Часть 4НОРА
Глава 30
На этом дневник Фрэнни заканчивается. Больше записей она не делала, хотя прожила еще две недели. Она вернулась на работу, и ее коллеги потом рассказали полиции, что, хотя Фрэнни держалась отчужденно, никто не заподозрил ничего плохого: она всегда была робкой и немного застенчивой. На этот раз она просто вела себя сдержаннее обычного, привычно исполняла свои обязанности, избегая личных контактов, и хотя была вежливой с пациентами, но действовала отрешенно, как робот.
Последние записи в дневнике очень кратки, это простое перечисление фактов, но они подтверждают слова М. После того как он порвал с ней, Фрэнни упорно звонила ему до тех пор, пока снова не вышла на работу. Он знал о ее душевном состоянии, а вот я — нет. Так Фрэнни написала: «Я снова звонила Норе, но не застала ее дома». Она тянулась ко мне в надежде на спасение; теперь, когда мне это известно, мое чувство вины многократно усилилось. Оказывается, мое поведение сыграло в ее судьбе роковую роль.
Правда, в конце концов я ответила на ее звонки, и мы договорились поужинать в «Рэдиссоне». Я хотела позвонить ей раньше, но в то время у меня было особенно много дел в газете — я собирала информацию сразу для двух статей, и мне приходилось ездить в Беркли и Лос-Анджелес, чтобы встречаться там с нужными людьми. В последнюю минуту я все же отменила назначенное Фрэнни свидание — нужно было взять интервью у одного ученого, который работал в совершенно новой сфере исследований, полимерной фотофизике, пытаясь с помощью света заставить полимеры выполнять полезную работу. В результате я так больше и не увидела свою сестру, а она не смогла рассказать мне о миссис Дивер, об М. и обо всем том, что ее тревожило. Боюсь, что я никогда и не дала бы ей такой возможности. Я любила ее — она не была для меня просто случайной знакомой, как некогда сказал М., — но в одном он прав: я обращалась с ней не как с близким человеком. Теперь меня снова и снова мучают мысли о том, что думала Фрэнни, когда убийца связал ее и начал пытать. Вспоминала ли она обо мне или же, умирая, верила, что ее никто не любит? Если бы у меня была еще одна попытка, Фрэнни, ты узнала бы о моей любви.
Параллели — везде я вижу параллели. Как я могла быть так слепа? Оставшись одна, Фрэнни стала соскальзывать в свой внутренний мир; а я, никому не доверяя, пребывала в этом состоянии всю свою взрослую жизнь. Мы с ней похожи, очень похожи, и я могла бы спасти ее — тогда это было в моих силах. Теперь у меня осталась только месть. М. заплатит за то, что сделал. Пройдя по пути Фрэнни, я закончу свое путешествие с ним и положу этому конец.
Мы снова сидим с Джо Харрисом в «Парагоне» и пьем пиво. Это стало чем-то вроде ритуала. По вторникам, когда он уходит с работы, мы встречаемся с ним здесь. Этот ритуал нужен больше мне, чем ему, — моя жизнь в последнее время становится все более замкнутой: я как умирающая звезда, которая постепенно сжимается до нуля. Сейчас я встречаюсь только с тремя людьми — Джо, Яном и М. Джо и Ян олицетворяют все то, чем я восхищаюсь в мужчинах; М. — то, что презираю. Мне представляется, что я нахожусь в самом центре вечной схватки между добром и злом, которые борются за мою душу. Словно небесное тело, меня притягивает к той массе, которая испускает более сильные гравитационные волны. Я дрейфую к М. не потому, что этого хочу, а потому, что его сила притяжения больше, чем у других. Когда я была моложе — лет примерно двадцати, двадцати с небольшим, — меня всегда тянуло к плохим парням. Я питала необъяснимый интерес к преступному поведению, ко всему выходящему за рамки дозволенного. В последнее время мне казалось, что я переросла эту тягу к опасным играм, но теперь выяснилось, что это не так.
Снаружи хулиганит ветер: своим жарким дуновением он приводит в полный беспорядок мои волосы как раз в тот момент, когда я захожу в бар. Расстегнув воротник рубашки, Джо поудобнее устраивается на стуле, и тот натужно скрипит под его весом. Сегодня Джо выглядит уставшим, морщинки возле его глаз кажутся заметнее. Разглядывая посетителей, он отпивает большой глоток пива.
— Наш друг забеспокоился, — говорю я. — На днях он выспрашивал у меня подробности о смерти Фрэнни. Он хочет знать, что известно полиции.
Джо молчит.
— Я сказала ему только то, что напечатано в газетах. Круглое лицо детектива по-прежнему остается бесстрастным.
— Ну так что? — Я с нетерпением ожидаю его комментария. — Разве это вам ни о чем не говорит?
Джо пожимает плечами, делает еще глоток и наконец замечает:
— Вы слишком зациклились на нем и не видите других возможностей.
— Что все это значит? — Его слова меня настораживают.
— Он все еще подозреваемый, но мы изучаем и другой вариант.
— Какой же? Скажите мне. Джо качает головой:
— Нет. Сейчас это было бы преждевременно. К тому же я все время говорил вам, чтобы вы не занимались этим расследованием.
— У меня есть право знать. Он снова качает головой:
— Вы все время нам мешаете, Нора, а заодно наживаете себе неприятности.
