— У тебя на лице написано, что потерял много времени? — спросила Таня Тополева.
— Нет, — сказала я. — Сколько я нашёл времени, должно быть написано у меня на лице! Даже лицо перестало мне подчиняться.
— Я тебя очень прошу, — сказала Таня, — найди ещё дня два-три времени, и…
— И что?
— И начнёшь тренироваться! Договорились?
— Договорились! — сказал я, глядя в небо, глядя туда, в том направлении, где когда-то и кем-то будет выполнено самое трудное задание во всей Вселенной!
Глядя на звёзды, на дневные звёзды, которых как будто бы и не было в небе, но которые на самом деле были…
— Между прочим, — сказал я, — ты написала в своём стихотворении, что… — Я тихо произнёс: — «…Видно, парень влюблённый мечтает о глазах голубых на Земле…»
— «Под гитару он их вспоминает, — подхватила тихо Таня, — на далёкой звезде, на Збюне…»
— Но такой же звезды нет, — сказал я, — я знаю все звёзды в небе. Звезды Збюны там нет.
— Нет, — согласилась Таня, — нет, но будет… потому что это твоя звезда… Ведь она знаешь как расшифровывается?… — И после этого Таня замолчала.
Я не знаю, сколько бы она молчала, если бы я её не спросил:
— А как же расшифровывается звезда! Збюна?
— Звезда… Баранкина… Юрия… — сказала тихо Таня и добавила: — Новая!.. Сверхновая!.. — Танины губы продолжали шептать беззвучно слова, но эти слова я уже знал наизусть. Она шептала их тихо, так тихо, как будто бы она, Таня Тополева была вместе со мной, с Юрием Баранкиным, на той далёкой звезде…
И мы видим поля в дымке синей,
Мы скучаем по мягкой траве,
И гитара поет о России
На далёкой звезде, на Збюне…