яке установлены камеры, транслирующие на монитор компьютера олигарха всякий пустяк, происходящий в его доме. Да это, в сущности, полбеды — теперь Дальскому стало казаться, будто кто-то сканирует его мозг.
Легко мечтать даже тогда, когда знаешь, что мечты не сбудутся, — пустые фантазии не делают человека несчастным. Но трудно жить, если знаешь, что кто-то копошится в твоем будущем. Или в прошлом. Прошлое ведь всегда с тобой. И бередит душу, память. Вот как сейчас…
Слово надо держать. Даже если это очень тяжело. В Старую Руссу Дальский поехал не сразу, но — как только смог. Сначала был госпиталь, потом возвращение домой под ручку с будущей женой, затем какое-то время голова была занята совсем другими мыслями, хотя Алексей и понимал, что ехать все равно придется. Отправился туда уже после свадьбы. Со счастливой Ниной, разумеется. На старой «шестерке», которую Дальский приобрел по случаю еще в студенческие годы. Машина скрипела, но бегала.
Он ехал туда, куда ехать не хотелось, потому что он живой и здоровый, в новом костюме с орденом на груди, а рядом симпатичная девушка. Нина примостилась на переднем пассажирском сиденье, положив голову на его плечо. Ему было неудобно, ей, по-видимому, тоже, но, несмотря на скрюченную позу, Нина тихо спала.
Адрес Дальский держал в голове, контузия не смогла стереть его. Алексей помнил все, описанное ему, до подробностей — на каком этаже находится квартира, в какой цвет выкрашена дверь. Поднимаясь по лестнице, он остановился между этажами и отстегнул орден, обронив:
— Неловко как-то…
Нина спорить не стала, хотя именно она и настояла, чтобы муж прибыл сюда с наградой на груди.
Молодожены остановились возле рыжей двери, за которой стояла тишина. Рука у Алексея не поднималась, и тогда Нина сама нажала кнопку звонка. Ему вдруг захотелось, чтобы никого не оказалось дома. Захотелось так сильно, что он зажмурился. И услышал, как щелкнул замок.
На пороге стояла девочка. Посмотрела на Дальского, потом на Нину.
— Здравствуйте, — прохрипел Алексей.
— Добрый день, — ответила девочка.
— Ты — Лена? — спросила Нина.
Девочка кивнула.
— Мы из Москвы приехали. Мой муж служил с твоим братом. Можно войти?
Ребенок посторонился, пропуская их в квартиру, в глубине которой прозвучал женский голос:
— Кто пришел?
Прихожая была маленькой, втроем в ней было тесно. Дверь в комнату распахнута, но небольшая гостиная, если можно так сказать, была пуста. За нею, судя по всему, находилась смежная комнатка, спальня. Девочка стояла испуганная. Оборачивалась и бросала взгляды через плечо, не зная, что ответить матери.
— Ну, почему молчишь, Лена? — повторила женщина.
Было слышно, как скрипнул пружинный матрас.
Нина догадалась пройти на кухню и, схватив за рукав, потащила туда за собой мужа. Кухонька оказалась и вовсе крошечной, там едва уместились газовая плита, шкаф-пенал и обеденный стол с задвинутыми под него тремя табуретками. На плите стояла кастрюля, под крышкой которой что-то булькало. Пахло капустой — видимо, сестра Петра варила щи. В комнате девочка что-то объясняла маме, до Алексея донеслось только: «С Петей служил…» Вдалеке скрипнула дверца шкафа.
Нина убавила огонь под кастрюлей. Потом обняла и поцеловала мужа. Шепнула:
— Не волнуйся.
А у него ломило в висках, в них пульсировала кровь. Почему-то стало очень стыдно. Стыдно за то, что он живой. За окном светило солнце. Во дворе дети прятались в кустах и солнечных бликах, играя в войну…
В кухню, шаркая ногами, вошла мать Петра. Увидев ее, Дальский вздрогнул, потому что увидел перед собой старуху. Та прижимала к груди альбом.
— Садитесь, — сказала мать Петра.
Девочка осталась стоять возле двери, губы у нее дрожали.
Женщина положила на стол альбом. Альбом был дембельский с нарисованным на обложке БМП с развевающимся флагом.
— Петя прислал. А в письме сообщил, что и сам скоро будет. А вон как оно получилось…
Мать Петра открыла альбом и погладила первую фотографию, на которой ее сын был сфотографирован на фоне знамени. Перевернула страницу.
— Вот, — вздохнула женщина, — все друзья его.
Она перевернула альбом, чтобы и гость мог посмотреть. На снимке была запечатлена группа солдат, обнимавших друг друга за плечи. Фотографировались они на плацу, и в кадр попал стриженный наголо молоденький солдат с метлой в руках.
Старуха погладила карточку. Дальский, стараясь не поднимать голову, смотрел на ее пальцы.
— Это Саня Иванов, — стала объяснять мать Петра. — В соседнем дворе жил, в школе в параллельном классе с Петей учился. Это Сергей. Когда я в часть приезжала, он меня на проходной встретил, потому что Петя в наряде был…
Женщина показывала пальцем на ребят, а сама смотрела внимательно на гостя:
— Вы с Петей дружили?
— Более чем.
— А вот Рудик Халиков. Он из Татарии. Это Вова Николаев… Я их всех знала. А где вы?
— Меня здесь нет. Я с вашим сыном дружил всего два дня. Там, на вокзале.
