Мнения в коллективе разделились. 70 %, вспоминая таллинское варьете, готовы были принять приглашение. Остальные категорически не соглашались идти в кабак. Их пытались переубедить. Объясняли, что варьете — это прежде всего эстрадное представление. Что многие именитые артисты трудятся в подобных заведениях (та же работа на эстраде, только без гастролей). Но Валера Топорков и Юра Коровин отказались наотрез и покинули «Эврику». Остальных удалось уговорить, и в открывшемся в 1975 году варьете «Космос» начал работать ансамбль «Эврика».
Это было крупное событие — открытие варьете в опорном крае державы. Программу девушек, танцевавших на сцене в трусах, утверждала комиссия из обкома партии. Желающих поиграть в таком лакомом месте было множество, конкуренция была жуткая, и это сплотило «Эврику», просуществовавшую в качестве ансамбля варьете до самого закрытия заведения, до 1992 года. Директор ресторана гордился: у всех его музыкантов было высшее образование. Правда, не профильное (большинство окончили музучилище, но оно имело статус среднего специального учебного заведения). «Эвриковцы» имели вузовские дипломы, но УПИ, Лестеха, СИНХа, университета…
Программа варьете была вторым отделением. После нее были танцы, но открывалось представление всегда собственной программой «Эврики». Музыканты играли все, что хотели. Конечно, каких-то забойных вещей не исполняли, старались подобрать номера помелодичнее и покрасивее, но неизменно на свой вкус. Ёлкин подавал списки композиций, так называемые «рапортички», в управление культуры 1 раз в месяц. Это было утомительной, но необходимой формальностью. Правда, как-то раз руководящий глаз зацепился за название чикагской композиции «Надвигающийся шторм». В этих двух словах кое-кому послышалась антисоветчина, и от греха подальше номер был вычеркнут из программы.
«Сами себя мы лабухами не считали, — рассказывает Александр Драбкин. — Даже после концертной программы, на танцах, мы работали по-прежнему вдесятером. Ребята из других ресторанов приходили и говорили: „Да вы больные! Вам надо вчетвером играть, зачем вы деньги на десятерых делите?“ Но у нас зарплата, в отличие от них, была и так нормальная. И главным для нас оставалась музыка».
В начале 80-х взлетно-посадочную полосу в аэропорту «Кольцово» строили французы. По вечерам делать им было особо нечего, и они постоянно ужинали в варьете. Драбкин до сих пор не может понять такого энтузиазма: «Ежевечерне они садились напротив сцены и, когда мы выходили — откладывали вилки и ложки и внимательно слушали. Аплодировали после каждого номера. Смотреть одну и ту же программу два-три месяца — это же караул! Но они каждый вечер покидали „Космос“ с блаженной улыбкой на лице». В конце концов, музыканты с ними даже познакомились и, к ужасу метрдотеля, который уверял, что в зале постоянно находится пара осведомителей КГБ, а один из иностранцев — наверняка шпион, подсаживались за столик французов. Проблемы возникли только у одного из «Эврики», который осмелился пригласить лягушатников в гости. Его вызывали в органы и долго расспрашивали, зачем он это сделал.
В 1985 году «Эврика» прошла Всесоюзную государственную аттестацию. Аттестованный ресторанный коллектив — это был случай уникальный в масштабах Союза. В то время многие музыканты даже симфонических оркестров имели только справки от Министерства культуры. Когда «Эврика» узнала о приезде комиссии Министерства культуры, то возникла безумная идея попытаться пройти аттестацию. Уговорить комиссию принять документы от ресторанных музыкантов было сложно, но еще труднее оказалось заманить москвичей в «Космос». По неписаным правилам все выступления аттестуемых артистов проходили в зале филармонии, акустика которого не предназначалась для использования звуковой аппаратуры. После долгих мучений все проблемы были решены. Столичным чиновникам понравились программа и уровень подготовки музыкантов «Эврики», и они получили государственные аттестационные удостоверения артистов эстрады I категории.
Состав «Эврики» мало менялся до 1992 года. Костяк оставался прежним. Ушли в другие рестораны Костюков и Горелый. Женя Писак уехал покорять столицу, затем вернулся и опять играл в «Эврике», но уже на басу. Потом покинул варьете окончательно. В 1992 году последнюю страницу истории «Эврики» перевернули ее ветераны Ёлкин, Драбкин, Варак, Рыков, Смолкин и несколько музыкантов, которые условно могли считаться «новыми»: Виктор Буньков (бас), Геннадий Балашов (гитара), Олег Петрухин (тромбон), Николай Голованов (труба), Геннадий Батталов (альт-саксофон).
В 1992 году мало кто обратил внимание не только на исчезновение знаменитого некогда ансамбля, но и на закрытие единственного на Урале варьете. Публику тогда волновали совсем другие проблемы и радовали совсем другие развлечения…
«Экипаж»/«Екатеринбург»
«Для нас главным было соответствие тем высоким образцам, по которым мы учились».
