– Увидел?
Илья спрятал железку обратно на шею, застегнул куртку и снова взял оружие в руки. Мгновение он стоял перед идолом, словно раздумывая, не врезать ли ему булавой по оскаленной морде.
– Теперь ты знаешь, что будет, – сказал Илья.
Круто повернулся и ушел к селу.
Из Девятидубья донесся сдержанный грохот. Там пытались без лишнего шума раскатать избу.
Малая дружина не добилась в Девятидубье ничего, кроме позора, но дала уяснить важное. Нечисть не хотела идти за Смородинку. Только пара молодых рыже-бурых тварей выскочила на лед, преследуя отступающее воинство, но сразу встала. Обычно волоты не боялись рек, наоборот, они любили воду, хорошо плавали и ныряли, а зеленые лешаки так вообще жили на болотах, в самой топи, питаясь лягушками и змеями. Отогнать от реки берегиню надо было постараться. Да никто, пожалуй, и не пробовал, если оставить братьев Петровичей, которые непонятно чего с берегиней учудили – по пьяни небось.
Раз отпрыски Солового встали на реке, а потом еще пошвыряли на лед объедки коней, обозначив так границу, значит глава рода не считал землю за Смородинкой своими охотничьими угодьями. Видимо, он с самого начала двигался на восход, туда, где леса гуще, дичи больше, селений меньше. Не застрянь он у Девятидубья да не оголодай вконец, никто бы его и не заметил.
По большому счету все эти «если бы да кабы» Илью не заботили. Ему надо было уберечь то, что он пренебрежительно называл «обоз»: сани, коней, челядь Петровичей, Миколу. Дабы строптивый парубок не дергался, его назначили над челядью временно главным. А то прискачет, неровен час, на подмогу, тут и конец ему.
Миколе приказали до захода солнца убраться с обозом на пару верст за реку, встать по возможности в открытом месте, обложиться кострами и сидеть тихо до особого распоряжения.
– А если тут у вас что? – неуверенно спросил Микола.
Он нашел в снегу у реки оброненный кем-то из дружинников меч и с тех пор очень волновался. Когда дружина, пусть даже не младшая киевская, а вовсе малая, с бору по сосенке, удирает, теряя оружие, тут заволнуешься.
– А если что, я тебе свистну, – пообещал Илья.
Как и предсказывал Лука Петрович, от Девятидубья мало чего осталось, когда его раскатали на требуемое количество дров. Только баньки у реки не тронули, да кузницу Лука не позволил ломать, маленькую, тоже над самой рекой, наверняка переделанную из бани.
– Железо из кузни грузите в сани, – распорядился он. – Пригодится в хозяйстве.
Подгоняемая страхом челядь разметывала избушки и кладовки с невероятной скоростью.
– Истинно говорят: ломать не строить! – только и сказал Василий.
– Вот вы, значит, как можете трудиться на самом деле, – добавил Лука. – Вернемся домой, высеку всех скопом и каждого по отдельности. Лентяи!
Постоялый двор обнесли кольцом высоких, в рост человека костров, готовых к немедленной растопке. От костра к костру бродил Лука и вздыхал. Стало ясно, что хоть Петровичу и отказали, а в мечтах он все равно видел Девятидубье своей вотчиной.
Пока обоз собирался, витязи сели подкрепиться. На ночь и утро Микола сделал каждому по два куска жареного мяса, завернутого в толстые лепешки. Для питья отыскал пару уцелевших кадушек и наполнил их водой из проруби.
– Хозяйственный какой, – оценил Василий. – Болтает только много. Микола, а Микола! Бросай своего дядю, иди ко мне. Не пожалеешь. Делать ничего не надо, мне и так четверо штаны подают. Когда осмотришься, ключником тебя поставлю.
– Я в холопы не пойду. Да у вас и терем-то не свой, – ляпнул Микола.
Василий залился краской и поднял было кулак, но передумал.
– И правда болтает много, – согласился Илья. – Пороть его некому.
– Ты ему дядя, ты и выпори… – прошипел Василий.
– Домой вернемся если, выпорю, – пообещал Илья.
И незаметно подмигнул Миколе.
Смеркалось. Илья на прощанье огладил Бурку, что-то шепнул ей на ухо, и обоз ушел за реку. Хмурый и сосредоточенный Микола ехал последним. «Потому что я главный, а опасность сзади», – объяснил он.
– И правда добрый парубок, – сказал Лука. – Не бывать ему ключником. В дружинники глядит. Слышь, Урманин! Не отпускай его. А то он так много о себе мнит, что непременно молодым погибнет.
– Не бухти, – попросил Илья. Он стоял у растопочного костра, глядел в сторону леса, склонив голову набок, и даже вроде шевелил ушами.
Петровичи послушно замерли. Освоившись в Девятидубье, они заметно осмелели, но сейчас приближалась ночь.
– Учуяли нас, – сказал Илья. – Днем еще учуяли, но через сон. А теперь просыпаются. Берите головни, братья. Палите, и расходимся по местам.
Костры вспыхнули быстро, постоялый двор опоясался кольцом пламени. Стало очень светло внутри кольца, и непроглядная темень застила мир за его пределами. Илья обошел всю огненную стену, придирчиво ее разглядывая, и остался доволен.
– До утра ни одна тварь не сунется.
По задумке Ильи, твари должны были всю ночь шастать вокруг двора и к утру сдуреть от злости. Кто-то наверняка уйдет в лес дрыхнуть на голодное брюхо. А те, что останутся, будут в самый раз для битья – усталые, отупевшие, рвущиеся к добыче любой ценой.
