Но если ты создаешь бизнес с нуля, то ты можешь сразу скакнуть в XXI век».
«Я вырос в Тайшете у бабушки и дедушки, бывших узников ГУЛАГа, – говорит Сергей Николаенко. – Это удивительное место, там очень много интеллигентных людей. У нас пела “Валенки”, будучи арестанткой, великая певица Лидия Русланова.
Мы, дети, росли на улице и умели говорить по фене (кто “заехал”, кто “откинулся”), но при этом понимать разговоры взрослых о книгах, музыке, истории.
Я-то, конечно, появился уже на свободе, но моя мама родилась в лагере, бабушка с дедом познакомились за колючей проволокой».
Николаенко с любовью и гордостью рассказывает драматичную историю своих предков, которые прошли через страшные испытания и при этом не обозлились на несправедливые репрессии по политическим статьям; учились и свободе, и родину любить не из-под палки, а из гордого самосознания. Как у многих русских, не только сверхновых, в генотипе Николаенко намешано немало разных народов. С одной стороны бабушка и дедушка – чистокровные украинцы, а с другой – четвертинка карабахских армян Арутюновых и четвертинка польско-белорусских кровей.
Бабушка перед знакомством с дедушкой в ГУЛАГе уже была замужем, первый муж был этническим немцем. Пережила первые репрессии, оккупацию, голод, выезд в Германию, смерть детей, мобилизацию мужа в вермахт, возвращение и арест. Муж выжил, освободился из советского плена и нашел ее, но она уже к нему не вернулась.
Деда Сергея Николаенко, ее второго мужа Беника Арутюнова, и в немецком концлагере для военнопленных, и нашем лагере спасло то, что он был санинструктором. Он никогда не учился на врача, но помогал заключенным докторам и сам практиковал, в том числе как стоматолог; сохранилась фотография, где он в белом халате в кабинете с пациентом, полный достоинства, как будто и не в тюрьме. Дед знал, что врачу даже в лагере легче выжить, поэтому у внука фактически не было колебаний в выборе профессии.
«Я специально вас поселил в квартире, где все начиналось, – говорит Сергей Николаенко. – Там, на кухне, – помните материал вашей коллеги?»
История репортера Марины Ахмедовой про Николаенко вошла в книгу Лаборатории «Однажды» «Дельфины капитализма», и в ней есть описание той самой квартиры, в которой мы остановились: «Единственная пустая комната оборудована под гостиницу – здесь прячутся от лишних глаз пациенты, пока для них готовятся эпитезы. В кухне на столике разложены гипсовые формы, которые, как шкатулки, захлопываются двумя половинками. Стоят баночки с пигментом и силиконом. Прозрачные колбы. А пластиковые распечатки частей черепа с 3D-принтеров встречают… взглядами белых матричных глазниц».
Первое собственное производство высокотехнологичных эпитезов (лицевых протезов) компании Николаенко «Эпитетика» помещалось на обычной кухне в квартире шестнадцатиэтажного дома в Красноярске. Поначалу Сергей и не собирался становиться предпринимателем, для этого нужен был кризис. Он вернулся из Германии, где освоил технологии эпитетики[16], написал самую цитируемую свою статью (об усовершенствовании метода пломбирования зубов с учетом изменения объема пломбы при застывании), подглядел технологии управления медициной и стал работать в родном Красноярском медицинском университете. Хотелось верить, что на родине нужны все эти знания. И главное, что он хотел сделать, – университетскую клинику, ведь наука, практика и образование должны жить вместе. Он мечтал сделать родной мединститут одним из ключевых медицинских центров в мире, в области эпитетики как минимум. И это было возможно в партнерстве со вторым родным для Николаенко вузом – Университетом имени Фридриха – Александра, что находится в немецких городах Эрлангене и Нюрнберге.
Сначала начальство вроде обрадовалось, что появился высококлассный ученый-врач с передовыми идеями, а потом начались конфликты и напряги. Сергея, по его словам, просто съели на кафедре в духе классических постсоветских интриг. Ректор медуниверситета накануне конфликта посетовал, что Николаенко не слушается начальства.
«Кого же я не слушаюсь? Вас? Не может быть, не могу я вас не слушаться: в России живу, порядок знаю, царя всегда слушаюсь. Но вы надо мной столько начальников поставили, невозможно слушаться каждого приказчика – и заведующего отделением, и начмеда. Дело же делать невозможно».
«Ты должен всех слушаться!»
«Всех не получится».
После такого разговора Николаенко полетел выступать на научном симпозиуме в Москву, легально, с командировочным удостоверением; но пока его не было, его уволили – на основании якобы отмененной командировки. По приезде даже знакомые сотрудники отдела кадров лукавили: «Сергей Алексеевич у нас был, он видел приказ об отмене командировки». Ну что ж, насильно мил не будешь. Не обижаться же на порядки, надо дело делать.