Константин Бахарев
В 1974 году Костя Бахарев начал свой путь в музыку так же, как многие другие, — в школьном ансамбле. Затем он играл на клавишах на танцах в ДК «Урал», а после поступления в медицинский институт сколотил команду и там. Постоянным соучастником его музыкальных проектов был гитарист Леша Калганов. Году в 1982-м товарищи перебрались в ДК РТИ. Там и появилось название «Экипаж». На тот момент список членов экипажа новой группы не отличался стабильностью — состав музыкантов часто менялся, неизменными в нем оставались только Константин с Алексеем. По выходным они играли на танцах, а в остальное время колдовали над собственными композициями, которые получались в духе «Yes» — любимого коллектива Бахарева. Поначалу группа была поющей, но, подумав, решила от вокала отказаться. В конце 1986 года к коллективу присоединился барабанщик Константин Николаев.
Замкнутое творчество в ДК РТИ продолжалось до апреля 1987 года, когда «Экипаж» выступил на творческой мастерской рок-клуба в ДК Свердлова. Арт-рок «Экипажа» выглядел так убедительно, что группу сразу пригласили принять участие во II фестивале рок-клуба. Подтянув саксофониста «Соляриса» Володю Кощеева, «Экипаж» участие принял, но зал остался практически безучастным.
Музыкантов это не расстроило — ставки на массовый успех «Экипаж» никогда не делал. Группа напряженно работала, в музыке появились элементы барокко, джаза и харда. «Я привык делать качественную музыку, работать и чего-то добиваться, — говорит Константин Бахарев, — а просто пить пиво на репетициях — это не мое». Выступали редко. Почти не гастролировали — не отпускала медицинская практика. Выезжали не дальше Ревды, но зато иногда в паре с «Наутилусом Помпилиусом». Из музыкантов рок-клуба «Экипаж» мало с кем общался, крепко дружил только с «Доктором Фаустом» — группы чувствовали некоторую общность стилей и концепции. Да и то, что «непоющих» коллективов в СРК было всего лишь два, сближало.
На III фестивале группа выступила снова, и опять без особого успеха. После этого «Экипаж» на некоторое время исчез, а в конце 1989 года вдруг всплыл под крылом Центра культуры и искусств, но уже под названием «Екатеринбург». Первым делом новая/старая группа записала на телестудии альбом «Дурной сон отставного полковника». На тот момент в состав «Екатеринбурга» входили Бахарев (клавишные), Калганов (гитара), Кощеев (саксофон), Владимир Полищук (бас), Виктор Смирнов (скрипка). Барабанил по-прежнему Николаев, но из-за перелома ноги на альбоме его сменил экс-«флаговец» Игорь Захаров. На концертах снявший гипс Николаев играл на перкуссии.
Таким образом, «Екатеринбург» состоял из бывших врачей и профессиональных музыкантов, окончивших музучилище или консерваторию. Медицинскую половину это не смущало, она старалась напряженными занятиями восполнить недостаток музыкального образования. «Я репетировал по 8 часов в день. Это как в спорте: если тренируешься, то можешь здорово наточиться», — вспоминает Бахарев. Да и социальный статус «екатеринбуржцев» к 1990-му выровнялся — с медициной все, кто хотел, завязали и устроились в ЦКИ на ставки музыкантов. Год проработали как профи, а потом «Екатеринбург» из Центра выгнали за то, что, аккомпанируя тамошней «звезде» Эдуарду Вериго, они отказались надевать розовые пиджаки. Бывшим врачам, привыкшим к белизне халатов, претило такое дурновкусие. Официальным поводом для увольнения послужило утверждение, что музыка «Екатеринбурга» неформатная. Самостоятельно организовав фестиваль «Рок-Арсенал» во Дворце спорта и выступив на нем, группа в 1991 году распалась окончательно.
За последующие годы Константин Бахарев выпустил два диска собственных сочинений в разных жанрах: от эзотерики — до детских песен. «Когда записали „Дурной сон“, нам кто-то сказал, что мы опередили время на 20 лет, — вспоминает он. — Я выждал этот срок, переслушал — ничего так».
«Дурной сон отставного полковника» (1989 — М)
От автора
Согласно восточной мудрости, каждый мужчина должен сделать три вещи: дерево, сына и дом.
Свое дерево я смастерил весной 1987 года. Это было генеалогическое древо свердловского рока. Оформили его две симпатичные студентки Арха, осчастливленные за свои труды билетами на II фестиваль. Дерево красовалось на стене рок-клуба. Отдельные несознательные звукооператоры, не найдя себя на его ветках, тайком сами приписывали свои фамилии…
Чуть позже питерский журналист Андрей Бурлака на страницах лучшего в стране музыкального журнала «РИО» упомянул «генеалогическое древо уральского рока, вычерченное историографом Св. РК Димой Карасюком». Восемнадцатилетний студент, названный таким красивым словом, приосанился — это была почти слава.
В 1991 году на страницах газеты «Рок-хроника», которую мне довелось выпускать, одно рок-дерево мичуринским способом превратилось в три рок-кустарника. Группы плодились, как кусты после дождя, и на их культивацию едва хватало газетных площадей.