Сверхъестественное. Обряд посвящения. Свежее мясо. Врезано в плоть — страница 89 из 129

– Это еще не все.

Сэм посмотрел на место, где рассыпался асванг.

– В чем дело?

– Яйца, – напомнил Дин.

Бобби кивнул:

– Яйца. – Он раскатал рукав обратно. – Куда ты их спрятал?

Дин вспомнил, как вышел от хижины и набрел на валун с расщелиной. Казалось, что это произошло очень давно.

– Если доберемся до хижины, могу вспомнить, как шел. Думаю, чтобы уничтожить их, нам опять понадобится шип ската. Что бы я ни делал, им все было нипочем, даже специи.

Сэм подобрал плеть, свернул и спрятал в карман.

Бобби бросил взгляд на заснеженный лес. Солнце заливало белые просторы, снег ослепительно сиял. Бобби достал из кармана темные очки.

– Идем.

Они направились к снегоступам, которые оставили у входа в шахту. Сверившись с картой, определили местонахождение хижины и отправились в путь. Дин удивился тому, насколько легче стало ориентироваться теперь, когда скалы были ясно видны. Бобби, поглядывая на компас, уверенно вел их к хижине. Лавина сошла, и снова можно было пользоваться короткой дорогой.

Когда Дин увидел Сэма и Бобби в гостинице, он почувствовал огромное облегчение, но сейчас, снова оказавшись вместе, они почти не разговаривали, шли в тишине, погрузившись в свои мысли. Каждому из них досталось. Дин словно отстранился от мучающих тело болей: за долгие годы он овладел этим мастерством в совершенстве.

Когда они пересекли луг и вошли в рощу, Дин, наконец, подал голос:

– Я слыхал, в Пойнт-Рейес вы дрались с вампирами?

– Куча отрубленных голов, – прокомментировал Бобби.

– Подрались с парочкой по дороге сюда, – добавил Сэм.

Он говорил небрежно, но Дин понимал, что им пришлось нелегко.

Он рассказал им о Джимми, о том, как Джейсон продал его вампирам, которые должны были убить Сэма и Бобби. Еще одна жертва охоты на монстров. Дин жалел парня. Он лучше всех понимал, каково это – пережить обращение. А парень тем не менее спас Дина, не говоря уж о Грейс и Стивене.

Через два часа они добрались до хижины. Дин заглянул под раковину, чтобы убедиться, что ничего не пропустил и что асванг не отложил еще яиц.

– Эй, Бобби! – позвал он из кухни.

Бобби вошел, оглядываясь:

– Да?

К ним присоединился Сэм.

– Как думаешь, он сделал больше одной кладки?

Бобби помотал головой:

– Испанский миссионер пишет, что асванг откладывает яйца раз в жизни, а перед этим начинает есть больше обычного.

Сэм поднял брови:

– Вот почему столько туристов пропало за такое короткое время. И все это время асванг оставался незамеченным.

Дин с отвращением поморщился:

– Ему надо было нажраться человеческих органов, чтобы забеременеть? Кажется, я больше не хочу бургер.

– Обычно детеныш вылупляется только из одного яйца. Редко, когда их бывает двое, – продолжал Бобби. – И они часто погибают в детстве.

– Значит, те яйца были его единственным шансом, – проговорил Сэм.

Дин прошел мимо них к выходу из хижины.

– Поджарим паразитов.

Дин вспомнил, как шел, увидел знакомые ориентиры. Теперь видно было больше, чем на десять метров, все выглядело по-другому. Дин шел по течению, высматривая большую кучу валунов. И наконец увидел камни, поблескивающие под лучами солнца.

– Здесь! – сказал Дин.

Они подошли к самому большому из двух камней, и Дин нашел трещину, в которую спрятал яйца. Позаимствовав у Бобби головной фонарик, он посветил внутрь и увидел место, где закопал ковер, в который были завернуты яйца.

– Я полезу туда.

Он скользнул в узкое пространство, прижимаясь к холодному граниту. Снова стало трудно дышать. Протиснувшись внутрь, Дин начал раскидывать ногами комья рыхлой земли. Когда появились края ковра, он поддел носком ботинка связывающий их шнур. Потом поднял мешок, молясь про себя, чтобы твари не вылупились в эту самую минуту, и полез обратно. Порыв ветра проник в узкий проход, поднял вихрь песка. Наконец Дин добрался до выхода, выбрался наружу и бросил коврик на снег.

– Что ж, приступим, – сказал Бобби, развязывая ковер.

Перед ними лежали кожистые серые яйца. Ни одно не треснуло. Сэм вытащил плеть и шипом проткнул яйцо. Наружу вытекла противная серая слизь. Яйцо, пульсируя, откатилось в сторону, а потом скорлупа вспыхнула. Дин ногой откатил его подальше от остальных. Яйцо шипело, плевалось искрами. Его окутал черный дым, и с приглушенным хлопком оно рассыпалось, превратившись в пепел.

Сэм начал протыкать яйца одно за другим и уничтожил их все. На ковре остался только пепел, и трое охотников стояли вокруг, задумчиво глядя на него.

– Ну, вот и все, – сказал Бобби.

– Что дальше? – спросил Сэм.

Бобби призадумался.

– Возможно, нам стоит заглянуть в Спрингдейл, штат Юта. Там ракшас жрет людей.

Дин улыбнулся:

– Твой любимец, Сэмми. Может, он опять в клоуна превратится. Не могу поверить, что ты заставил меня остановиться в мотеле «Три Кольца».

Дин посмотрел на Бобби:

– Ну что, поймаем засранца? – В животе у него забурчало. – Но сначала нужно перекусить.

Бобби кивнул:

– Сначала нужно перекусить.

– Я поведу, – сказал Дин Сэму, думая о своей драгоценной «Импале», которая ждала его у входа на тропу.

Сэм улыбнулся:

– Да ради бога.

Они собрали вещи и снова углубились в лес, залитый солнечным светом.

Врезано в плоть

Глава 1

– Странно, что они еще не улетели на зиму.

Джойс Нагроски взглянула на спутника. Тот, стоя на краю пруда, отламывал маленькие кусочки от ломтя белого хлеба и бросал в воду. С полдюжины уток собрались около берега и, вытягивая шеи каждый раз, когда рядом падал кусочек, проворно хватали угощение округлыми клювами. Едва хлеб исчезал, утки таращились на людей, жадно и нетерпеливо ожидая следующей подачки.

– Не все утки улетают зимой на юг, – сказала Джойс. – Если холодно не настолько, что лапы замерзают, они могут спокойно дотянуть до весны.

Тед, весело улыбаясь, повернулся к ней:

– А я думал, ты ушла на пенсию. И потом, ты вела английский, а не биологию.

Джойс не смогла сдержать смех:

– Наверное, если человек был всезнайкой, таким и останется.

Даже в свои шестьдесят с лишним Тед Бойкин оставался привлекательным: густая шапка белых волос, подстриженная бородка в тон и изумительные голубые глаза. Когда Тед работал директором школы, в которой преподавала Джойс, он всегда был гладко выбрит, и хотя Джойс оставалась равнодушна к растительности на лице, ей нравился проказливый вид, который ему придавала бородка. Джойс проработала с этим человеком больше двадцати лет, и хотя она уважала его, считая даже в некотором смысле своим другом, влюблена в него не была. И вот как все обернулось. Жизнь, несомненно, играет с нами забавные шутки. Иногда прямо-таки до истерики.

Стоял вечер раннего ноября, и хотя днем еще было более или менее тепло, теперь, когда солнце опустилось к горизонту, становилось прохладно. Тед в своей коричневой куртке чувствовал себя вполне комфортно, а вот Джойс перед выходом накинула лишь синюю ветровку, и та не особенно спасала от промозглой сырости, тем более под ней была только футболка. Джойс жалела, что не захватила из квартиры хотя бы шапку или шарф.

«Откуда такая внезапная безмозглость, дорогая? – спрашивала она себя. – Не потому ли, что ты капельку разволновалась перед рандеву с мистером Бойкином возле утиного пруда?»

Джойс хотелось убедить себя, что эта мысль смехотворна. Ради бога, она же не маленькая. Отнюдь не маленькая, если честно: пусть не ростом, так по меньшей мере вширь. А пруд едва ли подходит на роль аллеи влюбленных. И все же она не могла не признать, что какая-то неловкость присутствовала. Джойс была одинока вот уже несколько лет, с тех пор как умер муж, и хотя она по нему скучала, за все это время ни разу не почувствовала желания подыскать замену. Но неделю назад она столкнулась с Тедом – чуть ли не в буквальном смысле. Она задним ходом выкатывалась на своем «Вольво» со стоянки перед домом, а Тед в это же время проезжал перед зданием. Он едва успел остановить «Бронко» вовремя, чтобы не вмазаться ей в задок (прислушайтесь к фразе!), и вот тогда-то они и обнаружили, что после смерти супругов оба продали дома и переехали в жилой комплекс «Арбор Вейли». Оказалось, что Тед обитал в соседнем здании уже два года, и никто из них не догадывался, что другой совсем рядом. Мир тесен, и все такое.

На следующий день они встретились за ланчем, а чуть позже – за ужином. За последнюю неделю они встречались несколько раз, но Тед все это время вел себя как истинный джентльмен: не пытался ее поцеловать и даже за руку не брал. Честно говоря, Джойс это даже поднадоело. Она хотела, чтобы поведение Теда наконец сдвинулось с мертвой точки. Сама она отнюдь не была скромницей и сделала бы уже первый шаг, если б Тед не вел себя так осторожно. Джойс вовсе не хотела отпугнуть его излишней прямотой, типа «Как думаешь, не пора ли нам заняться сексом? Мы все же не молодеем». Почему-то она полагала, что такое не пройдет.

Джойс заправила черную прядь за ухо, хотя нужды в этом не было. Воздух оставался неподвижным, а ее волосы были такой длины, что растрепаться могли едва ли. С самого детства Джойс была эдакой девчонкой-сорванцом и сейчас, когда ей не нужно было прилично одеваться на работу, вернулась к тому же стилю. Она предпочитала простую одежду – футболку и джинсы – и не пользовалась косметикой. С недавней поры Джойс начала коллекционировать украшения, она покупала их на аукционах и распродажах по причине, которую не могла объяснить даже себе, но купленное носила редко. Надо было сегодня что-нибудь надеть. Может, если бы Тед нашел ее более женственной, то не держался бы на расстоянии вытянутой руки.

«Или он все еще переживает потерю жены? – задалась вопросом Джойс. – Или по-прежнему видит меня учительницей, а не женщиной?»

И сама удивилась, осознав, насколько последняя мысль угнетает ее.

Пруд располагался за зданиями, у подножия пологого травянистого холма. На другой стороне рос лес из дубов, вязов и рябин, и листва их представляла собой великолепную смесь желтого, красного и коричневого. Листья большей частью еще не облетели, но Джойс знала, что время листопада не за горами. Еще неделя или две. Она считала осень своим любимым временем года: отчасти потому, что в это время начинались школьные занятия, отчасти из-за энергии, наполняющей холодный воздух. Прекрасный парадокс: мир, готовившийся к временной, приносимой зимой смерти казался ей живее, чем всегда.