Ограниченные люди, не развитые, не сознают этого безостановочного разрушения их организма, этого неудержимого стремления вперед — к бездне, к небытию, — но человек умный, глубокий мыслитель, как например — я, здраво и логически рассуждая, поймет легко эту неотразимую истину... Меня удивляет даже то, что я не додумался до этого раньше и не ощущал, так сказать, осязательно быстроты этого движения к смерти, как ощущают быстроту езды по железной дороге или на автомобиле... А ведь это математически точное вычисление срока смерти, к которой мы стремимся, не есть ли самое сознательное самоубийство?.. — именно такое, какого я искал.
Я тотчас же выбросил вон аппарат с веселящим газом и предался всецело наблюдению за беспрерывной работой смерти, замаскированной обманчивыми признаками жизни.
По временам я отвлекался от моего занятия, делался подвижным, лихорадочно деятельным, — но все же я заставлял себя возвращаться к господствующей во мне мысли.
Я окружил себя предметами, которые постоянно напоминали бы мне о смерти, о ходе времени, читал сочинения о разрушении человеческого организма и все чаще посещал сумасшедший дом.
Меня привлекала сорокалетняя влюбленная, которую почему-то считают сумасшедшей, и, беседуя с нею по долгу, я проникался к ней тем трепетным обожанием, с которым индусы относятся к своим фетишам.
Я проникался ее взглядами, разделяя их совершенно... я даже превзошел ее: черная бездна для нее страшна, меня же она влечет... я с криком восторга брошусь в нее...
Я достиг такого совершенства, что в самой минимальной частичке секунды ощущаю уже вполне ясно движение вперед...
Я точно с микроскопом слежу уже не только за изменениями в моем лице, — но чувствую, как каждая прожитая минута разрушает мои легкие, мое сердце, все мои чувства и члены...
Тело мое превратилось в стеклянные песочные часы, внутри которых я неутомимо слежу за утекающим песком.
Пусть теперь восхваляют передо мной древний римский способ самоубийства — открытие вен в теплой ванне, насыщенной смертоносным ядом, который, всасываясь медленно, заменяет собою вытекающую кровь. Что все это в сравнении с тем, что переживаю я, чувствуя как жизнь беспрерывно, по капельке, уходит от меня.
Я — более великий философ, чем Лейбниц, и более великий изобретатель, чем Ньютон; — я изобрел сверх-самоубийство, — оно заключается всецело в том, — чтобы жить!..