Поверх голов сидящих в летных креслах пилотов Евгений взглянул в лобовое стекло вертолетной кабины. Но вокруг была все та же тайга, лишь впереди по курсу вздымалась над лесом широкая пологая сопка. Летчики вели вертолет прямо на сопку, и Евгений с затаенным сердцем ждал, что увидит за ее обратным склоном...
«Ми-24» стремительно промчался над лысой вершиной таежной горы, по другую сторону которой оказалась узкая долина, и там, в долине, Евгений увидел остов сгоревшего вертолета, а ближе к опушке – неподвижно застывшую армейскую боевую машину. И хотя вертолет находился еще достаточно далеко для того, чтобы рассмотреть бронетранспортер во всех деталях, он понял, что этот БТР мертв. На его броне не было заметно следов пламени, а ствол установленного в башне крупнокалиберного пулемета был направлен в небо в соответствии с походным положением орудия. И тем не менее Кудрявцев не сомневался, что видит перед собой уничтоженную машину. Какие-то невидимые глазу признаки, понятные только бойцу спецподразделения военной разведки, подсказали Евгению, что БТР и его экипаж погибли. Когда же вертолет, сбросив скорость, стал кружить над долиной, Евгений разглядел рваную пробоину с вмятыми внутрь краями в крыше БТР, между башней и двигательным отсеком.
– Садимся! – приказал он пилотам и, вернувшись в десантный отсек, объявил задачу своим бойцам: – Осматриваем БТР и местность вокруг него. Ищем раненых и следы ракетного тягача. Выяснив направление движения ракетного комплекса, продолжаем преследование.
Шум двигателя ослаб, и сразу последовал сильный толчок, означающий, что колеса вертолета коснулись земли.
– К машине! – скомандовал Кудрявцев, и его бойцы друг за другом стали выпрыгивать из десантного отсека.
«Ми-24» сел неподалеку от сгоревшего вертолета. Судя по его устойчивому положению, он не разбился, а был подожжен уже после посадки. «Еще одна коварная уловка диверсантов, – понял Евгений. – Как и поисковую группу пограничников, они заманили боевой расчет ракетного комплекса в засаду, сымитировав крушение своего вертолета. Расчет на армейское братство и взаимовыручку. Да и какой нормальный человек не придет на помощь терпящим бедствие?! Вот суки! После Чечни Осокин взял на вооружение самые подлые методы тамошних боевиков!»
– Женя...
Кудрявцев обернулся на голос. Антон Бондаренко, стоя возле уничтоженного диверсантами БТР, указал рукой себе под ноги, затем обвел ею вокруг взорванного бронетранспортера и произнес:
– Здесь пятеро наших. Судя по всему, из боевого охранения. Все мертвые. Множественные переломы, гематомы, ожоги и ссадины. Видимо, погибли при взрыве. И еще... – Бондаренко закусил губу и замолчал.
– Не тяни! – потребовал у него Кудрявцев. – Мы не в бирюльки играем!
– Останки одного из пилотов, – через силу выдавил капитан. – Даже не останки, а клочья человека и летной формы. Видимо, из него сделали «отмычку» – обмотали взрывчаткой, а затем взорвали вместе с бойцами боевого охранения.
– Тихо! – вдруг пронзительно крикнул лейтенант, забравшийся на БТР.
Все «каскадовцы» разом повернулись в его сторону. А лейтенант, склонившись к броне, припал ухом к щели башенного люка. Спустя секунду он распрямился и, глотая слова от радостного возбуждения, прошептал:
– Там, внутри... похоже, живой...
Несмотря на шепот лейтенанта, его слова были услышаны, и трое ближайших к нему «каскадовцев», включая капитана Бондаренко, бросились на БТР. Вчетвером они сорвали крышку башенного люка и тогда уже отчетливо услышали доносившиеся из люка слабые стоны. Лейтенант, первым взобравшийся на БТР, нырнул в люк и вскоре подал в руки своим товарищам тело контуженого, но живого башенного стрелка. Лицо солдата было разбито в кровь, кровь текла у него и из ушей. Он ничего не видел и не слышал и вряд ли вообще понимал, что с ним происходит. Бондаренко быстро осмотрел его тело, прощупав кости, и радостно объявил:
– Переломов, ранений и прочих серьезных повреждений, кроме контузии, нет! Жить будет!
Но эту радость омрачили слова выглянувшего из люка лейтенанта:
– Механик-водитель на своем месте. Мертвый. Осколочное ранение в шею и в голову.
– Здесь еще трое убитых, – вторя лейтенанту, отозвался один из «каскадовцев», осматривающий долину. – Майор, старший лейтенант и рядовой... Нет, пятеро, – поправился боец. – Еще старший сержант с проломленным черепом и сержант с огнестрелом в голову.
Кудрявцев подбежал к нему и осмотрел лежащие на земле тела. «Майор, конечно же, командир боевого расчета комплекса, а сержанты, очевидно, водители ракетной установки. Значит, сама установка захвачена диверсантами!» Кудрявцев наклонился к земле и пошел вперед, внимательно глядя себе под ноги. Валявшаяся в стороне от тела погибшего старшего сержанта дверь водительской кабины, сорванная взрывом с ракетного тягача, лишь на пару секунд привлекла его внимание. Зато две параллельные полосы свежепримятой травы, в полметра шириной каждая, Кудрявцев осматривал долго и тщательно. Наконец он распрямился в полный рост и громко, чтобы слышали все бойцы штурмовой группы, объявил:
– Диверсанты на захваченной ими ракетной установке движутся на юго-восток! Мы должны обнаружить и уничтожить их! Максимов, – он обратился к лейтенанту, первым обнаружившему во взорванном БТР контуженого стрелка-пулеметчика, – останешься с раненым. Дождешься прибытия высланной из расположения полка тревожной группы. Остальные обратно в машину!
