.
Имея некоторое представление о стиле аргументации Бана и Гельвенстон, лично я сомневаюсь в том, что подобное обстоятельство хоть как-то смогло бы уменьшить их энтузиазм. Ведь для них признать тот факт, что Р. semilanceata действительно является древним европейским видом, означало бы в то же время расписаться в беспочвенности своих атак на теорию Льюиса-Вильямса. И то, что в эпоху палеолита в Европе существовали и другие псилоцибиновые грибы — как, например, вид Panaeolus, — вообще лишает аргументы Бана и Гельвенстон какой бы то ни было научной силы.
Кроме того, как доказывает пример с бушменами сан, галлюциногенные растения — далеко не единственный способ достичь измененного состояния сознания. Художники европейского палеолита с той же легкостью могли входить в транс и наблюдать соответствующие видения при посредстве ритмичного танца. Тем не менее, желая окончательно установить происхождение P. semilanceata, я решил обратиться к последнему, наиболее очевидному свидетельству — а именно, к анализу ДНК.
Я вновь попросил о помощи профессора Роя Уотлинга, и 6 января 2005 года он любезно согласился сопоставить ДНК P. semilanceata, собранной на территории Европы, с ДНК P. semilanceata, привезенной из-за океана. Всего в нашем распоряжении было 12 таких сборов. Пять из них были европейского происхождения. Их проанализировали лично Уотлинг и его коллега Мария Мартин из Испанского Королевского ботанического сада в Мадриде [531]. Семь других коллекций были собраны на территории Северной Америки: одна — в США (Северная Каролина) и еще шесть — в Канаде [532].
Как оказалось, данные из Северной Каролины невозможно было использовать для сопоставления, поскольку американские ученые провели анализ ДНК совсем не тех частей Р. semilanceata, которые изучали Уотлинг и Мартин. Пришлось ограничиться сравнением европейских и канадских экземпляров, после чего профессор Уотлинг заметил, что образцы с территории Нового Света выглядят совсем иначе, чем наши. Тем не менее мы можем проследить здесь определенную общую основу. Интересно, что канадский материал неоднороден сам по себе. Но куда важнее то, что он очень сильно отличается от европейского. В некоторых случаях речь идет о восьми базовых парах, а это весьма существенная разница [533].
Но насколько и в самом деле значительна эта разница между ДНК европейской P. semilanceata и ДНК P. semilanceata с территории Нового Света? Что ж, как оказалось, весьма значительна. И менее существенные отличия способны решить дело в ту или иную сторону. Как объяснил мне Уотлинг в письме от 16 января 2005 года, разница в восьми базовых парах свидетельствует прежде всего о том, что два эти вида находились в географической изоляции друг от друга. И, как я уже говорил ранее, никакая эволюция, имевшая место в историческое время, не способна объяснить подобную разницу [534].
Не знаю, смогут ли когда-нибудь Бан и Гельвенстон принять это свидетельство, опирающееся на анализ ДНК — ведь оно, по сути, сводит на нет все их возражения против теории Льюиса-Вильямса. В любом случае, мы теперь можем быть уверены, что P. semilanceata, равно как и 30 других видов, содержащих псилоцибин, произрастали в Европе еще в эпоху палеолита, а вовсе не были привезены сюда из Нового Света после первых исторических контактов, имевших место в 1492 году. Именно об этом свидетельствует анализ ДНК. И коль скоро Бан и Гельвенстон согласились с тем, что люди, употребляющие псилоцибин, видят геометрические и териантропические фигуры именно того типа, который отображен на стенах пещер, им волей-неволей придется признать и тот факт, что подобные рисунки могли стать отражением видений, наблюдаемых в псилоцибиновом "трансе.
Есть нечто забавное в дискуссиях Льюиса-Вильямса и Бана, охотно рассуждающих о субъективном опыте галлюцинаций и цитирующих огромное количество справочников и научных статей, призванных подтвердить столь несхожие точки зрения. Что касается Льюиса-Вильямса, то он охотно признается в том, что ни разу в жизни не принимал галлюциногенов. Да и по статьям Бана очевидно, что ему претит сама идея использования "искусственных средств", позволяющих кардинально изменить состояние сознания. И потому слушать их споры на эту тему — все равно что внимать дискуссии двух монахов, всерьез рассуждающих о том, какие десять позиций в сексе можно считать наилучшими. Очень скоро становится понятно, что оба прочли все доступные справочники и пособия, однако отличаются удивительной наивностью и неопытностью в том, что касается личного опыта.
