иванович…
— Отлично, Сапожников, отлично! Неплохо бы еще поострее!
— Последнее время вы часто не замечаете такого рода ошибок… Вы их просто не можете заметить!
— Что?
— Да что там говорить! В своих указаниях вы выглядите просто невеждой!
— Но, но! Нельзя слишком увлекаться! Такие обороты не всегда имеют успех!
— Почему не имеют успеха? Это все знают! Как специалист вы полностью деградировали! Всю работу за вас выполняют другие! Не пытайтесь улыбаться! Все знают, что ваши театральные способности намного выше технических!
— Послушай, Сапожников! Если во взаимоотношениях с подчиненными я допускаю демократию…
— Демократия! Ха-ха! Кто в этом году получил лучшую путевку в санаторий? А? Кто же, интересно?! Вы! Конечно, вы! Для демократии представили справочку, по которой должны были скончаться еще два года назад! А эти ваши великодержавные замашки! Когда захотел — тогда ушел, когда захотел — тогда пришел! Не понравился — уволил! Нет! Этому решительно надо положить конец! Встретимся в месткоме!