— Так вы все видели?
Дальский кивнул.
— А мы с мамой Сани Иванова ездили тела опознавать в Ростов. Она своего сыночка нашла — и сразу умерла. Я же их гробы потом домой и сопровождала. Солдаты еще со мной поехали… А вы живой, значит?
— Алексей дважды ранен, и у него была тяжелая контузия, — вступилась за мужа Нина. — Я медсестрой в госпитале работала и сама его выходила.
Женщина вздохнула и вдруг погладила Алексея по голове:
— Так я не упрекаю вас. Это надо тех, кто вас туда послал, на кусочки порвать. А вы ни при чем, конечно. Только скажите, если все видели, может, мой Петя живой? Может, он в плену?
— Наверняка. Ранен он был, но легко. Сам себя и перебинтовал, а я потом только бинт затянул. В плечо его ранили. Не пулей даже, мелким осколком.
— А потом что?
— Потом я отполз, потому что надо было от чеченов отбиваться…
Дальский замолчал. Зачем говорить правду? Что сына этой женщины ранило не только в плечо, но и в лицо — пуля срезала верхнюю губу и обломала зубы. Сержант тогда, отплевываясь кровью, выдавил: «Помни, что мне обещал…»
Девочка протиснулась к плите и отключила огонь.
— А остальные? — спросила женщина.
Алексей посмотрел на фотографию.
— Все погибли.
Затем показал на парня с погонами старшего сержанта.
— Сергея снайпер снял. Они с Халиковым нам с Петей бутылку колы принесли, а через два часа старший сержант погиб. Они с Халиковым отдохнуть легли под окном. Когда проснулись, Сергей поднялся, и его через окно… А Рудика на следующее утро раненого добили ножом чечены, когда в здание ворвались. Николаева тогда же убило. Он рядом со мной был, нас одной очередью накрыло. Его насмерть, а меня зацепило слегка. Но это на полчаса раньше случилось, до того, как ворвались эти… А Саня Иванов еще в первый день погиб. Снаряд в стену ударил, и его сразу… ему руку оторвало…
Алексей понимал, что говорить это нельзя, но говорил, потому что никому об этом не рассказывал прежде. Даже Нине. И сейчас она сидела и плакала. Девочка уткнулась лицом в стену, и спина ее сотрясалась. Только мать сержанта оставалась спокойной.
— Я знаю, — кивнула она. — У него на другой руке была татуировка на пальцах — «Вика». Так его девушку звали, в нашем доме живет. Когда мы тела осматривали, мама Саши руку увидела, потерла пальцы, а они все черные были от копоти и грязи, буквы эти разглядела и закричала. Громко так! Сердце у нее и не выдержало. Врачи рядом были, а помочь не смогли.
— Я помню тот случай, — всхлипнула Нина.
— А стриженый, — Алексей показал на новобранца с метлой, — это Лебедев. Он тоже…
Как убивали сошедшего с ума парня, Дальский рассказывать не стал, потому что всему есть предел.
Женщина стала листать альбом и гладила каждую фотографию, гладила каждого, кто был на ней запечатлен.
— Бедные мальчики… Ведь у всех матери остались. Мне-то повезло, что Петя живой. И вашей маме тоже повезло.
Девочка не выдержала и убежала в дальнюю комнату.
— Очень они с Петей дружили, — вздохнула женщина. — Петя вообще очень заботливый мальчик. Муж мой ликвидатором в Чернобыле был, потом все по больницам лежал. А когда умер, Петя школу бросил и работать пошел, чтоб нас содержать. Пенсия за мужа маленькая, да я еще на инвалидности… Вот когда Петя вернется…
— Сейчас начали пленными обмениваться, — удачно вспомнила Нина, — его наверняка скоро отпустят.
— Дай бог! — вздохнула женщина и перекрестилась.
Алексей поднялся с хлипкого табурета и прошел в дальнюю комнату. Девочка лежала на кровати матери, уткнувшись лицом в подушку. На тумбочке — пузырьки с лекарствами, коробочки с таблетками.
— Слышь, Лена, — шепнул Дальский, — Петр наверняка живой. Если бы его убили, я бы знал об этом. А раз не знаю ничего, раз среди убитых его нет, значит, в плену. Конечно, не сладко ему там, но он выдержит. Все вытерпит, чтобы к вам вернуться, помогать и заботиться о вас.
Девочка обернулась и вытерла слезы.
— Мама говорила, что там, в морге, не только убитые солдаты были, но и части тел.
— Успокойся, когда я Петра видел в последний раз, он был жив. Только ранен. Вернется, и все у вас будет по-прежнему. А пока…
Алексей достал деньги и протянул их Лене.
— Вот, возьми! Вам сейчас трудно.
Девочка затрясла головой.
— Нет. Мама узнает, ругаться будет.
— А ты не говори. Не хочешь так брать, возьми в долг. Когда вырастешь… то есть когда Петя вернется, он и отдаст. Хотя мне не к спеху: я артистом работаю — получаю много.
На обратном пути в Москву Нина сидела грустная.
— Ты веришь в то, что твой друг жив?
Дальский подумал. Потом кивнул и промолчал.
— Тяжело им, но хоть надежда какая-то, — сказала Нина.
— Я им денег оставил.
— Сколько?
Алексей и на сей раз ответил не сразу, но признаться пришлось.
— Все, что нам на свадьбу подарили.
— А я дубленку себе хотела купить и диван для нас новый.