Полагаю, что несколько хороших доз ЛСД, мескалина или псилоцибина всерьез изменили бы мировоззрение двух этих людей — хотя не исключено, что реакция Бана была бы поначалу крайне негативной. Вполне возможно, что чувство утраты контроля над собственным сознанием, типичное для момента вхождения в транс, заставило бы его отказаться от подобного эксперимента. И все же, преодолей он этот страх, и путешествие в мир видений могло бы убедить его в том, что нейропсихологическая модель — далеко не "пустая болтовня" (как он отозвался о ней в одной из своих работ) [535].
Ведь эту проблему и в самом деле невозможно решить с помощью научных споров и умозрительных рассуждений. Она не имеет ничего общего с тем, сколько стадий существует в трансе и есть ли они там вообще. И мы никогда не придем к истине, вновь и вновь разглагольствуя о том, что такое шаманизм, или же пересчитывая тысячу и один способ вхождения в транс (еще один раздражающий момент в критике Бана и Гельвенстон — смотри Приложение I). И не так уж важно, каким годом датируются наши источники — 1953-м или 2005-м. Существует неоспоримый факт, согласно которому все без исключения люди, во все периоды своего земного бытия обладали способностью достигать состояния сознания столь несхожего с обычным, что сами они искренне полагали, будто находятся в такие моменты в ином мире и общаются там с его сверхъестественными обитателями. Как я уже отмечал ранее, далеко не все люди используют эту способность, однако все они ею обладают. Более того, ее центральное место в том универсальном феномене человеческой культуры, который обычно называют шаманизмом, подтверждается тысячами примеров, которые содержатся в антропологических сообщениях и этнографических записях, а также в религиозных традициях всего мира. И именно этот феномен, как совершенно справедливо отмечает Льюис-Вильямс, может лежать в основе тех необычайных росписей, которые покрывают стены пещер эпохи европейского палеолита.
Я и сам сумел соприкоснуться с иными мирами — благодаря экспериментам с ибогеном и аяуаской. И я знал — на личном опыте, — насколько убедительными могут быть сверхъестественные обитатели этих миров. Но были ли они и в самом деле сверхъестественными или в каком-то смысле слова "реальными" (а не просто созданиями нашего собственного сознания), я сказать не могу. Во всяком случае, это не тот вопрос, который бы я отбросил только потому, что наука с недоверием относится к подобным вещам.
И в то же время я искренне уверен в том, что такие встречи — включая, в моем случае, получеловека-полукрокодила — могли убедить наших предков в существовании альтернативной реальности, или параллельного мира духов, недоступного взору обычных людей. И нет ничего странного в том, что шаманы некоторых доисторических культур могли проникнуться желанием нарисовать тех странных существ, которых им довелось увидеть во время странствий в иную реальность. И поскольку помимо этих созданий они видели и геометрические узоры, они — что вполне естественно — рисовали и их тоже. Где именно и на какой поверхности появлялись эти образы, варьировалось от культуры к культуре. А в некоторых случаях люди и не пытались запечатлеть увиденное. Но если племя, желавшее создать подобные рисунки, обитало на территории Южной Африки, то именно горные ущелья оказывались идеальным полотном для их работ.
Если же подобная мысль приходила в голову людям, обитавшим на юго-западе Европы, то для них оптимальными представлялись стены и потолки темных и глубоких пещер — особенно если эти пещеры сильнее, чем какое-либо иное место на земле, напоминали им об атмосфере, связанной с посещением иных миров.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯЗМЕИ ДРАКОНОВЫХ ГОР
Вплоть до 1927 года, когда правительство официально выдало последнее разрешение на отстрел бушменов, белокожие жители ЮАР могли безнаказанно убивать представителей племени сан. Причем сами убийцы с гордостью выставляли напоказ тела своих жертв, считая их чем-то вроде охотничьих трофеев. Это было примерно в то же время, когда аббат Брейль, этот "Папа древней истории", на протяжении более чем полувека единолично определявший характер изучения европейского пещерного искусства, совершил первый из своих визитов в Южную Африку [536]. Думаю, читатель припомнит случай с Белой Дамой из Бранденберга, описанный в шестой главе этой книги. Тогда аббат Брейль ошибочно отождествил большое полихромное изображение бушмена с портретом белокожей женщины, якобы обладающей "средиземноморским профилем". Подавляющее большинство других росписей сан Брейль просто списал со счета, увидев в них всего лишь "маленькие и уродливые фигуры бушменов" [537]. Однако некоторые полихромные изображения, включавшие в том числе и белый цвет, и в самом деле захватили его внимание. Посчитав эти росписи высшим искусством, аббат, недолго думая, приписал их предполагаемым минойским или финикийским переселенцам