Так появилась частная стоматологическая клиника, которая сначала медленно развивалась, но к середине десятилетия расцвела. Качество даже вполне обычных услуг в ней высокое из-за того, что в клинике профессора Николаенко лучшие специалисты и ученые, лучшая наука. И это заметили корпоративные клиенты. Первый из них купил сразу три тысячи страховок для своих сотрудников – настолько был доволен перфекционистским сервисом и качеством. Параллельно Николаенко экспериментировал в области социальных инноваций; научился лечить пенсионеров бесплатно.
Как? Очень просто. Берем студентов, которые готовы работать бесплатно ради опыта, при этом выдавать высококачественный результат под контролем профессионалов-наставников. Берем поставщиков технологий и материалов, которые заинтересованы ради захвата рыночной ниши предоставлять свою продукцию безвозмездно, то есть даром: ведь вышеупомянутые студенты, научившись работать именно с их технологиями, в дальнейшем станут постоянными клиентами. Ну и берем пенсионеров и прочих социально незащищенных людей, которые готовы терпеть не самых опытных врачей, потратить чуть больше времени на прием, но получить полноценное лечение. Родственники тех самых пенсионеров нередко становились уже платными клиентами клиники Николаенко – из чувства благодарности и уверенности, что все будет хорошо: «Раз они моей бабушке бесплатно так классно все сделали, то уж за деньги тем более постараются».
И вот однажды в клинику пришел человек не только без зубов, но и без носа. Сергей заинтересовался темой; оказалось, что людей с подобными дефектами в одной только России немало – более 23 тысяч. Жить им приходится на положении изгоев: они не ходят на работу, не выходят из дома даже за самым необходимым, потому что, увидев человека без носа, обыватели падают в обморок. Люди с дефектами, у кого есть деньги, вынуждены ехать за границу, а у кого нет – прибегать к услугам театральных гримеров или ходить с повязкой на лице. Сначала Николаенко формировал группы пациентов и привозил к ним «на гастроли» немецких коллег, потом постепенно освоил и изготовление эпитезов, и их установку.
А теперь люди со всей страны приезжают восстанавливать лицо в Красноярск (и живут чаще всего в той самой квартире, откуда все началось).
Сейчас на базе «Эпитетики» развивается и университетская клиника со студентами, ординаторами и соискателями, которые делают выдающиеся диссертации и без которых уже трудно обойтись и государственному медуниверситету.
«Вот так и дружим», – улыбается Сергей Николаенко.
Артем Оганов родился в Днепропетровске (после украинского переименования в Днепр пропала кавээновская шутка «Люблю тебя, Днепропетра творенье!»), но семья почти сразу после его рождения переехала в Москву. Здесь были школа, первые химические опыты, ожоги от концентрированных кислот и щелочей (квартира не сгорела только чудом), геологический факультет МГУ и почти сразу после его окончания в 1997 году – отъезд в аспирантуру в Англию. Началась стремительная карьера ученого, рано сделавшего то, что оказалось нужно многим.
Что же заставило его вернуться в Россию? По его словам – насмотренность. Все сверхновые русские, с кем нам удалось подробно поговорить, имеют глобальный кругозор, отличное знание разных стран и рынков. Их выбор судьбы в России – не оттого, что иной страны не видали, а как раз оттого, что видали. Это выбор взрослого человека, без комплекса превосходства, но и без комплекса неполноценности по отношению к другим народам. И именно любовь к своей стране помогает уважительно и на равных, не лебезя, но и без отторжения относиться к другим культурам.
Экономист Виталий Найшуль любит повторять, что русские западники не знают Запада, а почвенники – почвы. Можно добавить: а вот сверхновые русские знают и то и другое. Но ни тем ни другим не обольщаются.
«Когда я впервые летел из России и наш самолет сделал посадку в Ирландии, я смотрел в окно и чувствовал восторг и предвкушение: вот эта трава уже заграничная! – рассказывает Оганов. – Но довольно быстро понял, что каждая страна имеет свои особенности – и плюсы, и минусы.
Нет плохих стран и культур – все хорошие и замечательные, достойные и изучения, и уважения. Но среди них есть твоя страна и твоя культура – родные. Не лучше и не хуже других, просто твои».
Россия имеет значение
«Я вернулся в Россию на самом пике своей бизнес-карьеры в Штатах, – говорит Дмитрий Симоненко. – Я стал мультимиллионером, но мне все время хотелось домой, я не мог находиться в Америке. И однажды я собрал свою семью и сказал, что мы едем в Россию. Домашние охренели, но поехали».