Но постсоветский опыт деградации массового образования показал, что воспитание – это все-таки ключевое качество, отличающее хорошую школу от плохой; и так везде, во всем мире. Умение растолкать конкурентов локтями ради личного успеха было очень популярным в 1990-е и привело к разрушению социальной ткани страны. С таким царем в голове великих проектов не сделаешь: нужны мотивация на созидание, умение собрать команду живых людей, а не просто послушных истуканов и хищников; прогрессоров, а не агрессоров.
Если при выращивании человека, тем более сверхнового, качества личности оказываются важнее профессионализма, то воспитание в школьной системе – важнее образования.
В своих образовательных проектах Юрий Усков не раз обсуждал с педагогами, кого важно уметь вырастить, в чем идеал личности. Педагоги обычно рисуют портрет идеального выпускника: говорят про ценности, характер, soft skills, произносят другие правильные слова. Но как к этому образу двигаться, работая с реальными и неидеальными учениками?
«Предположим, вы собрали у себя в голове этот идеальный образ, – говорил на обсуждении проекта развития лицея Юрий Усков. – Это даже хорошо. Но что дальше? Что теперь с этим образом вы будете делать в неидеальной реальности? Что самое главное в воспитании? Какого человека вы хотите создать?»
Пауза. Проблема.
Как часто пишут в учебниках, ответ – в конце главы.
История образовательных проектов iSpring, реализации идеи массового выращивания «живых-живых» людей, начинается в 2009 году. Так совпало, что она пришлась на момент семейного кризиса основателя проекта.
«Я женат во второй раз, – рассказывает Юрий Усков. – С первой женой, Натальей, у нас трое детей, она хороший и светлый человек, но мы очень плохо совместимы. Когда я в двадцать лет принял решение жениться, я не понимал многих вещей, особенно – про совместимость».
«Никто не понимает в этом возрасте».
«Не всегда. Вот я с сыновьями поработал, и, мне кажется, они в свои двадцать лет гораздо больше про это знают и чувствуют, чем я в сорок… Но мы с первой женой прожили вместе 14 лет, и это были годы “войны”. В итоге, несмотря на все наши старания сохранить семью, мы разошлись. И вот когда расходились, и начали совместный образовательный проект».
2009 год. Идет настоящая семейная битва – все-таки трое общих детей. Обстановка на «поле боя» меньше всего располагает к совместным усилиям и проектам: все равно как если бы одна воюющая армия предложила другой вылезти из окопов и пойти собрать урожай на соседнем поле, а то жалко ведь, пропадет. И тут Усков говорит бывшей жене: «Есть дело, которое мы с тобой хотели сделать, и, несмотря на весь ад, который происходит у нас в отношениях, надо им заняться. Потому что на белом свете нет сейчас людей, кто бы находился в такой же степени готовности к этому проекту, как ты».
В декабре 2009 года в Йошкар-Оле открылась первая «Инфосфера» – школа юного программиста, место дополнительного образования для школьников. Вначале были три класса, 30 детей, компьютеры и роботы. А главное – педагогическая концепция, основанная на искреннем напряженном поиске ответа на вопрос, как сделать «живого-живого» человека, а не просто учить современному программированию.
«Инфосферу» в значительной степени и создала Наталья Пахмутова, бывшая жена Юрия Ускова. За первые 10 лет одна-единственная школа юного программиста превратилась в целую сеть; появились летний IT-лагерь с лидерской программой, потом – лицей, институт и, наконец, педагогическая кафедра в институте, а затем и педагогический факультет, без коего невозможно масштабирование школы.
Наталья с коллегами начинали с маленького проекта дополнительного образования, а сейчас это разрослось в целый образовательный кластер. Каковы были замысел, педагогическая кампания? Из чего, из каких кирпичиков все строилось?
«Мой посыл как педагога, как человека, который болеет школой и проблемами школьного образования, – это создать пространство, в котором ребенок не выстругивался бы, как Буратино, из полена, а развивался бы, чтобы из семечки вырастал именно тот плод, который Господом задуман, —
рассказывает Пахмутова. – Эта идея для меня была важна и в образовательном процессе, и в модели “учитель – ученик”, и в воспитательной составляющей. Главный, принципиальный вопрос: свобода для человека или человек для свободы? Где именно место этому качеству – свободе – в отношениях между детьми, в паре “ученик – учитель”, в отношениях между взрослыми? Это больная тема и для нас, и для всей советской и российской школьной системы».
Раскрепостное право
Несмотря на жесткое администрирование и постоянные реформы, никакой рабочей модели школы в постсоветское время в России так не сформировалось. Это заметно отличает государственные организации от предпринимательских: в бизнесе сама жизнь заставляет меняться, искать эффективные механизмы управления, которые и собственнику приносят результат, и работнику дают возможность самореализоваться. В российских школах, по мнению Натальи, все еще или управленческий хаос, или заскорузлое администрирование с элементами рабовладельческого строя.