Внезапно Джо встает и решительно берет меня за руку. Я не могу понять, зачем это ему нужно, но тут он закатывает рукав блузки. На моей коже отчетливо видны следы от наручников, которыми меня приковывал М. Джо закрывает глаза и, вздохнув, отпускает мою руку.
Я опускаю рукав блузки и, устремив взгляд в пол, принимаюсь за пиво. Мне настолько стыдно, что я не в силах говорить.
— Я ведь предупреждал, чтобы вы были осторожнее, — хмуро напоминает Джо.
Все еще глядя в пол, я слегка пожимаю плечами.
— И это вы называете осторожностью?
Я не могу смотреть ему в глаза. Теперь он знает, что я позволяю М. себя связывать. В последние недели я полностью капитулировала — М. заковывает меня в кандалы, привязывает к своей кровати, к кухонному столу — к чему захочет. Он связывает мои руки и ноги, бьет кнутом, оставляя на заднице болезненные рубцы, но не извиняется, как делал это с Фрэнни. Развязав, он нежно меня целует, обнимает и говорит, что любит, а потом заявляет, что сделает это снова.
И я раз за разом снова возвращаюсь к нему. Мне нужна информация плюс та разновидность секса, которую может дать мне только он.
Джо провожает меня до машины. На дворе типичный для Дэвиса июльский вечер: жаркий, душный. В воздухе разлита ленивая истома. Когда я вставляю в дверцу ключи, Джо кладет руку мне на плечо. Я оборачиваюсь.
— Вам нужно кое с кем повидаться, — медленно произносит он.
Я смотрю на него непонимающим взглядом.
— С психиатром. Это может вам помочь.
Я начинаю возражать, говорить, что мне не нужна помощь, но даже для меня все абсолютно очевидно, и слова застревают у меня в горле. Джо снова кладет руку мне на плечо, я склоняю голову так, чтобы прижаться щекой к его руке, и закрываю глаза. Когда я снова открываю их, Джо печально смотрит на меня. Я делаю шаг вперед и прижимаюсь к нему, спрятав лицо на его широкой груди. Он неловко обнимает меня и, похлопывая по спине, начинает утешать, как маленького ребенка.
Отстранившись, я открываю дверцу машины.
— Со мной все в порядке, — кое-как выдавливаю я на прощание, сажусь в машину и уезжаю.
По дороге я останавливаюсь в «Тако» и покупаю себе на ужин кукурузных хлопьев. Теперь я редко готовлю, ленюсь даже разогревать полуфабрикаты в микроволновке, а поэтому или не ем вовсе, или заезжаю в ресторан быстрого питания. Подобно Фрэнни, я становлюсь его постоянным клиентом. Нормально поесть мне удается лишь тогда, когда М. для меня что-нибудь готовит.
Приехав домой, я вынимаю почту, ставлю мусорный бак на условленное место на обочине, откуда мусорщик его завтра заберет, и вхожу внутрь. Включив телевизор в гостиной, я слушаю шестичасовые новости и поедаю кукурузные хлопья. Хлопья остыли, новости неинтересные — бледный пересказ дневных. Покончив с едой, я проверяю автоответчик. Там только одно сообщение, от Яна — он собирается ко мне на ужин, и, значит, мы увидимся вечером. Я думаю о том, что делать до тех пор, пока он не приедет. У меня никогда не было столько свободного времени, как сейчас: я всегда усердно работала, а потом встречалась с подругами или ходила на свидания с мужчинами, так что редко оставалась вечерами одна. Голоса, раздающиеся с экрана телевизора, немного ослабляют мое чувство одиночества. Мне приходит в голову, что примерно так обстояли дела и у Фрэнни — неудивительно, что она обратилась к миссис Дивер, а потом к М.
Я начинаю просматривать почту: несколько журналов, куча рекламы, которую я сразу же выбрасываю, счета за телефон и карточка «Мастеркард», письмо от подруги из Лос-Анджелеса и еще одно письмо без обратного адреса, отправленное из Дэвиса.
Я вскрываю последний конверт и вытаскиваю оттуда фотографию. Больше в конверте ничего нет. Взглянув на снимок, я вижу себя и вспоминаю, что это было несколько дней тому назад. Я открываю дверь «хонды» перед входом в универмаг, в руке у меня сумка с покупками. Снова проверяю конверт, но он абсолютно пуст. Кому понадобилось меня фотографировать? И зачем анонимно отправлять снимок по почте?
Звонит телефон, и я, вскочив на ноги, роняю фотографию на пол.
— Алло!
Ответа нет, слышится только тяжелое дыхание.
— Да говорите же! Никакой реакции.
Я прислушиваюсь. Теперь дыхание ровное, даже ритмичное. Прижав трубку к уху, я нагибаюсь и поднимаю фото. В чем его значение? На снимке у меня странное выражение лица. О чем я думала в этот момент? Не имею представления, возможно, об М.
Дыхание становится громче, но по-прежнему остается ровным. Может, это М. и звонит? Еще одна попытка запугать?
Фотография, телефонный звонок. Что-то шевелится в моем мозгу, но мне не удается прийти ни к какому конкретному выводу. Я смотрю на свою фотографию, а кто-то на другом конце линии тяжело дышит мне в ухо.
Внезапно меня охватывает страх, и я бросаю трубку.
Через два часа приходит Ян; я слышу, как поворачивается его ключ в замочной скважине. Войдя в дом, он зовет меня по имени, но я не отвечаю, потому что думаю о Черил Мэнсфилд.