– А утром мы их поодиночке…
И тут из-за костров свистнули.
Лука и Василий выронили головни, присели и зажали уши.
– Привыкайте, братья, – посоветовал Илья, болезненно морща лоб. – Это еще легонько. Вот сейчас…
Новый посвист был похож скорее на хлопок, словно кто-то, ростом до неба, звонко ударил в ладоши. Василий со стоном упал на одно колено. Лука мотал головой. Даже Илья чуть пригнулся.
Ударило по ушам вновь так, что загудело в голове.
– В дом! – крикнул Илья.
Следующий удар они перенесли легче, его ослабили бревна.
– Убью! – прохрипел Василий. – Убью тварь, зажарю и съем!!!
– Молодец! – Илья шлепнул было Василия по плечу, но тот вовремя отшатнулся.
– И так всю ночь?! – простонал Лука.
– Нет. Устанет. Соловый хоть и нечисть, а тоже живой.
Жжжжах! Свист стал выше, теперь он не бил, он резал.
Илья присел на лавку. Здесь успели навести порядок, хоть и наспех, соорудили даже подобие стола на козлах. Тлели лучины, как раз пора было их переменить.
– Стрельнуть, что ли? – буркнул Василий, потирая ладонями уши. – На звук. Я умею. Понять бы, откуда он… Будто отовсюду.
Посвист стал еще резче, потом рассыпался, окружая постоялый двор.
– Будто отовсюду… – повторил Василий.
Илья взял пригоршню свежей лучины со стола, поворошил в пальцах, отложил.
– Лезьте в кладовую, – сказал он. – Возьмите сена или тряпок каких, в жгуты скрутите, заткните уши. И ждите утра. Скоро нечисть утомится, будет ходить кругом молча. Когда прогорят костры, полезет сюда. Ко мне через дверь, к вам через щели под застрехой.
– А вдруг опять крышу проломят?
– Нет. Если дырка есть, нечисть всегда идет в дырку. Тут-то мы ее и встретим. Полдела сделано, братья. Нам теперь не уйти отсюда. Им – тоже.
Илья усмехнулся и положил на стол булаву.
Нечисть всю ночь бродила вокруг двора, не решаясь пересечь огненное кольцо. Волоты свистели и улюлюкали, рычали, визжали на разные голоса. Потом начали уставать и злиться. На это Илья и рассчитывал. В самое свое время – темное – нечисть оказалась от добычи отрезана. Ближе к утру волоты озверели настолько, что подрались между собой. Потом самые крупные убрались в лес несолоно хлебавши. А молодь затаилась неподалеку, лишь иногда выдавая себя гулкими вздохами и лопотанием.
Илья ночью не присел ни на миг. В углу лежал меховой плащ, можно было прикорнуть вполглаза без боязни замерзнуть. Но храбр не стал разводить огонь в каменке и лучинам дал погаснуть. Бродил по темному двору из угла в угол – опасался, что матерая тварь, может, сам Соловый, наберется духу пробежать между кострами. А еще слушал, очень внимательно слушал. И принюхивался.
На слух выходило, что волотов действительно пятеро. Двое старых, двое средних, один мелкий. Как эта ватага учинила такой страшный разбой и обратила в бегство дружину, удивляться не приходилось: даже Петровичи, тугоухие и начисто лишенные воображения, терпели посвист Солового с трудом. И то их воодушевляло присутствие Ильи. Без него отважные храбры мигом намазали бы салом пятки. Выдержать сатанинское пенье волотьего хора было выше человеческих сил.
И в драке один на один даже самая мелкая тварь легко убила бы безоружного человека. Еще проще ей погубить коня – прыг на шею, да за горло зубами. Илья невольно поежился, вспомнив о любимой Бурке, вечно сонной на вид. Кобыла была уже в годах, скоро надо искать ей замену, а где еще такую громилу взять, они не часто родятся… Бурка с хорошего разгона затоптала бы в кровавый блин даже старого волота, но прыжок на шею был для нее верной смертью. И хотя к своему разбойничьему свисту Илья кобылу приучил, кто знает, как бы она себя повела, рыкни на нее Соловый.
Нет, ни простой дружинник, ни самый хорошо обученный боевой конь не годились против волотов. Добрыня знал, кого сюда посылать. И недаром князь с ним согласился.
Начало светать. Костры почти догорели. Илья встал в угол и весь обратился в слух. Вот потрескивают угли. Вот дышит во сне один из Петровичей, второй не спит, хорошо. А нечисть? Неужто вся ушла?
Шорох. Еле слышный шорох за стеной кладовой. Нет, не за стеной – по стене.
Бац!!! И в ответ звериный визг.
Илья схватил лук, одним движением надел тетиву и выскочил со двора, по ходу накладывая стрелу. За Петровичей он не волновался. Если Лука приложил кого кистенем в лоб, там беспокоиться не о чем.
Костры едва тлели. Вблизи чужаков не было кроме того, что влез на конюшню. Илья отбежал шагов десять, развернулся и встал к лесу грудью, высматривая, вынюхивая, выслушивая нечисть.
Из кладовой доносились глухие тяжелые удары. Каждый удар сопровождался тонким бабьим взвизгиванием.
Илья опустил лук. Похоже, остальная нечисть убралась глубоко в лес – спать. Ну один волот – уже добыча. Дюжина гривен Петровичам, да и себе какая-никакая радость от выполненного дела.