Есть в России и очень успешные школы, но их существование – заслуга не системы, а конкретного сильного и увлеченного директора с ярко выраженными качествами сверхнового. У такого обычно есть своя педагогическая концепция, позволяющая обходить груды инструкций и накаты реформ. Сильный директор привлекает столь же сильных и самостоятельных в профессиональном смысле учителей. Однако в обычной ситуации учитель унизительно зависим от начальства и вынужден уделять своей миссии вырастить «живого-живого» человека мало внимания.
Как правило, жесткая атмосфера внутри педагогического коллектива приносит прямые плоды – в результате и детям (не только учителям) приходится столкнуться с неуважением и психологическим насилием. Если педагог несвободен в своем творчестве, зажат и унижен, то продуктом его воспитания будет униженный человек.
Современный учитель в обычной школе унижен и со стороны сообщества, ведь считается, что он просто оказывает услуги – то есть вроде бы должен клиентам-родителям, а не будущему их детей. К тому же он обложен всевозможными проверками и документацией, занят составлением бесконечных отчетов, которые невостребованными лежат стопками на столе в учительской. Проверяющие могут прийти и измерить эти стопки в сантиметрах (так часто и делают) – и больше про них никто никогда не вспомнит. Время, потраченное на написание бессмысленных бумаг, просто украдено у педагога и у ребенка.
«Когда мои дети пошли в школу, я увидел: так, как там, быть не должно, – рассказывает Юрий Усков. – Я-то, помня себя в детстве, надеялся, что школа меняется медленно и что детей учат примерно так же, как и меня учили. Потом понял: нет, это не так, их учат хуже и иначе. Проблема в том, что я извне этого изменить не мог, поэтому еще с 90-х была идея сделать свою школу, где все будет по уму и сердцу. Но тогда я еще не понимал, как этого добиться».
В воспоминаниях Ускова о собственном школьном опыте много благодарности к учителям, но мало сентиментальности. Советская школа по своему устройству была школой индустриальной эпохи. Она – про работу с необразованными массами, которых нужно срочно встроить в индустриальное общество, а не про «выращивание из семечка того дерева, которое задумал Господь» (от этой формулировки Натальи Пахмутовой большинство советских учителей поперхнулись бы).
«Учительница начальных классов оказала на меня колоссальное влияние, – вспоминает основатель iSpring, – помогла сформироваться. У нас семья была многодетная, простые родители – хорошие, в каком-то смысле даже очень хорошие, но непохожие на стандарт, который ожидался от семьи отличника. Учительница в меня специально не вкладывалась и особо не верила, хотя она многое сделала – наверное, больше всех других учителей. Просто сработало то обстоятельство, что она не только со мной, а со всеми учениками работала на совесть; буквально со всеми – ни на кого не махнула рукой. Если ребенок был задиристый, с самомнением, он получал от нее разумную долю оплеух для приведения в чувство, а если нуждался в поддержке и повышении самооценки, она старалась их дать – и в области умений и навыков, и в человеческом плане. При этом в целом у нас в школе атмосфера была казарменная, строгая.
Трудолюбие и дисциплина сами по себе еще никого не испортили, но мне бы хотелось, чтобы образование было менее травматичным. Давление и жесткость часто выжигают человека, особенно молодого».
Как говорил Конфуций, людей можно принудить к послушанию, но их нельзя принудить к знанию. И уж точно принуждением невозможно создать «живых-живых» людей.
Общество изменилось; сейчас сложно представить, что учитель придет к ученику домой и будет проповедовать родителям, как надо жить и воспитывать детей. Изменились и дети, с которыми ничего не сделаешь одними лишь строгостью и дисциплиной.
Большинство педагогов послевоенного поколения – костяк старой советской школы, у которых учились в том числе нынешние успешные и выдающиеся люди, – были аккуратными девушками с традиционной, часто деревенской общинной моралью, отличницами в школе и пединституте. Но уже в позднее советское время авторитет учителя так рухнул, что пединститут стал местом для тех, кто не смог поступить на более престижные и высокооплачиваемые специальности.
Очень непедагогический институт
Юрий Усков и Наталья Пахмутова познакомились в политехе – она тоже поступила на программиста. У нее была хорошая математика, да и мама советовала туда идти – модная специальность. Возможно, сыграли роль здравый смысл вместе с материнской чуйкой: в престижном месте можно или профессию найти, или замуж выйти, а может, и то и другое. Второй пункт сработал быстро, а вот с первым наметились корректировки.