И тогда зазвенит весь Мир.
Ринат Уфимцев. Meisterwerk
Первым же делом учитель запретил ему приближаться к клетке с гарпией.
– Почему? – спросил Вирон.
Гарпия смотрела на него своими желтыми глазами и молчала. Это было хрупкое, изящное существо, напоминающее человеческую девушку с крыльями вместо рук. Перья у нее были коричневые с редкими черными пятнами, длинные, крепкие. Лицо – юное и курносое, совершенно человеческое – обрамляли кудрявые волосы, спускающиеся также на девичью грудь с розовыми сосками. Сгорбившись и сложив крылья, гарпия сидела на жерди, уцепившись за нее крепкими желтыми когтями. Из-за ее позы не удавалось понять, насколько сильно гарпия похожа на человека.
– Видишь когти? – спросил учитель, поглаживая бороду. – Выпустишь ее, и она прикончит тебя в мгновение ока. Не обманывайся ее внешним видом. Это не человек, а зверь – хитрый, опасный, бесчувственный и совершенно не разумный.
– А зачем она вам, учитель? – спросил Вирон, глядя на гарпию с невольной опаской.
Учитель усмехнулся.
– Перья. Перья гарпии – полезный и очень активный алхимический реагент. Кровь, слизь, отрыжка, погадки, копчиковая пункция тоже идут в дело. Неплохо было бы получить от нее оплодотворенные яйца для кое-каких экспериментов… да вот самца никак не могу раздобыть, нет их на рынке. Полезное со всех сторон животное. Более того, мой Meisterwerk будет основан на гарпиях. Я изучаю, насколько далеко гарпия способна зайти в имитации человеческого.
Заметив, что Вирон не понял, учитель пояснил:
– Гарпии умеют в охотничьих целях имитировать человеческую речь. Обычно они просто кричат женскими голосами мольбы о спасении, приманивая к себе легковерных пастухов, однако в некоторых трудах, как, допустим, в Naturalis Historia, описаны были экземпляры, которые умели поддерживать связную беседу, рассуждать и даже слагать стихи. Я не особо доверяю древним свидетельствам, однако верю, что гарпии могут быть гораздо более разумными, чем считается. И я намерен написать об этом основополагающий труд. Некоторые наметки уже есть, однако я до недавнего времени был сильно стеснен бытовыми обстоятельствами. Какие могут быть исследования, когда приходится ежедневно отвлекаться на просьбы крестьян «сделать дождик». «Сделать отел». «Сделать, чтобы Ивка мальчика родила». Какие же мелочи их интересуют! Вот потому мне и понадобился ученик. Теперь у меня есть собственная башня, есть ученик, а значит, можно заняться моим Meisterwerk. Твоей же обязанностью на первых порах будет быт. К гарпии не подходи, не то всыплю розог. Если она тебя убьет, Капитул ко мне нового ученика еще не скоро направит. Понял меня?
– Да, учитель, – сказал Вирон. Он был готов к такому и потому не особо удивился. Ученик чародея полностью берет бытовые заботы на себя. Ухаживать за учителем, готовить еду, убирать, выполнять за учителя мелкие задачи, а то и выносить за ним утки – нормальная вещь. Хорошо хоть его направили в спокойное место, к деревенскому чародею Ставросу, а не к какому-нибудь сумасшедшему уроду с прозвищем вроде Спиридон-Палач или Артемис-Скотоложец.
Гарпия вдруг подняла голову и произнесла высоким измученным голосом, глядя на Вирона:
– Больно. Постоянно… больно.
Сказав это, гарпия вновь нахохлилась и приняла прежнюю позу.
Шокированный Вирон посмотрел на учителя.
Тот самодовольно погладил бороду и простер руку к клетке:
– Видишь? Умная, Ita vivam! Заучила, какими словами подманивать юных парней. Осторожнее, Вирон, она уже положила на тебя глаз. Не дай задурить себе голову, а не то помрешь под когтями. Дохлые ученики, – и он накинул на клетку с гарпией широкое полотно ткани, – мне не нужны.
С тех пор Вирон нечасто видел гарпию. Было лишь несколько случаев. Однажды он зашел в комнату учителя для уборки и обнаружил, что клетка не занавешена. Самого Ставроса в это время не было. Он уехал в ближайшую деревню разбираться с одержимым (заранее назвав это странным словом epilepsia). Заметив, что клетка не накрыта, Вирон в растерянности остановился на пороге. Затем, решив, что особого вреда не будет, он все же начал уборку. Гарпия молча наблюдала за ним со своей жерди. Лишь когда он закончил, она вдруг подняла голову и обратилась к нему:
– Больно. Спасите.
Вирон замер на месте.
Правильным решением было бы закрыть за собой дверь и уйти, однако Вирон зачем-то спросил:
– Сильно больно?
– Да, – сказала гарпия.
Неуклюже балансируя крыльями, она развернулась и показала Вирону свою спину. Внизу, где перья с крыльев смыкались над копчиком, было сильное покраснение и припухлость. Вирон пригляделся и все равно не понял, что там такое. Еще его смущало, что под птичьим копчиком располагались бледные девичьи ягодицы идеальной формы, такие же, как у полуразрушенных мраморных статуй древности. Гарпия дала ему рассмотреть свою рану, после чего повернулась обратно.
– Что это? – спросил Вирон.
– Копчиковая пункция, – гаркнула гарпия голосом учителя, настолько точно сымитированным, что Вирон вздрогнул и пригнулся. – Давай-ка сюда свою задницу. Сцедим, как надо! Не дергайся, скотина! – здесь голос гарпии вновь стал женским. – Больно. Страшно.
Легко было посочувствовать ей, но тут Вирон осознал одну вещь, которая мгновенно его отрезвила и встревожила. Слова «больно» и «страшно» были сказаны разными женскими голосами. Если так подумать, то и «да» было сказано иным голосом. Гарпия не говорила собственным голосом – она лишь воспроизводила чужие фразы и реплики.
И от каких женщин, спрашивается, гарпия услышала слова «больно» и «спасите»? И в каких обстоятельствах?
Вирону стало жутко, и он торопливо вышел из комнаты, не обращая внимания на дальнейшие мольбы гарпии. Учителю о произошедшем он рассказывать не стал. Ставрос бы наверняка рассердился на него за непослушание.
В следующие два раза, когда он заставал клетку незанавешенной, Вирон не особо вступал с тварью в беседы. Она пыталась разговорить его, однако он игнорировал настойчивые обращения, продолжая убираться.
Однажды он все-таки вступил с ней в беседу. Это была зима, и учитель уехал в столицу – проходить аттестацию по своему Meisterwerk. Работа близилась к завершению, и учитель повез в Капитул готовый черновик. «Они просто ахнут, – сказал он Вирону, садясь в экипаж и пытаясь хоть как-то пристроить на коленях свой посох волшебника. – Вот увидишь, мы с тобой прославимся. Никто и никогда еще не писал таких всеобъемлющих трудов по квазичеловеческим созданиям, опираясь на последние достижения медицины, зоологии и алхимии. Это прорывная работа, Ita vivam!» Уезжая, он похлопал Вирона по плечу и пообещал привезти ему из столицы невиданных заморских блюд – spinacia или fricandeau, например. В отсутствие учителя Вирон решил не убираться в его комнате, чтобы не сталкиваться лишний раз с гарпией. Он лег спать в своей каморке, где были только топчан, стол и полка с книгами, а также шкаф, встроенный в стену. Проснулся Вирон от дикого крика. Это был протяжный, мучительный женский крик, от которого стыла кровь в жилах. Невозможно было вынести его. Запыхавшись от подъема по лестнице, Вирон вбежал в комнату учителя с факелом в руке и в его переменчивом свете увидел, как гарпия, уцепившись когтями и повиснув на прутьях клетки, методично бьется головой о дверцу, вопя на одной протяжной ноте. Удары были сильные – грохот стоял такой, что едва ли не заглушал крики. Тяжеленная клетка ходила ходуном. Вирон замер в полнейшей растерянности, не зная, как поступить. От происходящего у него помутилось в голове. Он не нашел ничего лучшего, как ткнуть факелом в дверцу, чтобы отпугнуть гарпию. На миг факел ярко высветил ее искаженное от гнева и боли лицо, а затем гарпия издала короткую испуганную трель и неуклюже, будто мешок, свалилась на пол клетки. Там она замерла, тяжело дыша. Крики прекратились. Слыша, как колотится в воцарившейся тишине его собственное сердце, Вирон спросил:
– Тебе настолько плохо?
– Да, – женским голосом произнесла гарпия.
– Ты правда неразумная? Учитель не соврал?
На этот вопрос гарпия не ответила. То ли не поняла вопроса, то ли решила не отвечать.
– Что мне сделать, чтобы ты больше не орала? Может, тебе еды не хватает? – спросил Вирон.
Гарпию учитель всегда кормил сам, не доверяя ему. Впрочем, и сейчас Вирон увидел в углу клетки кусок копченой бараньей туши, а также большую кадку с водой. Она не голодала.
– Больно, – проскулила гарпия, не поднимая головы.
Вирон облизал губы. Ему было страшно, но он продолжил.
– Ты хочешь, чтобы я выпустил тебя из клетки? – спросил он.
При этих словах гарпия оживилась.
Она повернула голову и изящно, как птица, поднялась с пола. Медленными шажками приблизилась к дверце. Вирон впервые увидел ее так близко. Лицо ее было холодным и прекрасным, словно у статуи, а девичье тело – будто вылепленным из мрамора. Гарпия посмотрела на него и медленно, игриво, чуть ли не мурлыча произнесла на два разных голоса:
– Да. Спасите.
В этот момент подул ветер и огонь вспыхнул ярче. Вирон разглядел гарпию получше. От ветра этого ее перья встали дыбом, что-то шевельнулось под острым подбородком, и вдруг с жуткой очевидностью Вирону стало понятно, что никакого лица у гарпии попросту нет – то, что казалось ему прекрасным женским ликом, было сочетанием жестко сцепленных белых и розовых перьев, коротких и длинных, обрамляющих клюв, который начинался ото «лба» и заканчивался «подбородком», на самом деле являвшимся острием клюва; перья утратили на мгновенье свое сцепление – будто раздвинулась сухая мозаика, – обнажив под фальшивым лицом розовую сморщенную птичью морду. Единственное было настоящим в ней – глаза, желтые и неподвижные. Гарпия качнула грудью – какая же это грудь? Птичий зоб! – и издала вдруг разочарованный вопль, поняв, что Вирон разглядел ее по-настоящему. Было заметно при этом, что звуки эти исходят из-под «подбородка», где и располагался ее истинный рот.