Услышав прозвучавшую команду, бойцы «Каскада» устремились к ожидающему их вертолету, чтобы спустя несколько секунд вновь занять места в его десантном отсеке. Лейтенант Максимов, оставшийся вместе с раненым на месте разыгравшейся трагедии, проводил тревожным взглядом взмывший в небо боевой вертолет.
Печоро-Илычский заповедник09.45
Боб гнал ракетную установку вперед на предельно возможной скорости. Машину то и дело трясло и раскачивало на попадающих под колеса кочках. Как только тягач сошел с трассы, специально проложенной в тайге для ракетных комплексов, ехать приходилось исключительно по покрытым кочками и впадинами таежным распадкам. Чтобы не сорваться с крыши под колеса транспортера, Стен крепко держался здоровой рукой за маскировочную сеть, прикрывающую пусковой контейнер. Боб уже дважды предлагал своему командиру перебраться в кабину, но Стен наотрез отказался, объяснив свое решение тем, что снаружи удобнее наблюдать за дорогой и за окружающей местностью. Боб не решился настаивать, хотя объяснение Циклопа и не показалось ему убедительным. Боб даже предположить не мог, какой смысл вкладывал его командир в свои слова. Стена действительно крайне интересовала окружающая местность. Расположившись на крыше тягача, возле транспортно-пускового контейнера, он всматривался в проносящийся мимо таежный пейзаж, ища глазами место, где можно было бы наиболее безопасно спрыгнуть с транспортера. Если бы не простреленная солдатом-водителем рука, диверсант уже давно осуществил бы свое намерение. Но опасение еще больше травмировать при неудачном приземлении раненую руку заставило Стена повременить с рискованным прыжком...
К натужному реву двигателей ракетного тягача прибавился какой-то дополнительный звук. «Что это еще за шум? – Стен напряг слух, стараясь вычленить из уже привычного рева двигателей внезапно появившуюся новую составляющую. – Нет, скорее треск». Ощущение приближающейся опасности заставило диверсанта поднять глаза к небу и оглянуться. На фоне голубого неба ясно выделялась крохотная, размером со стрекозу, винтокрылая машина. Но она быстро приближалась, стремительно увеличиваясь в размерах.
– Выследили, суки, – сквозь зубы выругался Стен, – придется прыгать, иначе не оторваться.
Продолжая держаться здоровой рукой за маскировочную сеть, он попробовал второй рукой поднять свой рюкзак. Рука сейчас же отозвалась ноющей болью, но все же ее можно было терпеть. «Черт! Слишком тяжел. Надо было выгрузить половину снаряжения», – запоздало сообразил Стен. Но на исправление ошибки уже не осталось времени: замеченный в небе вертолет вот-вот должен был настичь ракетный тягач. Диверсант прижал рюкзак к груди и, откинув край маскировочной сети, шагнул к краю крыши транспортера. Треск вертолетных лопастей уже явственно слышался в небе. «Сейчас или никогда!» Стен отпустил край маскировочной сети и, оттолкнувшись обеими ногами от края крыши, послал свое тело далеко вперед. Он сумел сгруппироваться в воздухе и не выпустить прижатый к груди рюкзак, поэтому приземление оказалось удачным. Выбросив вперед ноги, Стен ударился подошвами о землю, но сейчас же опрокинулся на левый бок и покатился по земле. Четко выполнив самостраховку при прыжке с движущейся машины, ему удалось погасить силу удара, но, уже катясь по земле, он несколько раз ударился простреленным плечом о кочки и невесть откуда взявшиеся камни. Стиснув зубы, чтобы не закричать от пронзившей весь правый бок боли, Стен подхватил выпавший из рук рюкзак и, низко пригибаясь к земле, бросился к ближайшей лесной опушке. Доносящийся из-за спины рев дизельных двигателей ракетного тягача и грохот рубящих воздух лопастей преследующего тягач вертолета с каждой секундой становились все тише. Но диверсант не разбирая дороги мчался вперед, пока удаляющийся шум не исчез совсем...
Крохотная точка, замеченная в узкой долине, при приближении к ней обрела формы. Теперь Евгений Кудрявцев уже не сомневался, что видит внизу ракетный тягач с установленным на нем транспортно-пусковым контейнером, служащим для перевозки и запуска стратегической ракеты. Утреннее солнце, бьющее прямо в лобовое стекло вертолетной кабины, мешало рассмотреть транспортер во всех деталях, но все же Евгений заметил, что с установленным на тягаче контейнером что-то не в порядке. Присмотревшись более внимательно, он разглядел, что у пускового контейнера отсутствует передний конический обтекатель, прикрывающий в походном положении головную часть установленной внутри контейнера баллистической ракеты. Почему-то вид стратегической ядерной ракеты, торчащей из разрушенного пускового контейнера, вызвал у Кудрявцева ассоциации с гранатой без предохранительной чеки. И тогда Евгению стало по-настоящему страшно. Настолько отчетливо он представил, что заключенная внутри боеголовки разрушительной силы мощь прямо на его глазах вырывается наружу. Резким кивком Евгений отогнал от себя страшное видение и, обращаясь к летчикам, приказал: