«Русский народ нуждался в сильнейшей идейной поддержке для перенесения всех своих невзгод; более того, требовалось в основу государственного становления Руси положить краеугольный камень – идею, которая не только освещала бы путь людей для их объединения в деле создания национального государства, но и давала бы силу преодолевать трудности, через которые этот путь пролегал, – пишет Аверинцев. – Такой благодатной, все освещающей и все воедино соединяющей идеей явилось таинство любви во святой Троице, призывающей к подобному объединению всех людей: “Да вси едино будут” (Ин. 17:21). Преподобный Сергий был действенным носителем этой идеи…»
Идея русского национального единства в вере появилась раньше, чем ее осознало государство, но именно благодаря этой идее государство смогло выжить.
XIV век, ушкуйники и Усков
Импульс, который получила наша цивилизация в XIV веке, – это важная для сверхновых русских точка отсчета; он не мог не отразиться и в личной, и в родовой памяти.
Юрий Усков рассказывает, что его фамилия не связана ни с какими усами. Под Великим Новгородом есть река Оскуя; на древненовгородском диалекте название могло звучать как «Ускуя», «Ускоя». Основная версия значения – «узкая». Древневепсский (финно-угорский) корень «уско» означает «лодка»; в XIV веке в Новгороде словом «ускуй» или «ушкуй» назывались длинные быстроходные лодки (на них ходили в походы новгородские вольные люди, которых называли ушкуйниками).
Ушкуйники не были маргиналами; некоторые из них были детьми бояр и даже сыновьями тысяцкого или посадника. Люди достаточно высокого статуса собирали ватагу, во главе которой был избранный атаман – и не факт, что сын посадника. Новгород был известным рассадником русских демократических традиций.
Сначала они ходили «за зипунами» во владения Швеции и Норвегии, а потом обратили свой взор на Волгу – мощнейшую торговую артерию, которую в XIV веке контролировала Золотая Орда. Расцвет такого «силового предпринимательства» – это как раз XIV век, когда ушкуйниками дважды была взята столица Орды Сарай! Ушкуйники были в конфликте и с московским князем, который мог блокировать путь через Волгу в Новгород. В итоге они обосновались на Вятке, самой восточной территории Новгорода; с их помощью этот край обрел свою политическую субъектность. Вятская вечевая республика 200 лет существовала относительно самостоятельно и при этом участвовала в общерусской политике, иногда активнее, чем Новгород. Вольницу и участие ушкуйников в политике прекратил Иван III, послав на вятские города шестидесятитысячную армию. Уцелевшие ушкуйники спустились в низовье Волги и позднее влились в донское казачество; возможно, по этой причине еще в XIX веке исследователи наблюдали на Среднем Дону северный говор.
Ушкуйники проявили масштаб русского характера: их мир стал значительно больше, чем мир оседлого крестьянина, включавший пространство от околицы до огорода соседа и ближайшего леса, максимум – церковь и рынок.
Масштаб амбиций тоже: взять столицу Орды по тем временам – это примерно как викингам захватить Париж.
Документированная родовая история Юрия Ускова начинается практически тут же, на Волге, в марийских, то есть царевококшайских, местах, где русское население в значительной степени имеет вятское происхождение. Документально подтверждено, что уже в 1710 году его прямые предки по мужской линии жили в деревне Мышино; эта деревня в 1980-е стала частью Йошкар-Олы.
«Царев город на Кокшаге» (будущая Йошкар-Ола, Красный город по-марийски, – результат раннесоветского национального переименования) был основан в 1584 году при царе Федоре Иоанновиче после взятия Казани Иваном Грозным.
Герой марийского народа, лидер горных марийцев (живших на «горах» – высоком берегу Волги) Акпарс заключил союз с царем, но равнинные марийцы долго атаковали пути в Казань; было три черемисских войны (черемисы – историческое русское название марийцев). Войны шли волнами: приходят царские войска – сопротивление подавлено, все попрятались в лесах; уходят – снова начинается война.
В итоге русские решили ставить крепости на расстоянии дневного перехода; поначалу все они именовались Царевыми городами. Это еще не названия городов, просто обозначение. В советской традиции примерно по тому же принципу секретные города называли «почтовыми ящиками» с номерами, а тогда – Царевыми городами с указанием места: Царев город на Кокшаге, Царев город на Яране, Царев город Санчурский. Позже стали говорить слитно – Царевококшайск; так появилось название города.
Царевококшайск в русской литературе XIX века – синоним удаленного уездного городка: захолустного, но еще в европейской части России, как правило, места ссылки. Быть местом ссылки в то время – не самая плохая история, потому что попадали сюда образованные люди. По данным переписи 1897 года, 60,9 % населения Царевококшайска были грамотными, а по количеству школ на душу населения город опережал даже губернскую Казань: в нем действовали пять школ на две тысячи человек.
У жены Юрия Ускова один прапрадед был священником, а второй – комиссаром. Когда комиссара репрессировали, его жена, врач, тоже сидела в тюрьме, а тот прадед, что священник, ей посоветовал: «Езжай ты в Царевококшайск. Там ситуация со ссыльными получше, там много таких, и косо на них не смотрят».
Вообще, в этих местах фамилия Усков встречается часто, скорее всего из-за близости к Вятке. Есть еще Усковы жуковские – из деревни Жуково, также основанной при Царевококшайске; возможно, Усковы были одними из ее основателей. В «Писцовой книге города Царевококшайска, составленной воеводой И. Т. Шадриным» 1649 года читаем: «Деревня Жюкова, Ускова тож». И далее: «… во дв. Васка Иванов прозвище Усков з детьми с Сенкою да с Микиткою; … во дв. вдова бобылка Окулинка Филимонова дочь Михайловская жена Ускова, да у нее же зятья Михейко Тимофеев прозвище Нехорошко да и Евсейко Софронов».
Жуковские Усковы – предки Юрия по женской линии отца; его дед и бабушка были однофамильцами, но не родней. Предки по материнской линии тоже вятские, из города Кукарки (ныне – Советск Кировской области).
Такая вот сверхновая родословная одного из лидеров марийского IT-кластера, от новгородцев XIV века до наших дней с остановками в Вятке и Царевококшайске.
Металлургическая модель русского народа
Согласно Ускову, русский народ, каким он спаялся к XIV веку, – это результат композиции разных ветвей и исторического опыта, которые смогла силой и верой сплотить Москва.
Для понимания, почему мы такие, он предлагает металлургическую метафору. У стали есть две важнейшие характеристики – пластичность и твердость, и они находятся в противофазе: если выше твердость, то ниже пластичность. Твердая сталь хорошо режет, но может сломаться при ударе; мягкая режет хуже, зато при ударе сгибается, а не ломается. Твердость определяется содержанием углерода: чем больше его, тем тверже сталь. Идеальная сталь должна быть одновременно и твердой, и гибкой; но стандартная физика стали предлагает выбирать что-то одно.
Решением этой проблемы в истории холодного оружия стал булат – сталь с волшебными для своего времени характеристиками. Он очень твердый, тверже инструментальной стали, при этом булатный клинок можно согнуть, он еще и гибок.
Как это получилось? Сталь – это раствор углерода в железе, молекулы углерода ровно распределены между молекул железа.
А булат – это взвесь, а не раствор. Булат получается в результате низкотемпературной плавки: углерод не успевает раствориться, и его частицы находятся во взвешенном состоянии. Это чудо придумали в Индии; им додуматься до такого решения, видимо, помогли медитации. Сейчас бы мы сказали, что булат – композитный материал: супертвердые кристаллы с высоким содержанием углерода живут в массе относительно мягкого кристаллического железа.
«Русский народ – это в каком-то смысле тоже композитный материал, – подытоживает Усков. – В нем есть очень твердые компоненты – это северный тип. Севернее Волги он встречается достаточно массово: “гвозди бы делать из этих людей”. Этот человеческий материал несгибаем – как шутят у нас, “ему при рождении лом в спину забили, вот он и не гнется”. Есть южный тип – он как раз гибкий, легкий, склонный скорее договариваться, чем идти напролом. Еще многотомный историк-классик Сергей Михайлович Соловьев отмечал различие характеров южной и северной Руси:
северная культура менее метафоричная, прямая, более четкая и определенная, немногословная; южная – более лиричная, креативная, хитроумная, с гомеопатической дозой авантюризма».
Это разговор не о мифологии или о литературе, это – практическое знание, которое некоторые руководители понимают. Если набрать взвод солдат в Вятской губернии, то к нему хорошо бы добавить хотя бы пару-тройку украинцев, кубанцев или армян с грузинами – южных людей: они хорошие интеграторы, снижают напряжение в коллективе, помогают формировать человеческие связи. Без них есть вероятность, что северные ребята быстро поубивают не врага, а друг друга. Дело не в том, что северные люди агрессивные (скорее нет, если их не трогать), но они прямые, суровые и не очень договороспособные.
Русский народ был выплавлен и откован историей и географией из этих двух начал – как булат. Из твердого материала Русского Севера, но со значительными легирующими[21] добавками Русского Юга.
Плавильным котлом для русского булата с XIV века стала Московская Русь. Москва втягивала огромное количество населения с юга, разоряемого степными и западными соседями; часто это были бояре с дружинами и крестьянами. Так, один из ближайших бояр Дмитрия Донского, воевода засадного полка, чей удар обеспечил победу русских войск в Куликовской битве, князь Дмитрий Михайлович Боброк Волынский прибыл в Москву с юга – с Волыни, нынешней Западной Украины.