Отец, разбиравшийся в технике, спаял звукосниматель, прикрепил его внутрь семиструнной гитары и научил сына нескольким аккордам на ней. Аккорды были романсообразные и не очень напоминали не только «роллингов», но даже и Тома Джонса. Через несколько месяцев одноклассник показал, как играть на шестиструнке. И Володины навыки перешли на новую ступень. Была образована первая в его жизни группа. Из школьной пионерской комнаты стянули два барабана и присобачили их к стыренному с лестничной клетки кашпо для цветов. Бочку заменяло оцинкованное ведро, поставленное вверх дном. После второй репетиции, проходившей у Вовы дома на четвертом этаже, прибежали перепуганные жильцы первого и попросили прекратить безобразия. Пришлось перемещаться во двор. После первых ударов по струнам гитар, подключенных к самодельному усилителю, распахнулись окна женского общежития напротив и высунулись головы заинтересованных барышень. Это был успех! «Мы вовсе не думали завоевывать мир. Нам хотелось того же, что хочется всем тринадцати- четырнадцатилетним пацанам, — женского внимания. И мы вдруг обрели его», — рассказывает Владимир Шахрин.
В 1976 году в 10 «Б» пришел новенький. Пятнадцать суровых лет Вова Бегунов провел в военных городках с пропускным режимом и прочими прелестями гарнизонной жизни. Музыкой увлекся еще там. Сам пытался выпилить гитару, но опытным путем установил, что ДСП — не лучший для нее материал, и выпросил у родителей настоящий инструмент. В восьмом классе Вова играл на нем в школьном ансамбле «Цунами» песни Марка Болана, а потом гитара погибла. Мама поймала сына за курением и в воспитательных целях сломала об него дареный инструмент. Тягу к року это, однако, не отшибло. Когда семья переехала в Свердловск, Бегунов уже был законченным меломаном. «Пришел в школу, — вспоминал он, — а там эти обормоты кудрявые, Шахрин и Денисов, сидят на задней парте, пластинками меняются. У них уже какой-то аппарат был. Стал я с ними играть». Чтобы не путать двух музыкантов, Шахрина в школе стали называть Вованом, а Бегунова — Вовчиком.
Когда все нормальные десятиклассники готовились к экзаменам, друзья сочиняли рок-оперу. Совсем недавно они услышали «Jesus Christ — Superstar», и им хотелось придумать что-нибудь такое же грандиозное. Получился сюжет о красавце шуте, корыстном короле и его дочке, влюбленной в шута, были сшиты костюмы, написана музыка. Шахрин играл роль короля: «Сейчас я понимаю, что это был просто сопливый мюзикл, но нам он казался настоящей рок-оперой. Я помню кусочек своей арии: „Кто выложит тысячу песо, того она будет любить“. Спустя много лет я узнал, что тысяча песо — это сущие копейки. Недорого же я ценил собственную дочь».
Премьера оперы прошла с таким успехом, что до оценок в аттестате никому из музыкантов не было дела. Да и зачем? Всей командой они уже решили поступать в строительный техникум. Там имелась аппаратура — несколько усилителей и кое-какие инструменты. Это и определило выбор согруппников. Кроме того, в техникуме преподавала мама Шахрина, которая знала этих абитуриентов как облупленных. Вступительный экзамен свелся к тихой беседе на семейные темы, после которой Шахрин, Бегунов и Денисов стали студентами.
Главным занятием и в техникуме для них оставалась музыка. Свою группу они назвали «Пятна», или, если попонтовей, «Spots». Шахрин играл на гитаре, Бегунов на басу, Сергей Денисов пел, а барабанил некто Халтурин. Скоро «Пятна» сделались самой популярной группой техникума со всеми полагающимися атрибутами: обожанием девушек, непониманием со стороны старшего поколения и творческими проблемами. Последние заключались в том, что Денисов из техникума ушел, и петь пришлось Шахрину. Менялся и репертуар. В нем становилось меньше «битлов» и больше собственных песен. Кстати, еще тогда Шахрин пел что-то про экологию…
Осенью 1978-го оба Вовы в один день ушли в армию. Оба через некоторое время оказались на Дальнем Востоке в пограничных войсках в одной казарме. Правда, Бегунов служил по вертолетной части, а Шахрин — по музыкальной, под началом старшины Валерия Северина. На дембель ушли вместе, причем Шахрин получил на память о службе гордую запись в военном билете: «Использовать в военное время в качестве солиста ансамбля песни и пляски высшей категории».
После службы совместного музицирования как-то не получилось. Шахрин работал на стройке, Бегунов — в милиции. Музыку оба продолжали любить, слушали всё и помногу, обменивались пластинками, ездили за ними на Тучу на Шувакиш. Их вкусы отличались элитарностью — когда вся Туча ходила с «Deep Purple», у Шахрина чуть ли не у первого в городе появилась пластинка «Talking Heads», и он несколько месяцев не мог ее ни на что поменять. Никто не знал, что это такое.
Через обмен пластинками в 1983 году Шахрин и познакомился с семнадцатилетними Вадиком Кукушкиным и Олегом Решетниковым. «Мы с Володей жили по соседству на улице Ольховской, — вспоминает Вадик, — и нас свел общий знакомый пластоман. Мы ездили на Шувакиш, где Шахрин меня опекал, присматривал, чтобы я не пролетел при обмене дисками. Как-то, взяв у Володи для перезаписи пластинки, я заодно переписал себе и несколько русскоязычных альбомов. Там точно был „Аквариум“, по-моему, „Зоопарк“, „Трек“ и „Урфин Джюс“».
То, что Шахрин слушал русский рок, вполне естественно. Хотя в тот момент создание группы в его планы не входило, а «Пятна» казались далеким детством, песни он сочинял по-прежнему. Если это дело получается (а у Володи оно получалось), то от него просто так не избавишься. Сочинял Шахрин для себя, пел дома под гитару, получалось что-то бардовское. Жене и друзьям нравилось.
Бегунов песен не сочинял, но зато был своим человеком в рок-тусовке. Ходил на концерты «Трека», сам одно время играл на басу в кантри-группе «Саквояж» в архитектурном институте. Он одним из первых узнал о грядущем визите в Свердловск Майка Науменко и Виктора Цоя и 24 декабря 1983 года привел Шахрина и его юных приятелей на подпольный концерт ленинградцев в общежитие Арха.
Шахрин был потрясен. Вроде бы ничего особенного: два парня пели под гитары свои песни. Но было в этом что-то такое, от чего он по дороге домой принял твердое решение создать собственную группу.
Как строитель, он пошел в ведомственное ДК Горького и потребовал место для занятий музыкой. В ДК слегка удивились такой инициативе снизу, но предоставили алчущему искусств монтажнику небольшую комнату с табличкой на дверях «ВИА „Песенка“». Там начали заниматься творчеством Володя, Вадик и Олег. Бегунов заходил иногда просто так, иногда чаю попить, иногда музыку послушать. Весной 1984-го дослушались до того, что решили сами записать альбом. В принципе, у Шахрина к тому времени уже были простенькие записи. Он устанавливал перед собой микрофон, включал магнитофон и начинал петь. Но хотелось чего-то большего, хотелось рок-н-ролла.
Чтобы эти песни приобрели роковое звучание, Кукушкин, у которого уже имелся небольшой опыт звукозаписи (собственный мини-альбом из четырех авангардных композиций), притащил два магнитофона и самодельный микшер. Решетников учился в музучилище играть на классических ударных инструментах. Барабанов в наличии не было, поэтому Олегу доверили ксилофон. У базировавшегося по соседству ВИА одолжили бас-гитару. Вадик достойно осилить ее не сумел, на басу, который слышен на нескольких треках, сыграл Бегунов. Пока Шахрин играл на гитаре и пел, а Решетников управлялся с ксилофоном и перкуссией, Кукушкин занялся эффектами. Топот, звон посуды, шумы, гудение в панк-трубу (странный инструмент, изготовленный из трубки для плавания), весь этот «театр у микрофона» — кукушкинских рук (и ног) дело. Управились за один день.
Когда концессионеры встретились в следующий раз, на свет появилась бумажка с перечнем 13 записанных песен и названием: «Визовский пруд». Именно так Шахрин хотел назвать проект. Вадик предложил альтернативный вариант — сконструированное им слово «Чайф». Одним из предметов интерьера «ВИА „Песенки“» была кофеварка «Бодрость». Использовали ее не по назначению: по причине тотального отсутствия кофе в продаже внутрь засыпали заварку Зугдидской чаеразвесочной фабрики. Получался мутно-рыжий напиток с непередаваемым ароматом, приносивший ощущение полного блаженства. В честь этого чувства и назвали группу. А «Визовский пруд» стал именем альбома. Пускать его в народ не стали — постеснялись качества записи.
Осенью 1984 года Кукушкин ушел в армию, и группа, и так существовавшая в форме дружеских посиделок, стала еще более умозрительной. Зато Шахрин начал выступать на публике. Чтобы обзавестись жильем побыстрее, он вступил в отряд МЖК, где нужно было не только вкалывать на стройке, но и зарабатывать баллы общественной работой, участвовать в самодеятельности. Вот Володя и самодеятельничал — пел свои песни под гитару и губную гармошку. Губная гармошка производства ГДР у Шахрина была, но, чтобы играть одновременно на ней и на гитаре, нужен хомут, который надевается на шею. Володина теща работала на оборонном заводе. Он нарисовал эскиз и попросил ее организовать изготовление чего-то подобного. Мужики-заводчане посмотрели на чертеж и сказали, что конструкция хреновая, они сделают лучше. И сделали. Четырехкилограммовое сооружение из нержавеющей стали можно было использовать не только для исполнения музыки, но и в качестве легкого бронежилета.
Запись одного из выступлений в МЖК попала к свердловскому рок-гуру, писателю Андрею Матвееву: «Меня подкупила искренность. Шахрин пел о личном, он всегда поет о личном». Матвеев сразу разглядел в Володиных песнях их рок-н-ролльную сущность и назначил их автора «уральским Бобом Диланом». В этом амплуа в конце октября Шахрина привели на аудиенцию к свердловским махрам — на день рождения экс-гитариста «Трека» Михаила Перова.
Мэтры с Володей познакомились, но не более того. Мало ли пролетариев с гитарами бегало вокруг монстров уральского рока? Да и играл паренек что-то подозрительно питерское — это в приличном свердловском обществе считалось признаком примитивного дурновкусия. Право на серьезное внимание требовалось заслужить. И весной 1985 года «Чайф» снова уселся за запись, причем за двойную.