Так начался новый этап в рыболовстве – перемещение промысла в более глубокие и отдаленные от берега воды. В открытое море рыбаков манило отсутствие правил и предписаний, а нетронутые воды сулили им полные сети. Они оставили позади перенасыщенные их коллегами рыболовные угодья со все более сокращающимися запасами прибрежной рыбы. Первые уловы оранжевого окуня оказались чрезвычайно высоки. «Радужные перспективы глубоководного промысла» – таков был заголовок статьи в журнале New Scientist за февраль 1989 года. В ней с энтузиазмом описывался процветающий новозеландский промысел, в ходе которого добывалось более 44 000 тонн оранжевого морского окуня в год, восхвалялись достоинства наполняющего плавательные пузыри и кости этого вида рыб воскообразного жира, который идеально подходит для использования в косметике и высококачественных смазочных материалах. По своим химическим свойствам жир этой глубоководной рыбы схож с китовым, добыча которого стала затруднительной после введения в 1986 году моратория на коммерческий китобойный промысел.
Поначалу поставки этой рыбы были столь избыточными, что большая часть просто пропадала. Появилось сообщение, что у Святой Елены – вершины подводной горы к востоку от Тасмании, лопнули сети, перетертые грубой чешуей слизнеголовов, и весь улов уже мертвой рыбы ушел обратно на глубину. Часто бывало, что улов, который все же удавалось доставить в док, оказывался непомерным для местных перерабатывающих заводов, и тонны вонючей испорченной рыбы грузовиками отправлялись на свалки.
Но даже такие потери не мешали делать на этом состояния. В 1990 году улов оранжевого окуня у Святой Елены, собранный всего за три недели, был продан за 24 миллиона австралийских долларов. Люди быстро привыкли к щедрости природы, поэтому, когда было объявлено об ограничении квот на этот промысел, промышленники пришли в ярость из-за потенциальной потери десятков рабочих мест на траулерах и рыбозаводах, хотя промысел велся менее шести месяцев в году.
По мере распространения по всему миру информации об этом малоосвоенном богатом ресурсе, людей начинала охватывать «золотая лихорадка», и добыча оранжевого окуня стала набирать обороты. Но это рыбное изобилие не могло продлиться долго.
Первое время ученые не поспевали за бурным развитием промысла глубоководного окуня. Это был совершенно новый вид рыболовства с немыслимыми масштабами, тогда как о самом объекте промысла почти ничего не было известно. К тому времени, когда исследователи собрали жизненно важную информацию о его биологии, добыча уже шла полным ходом.
В 1990-е годы удалось уточнить среднюю продолжительность жизни этого вида морского окуня. Как выяснилось, она оказалась на сто лет больше, чем предполагалось, при крайне низкой воспроизводимости вида. После десятилетий взросления и воздержания слизнеголов нерестится примерно раз в два года. За свою жизнь каждая самка производит от тридцати тысяч до пятидесяти тысяч икринок – не так уж много для рыбы. Для примера, самка атлантической трески откладывает пять миллионов икринок за один нерест. Редкий нерест с небольшим количеством икринок означает, что восстановление популяции будет очень медленным. В итоге оранжевый окунь оказался не тем видом рыбы, который подходит для интенсивного промысла.
Другая серьезная проблема встала перед учеными при попытке подсчета численности слизнеголова, обитающего в окрестностях подводных гор, на глубине полтора километра и более. Стандартные методы исследований с применением тралов не очень-то подходили для этой стайной рыбы. У других видов по мере сокращения популяции количество пойманных в сети особей уменьшается, что позволяет ученым оценить их численность и определить размер допустимого улова. Но оранжевый окунь имеет обыкновение сбиваться в косяки, так что показатели улова остаются стабильными даже при сокращении популяции. А значит, подобные подсчеты будут неточны и сильно завышены. Оценки популяции слизнеголова в водах Австралии обычно разнятся на несколько порядков – от десятков тысяч тонн до миллионов тонн. Как сказал в конце 1980-х годов эксперт австралийской Организации научных и промышленных исследований Содружества (CSIRO): «Первоочередная цель нашей работы – правильно определить количество нулей». Проблема подсчета слизнеголова означала, что у нас нет никаких очевидных признаков, наличие которых предупреждало бы о приближении популяции к грани вымирания.
Все эти неопределенности в сочетании с размеренным ритмом жизни оранжевого окуня привели к установлению слишком высоких рыболовных квот по отношению к истинной численности этой древней и медленно размножающейся рыбы. Во многих местах промысел велся вообще без какого-либо регулирования, и катастрофический результат не заставил себя долго ждать.
В 1992 году французские траулеры отправились к глубоководной впадине Роколл в северо-восточной Атлантике и выловили более 5000 тонн морского окуня. Спустя три года они смогли поднять на борт только 1000 тонн. В 2001 году начался свободный для всех ирландский промысел. Через год уловы достигли своего пика, а затем резко пошли на спад. К 2005 году промысел был закрыт. Если отдельно рассмотреть данные по промыслам у подводных гор по целому региону или всему земному шару, то в каждом случае будет вырисовываться одна и та же картина. Графики тоннажей улова из года в год напоминают подводные горы – места скоплений слизнеголова – посередине высокий пик, а по обеим сторонам крутые обрывы. Стремительно процветающий промысел резко сошел на нет.
Точное количество слизнеголова, выловленного с начала траловой рыбодобычи, определить сложно, поскольку учет велся не всегда. Недавний анализ собранных воедино данных о неучтенном и незаконном промысле показал, что общий мировой улов оранжевого окуня в два раза превышает число, указанное в официальных отчетах. Что-то можно списать на ошибки в системе обработки данных, а что-то – на намеренно ложные отчеты, составленные для уклонения от уплаты налогов и штрафов, налагаемых при превышении траулерами своих квот. По мере того как эта древнейшая рыба исчезала из родных глубин и попадала в бухгалтерские отчеты, траулеры продолжали наполнять свои сети, перемещаясь от одной подводной горы к другой. Новозеландский флот, освоив национальные морские угодья, вышел в открытые воды Тихого океана, а затем новозеландские рыбопромышленники помогли наладить промысел в более отдаленных районах – Индийском океане, у берегов Намибии и в Северной Атлантике.
Мэтью Джанни когда-то был глубоководным рыбаком, он работал у побережья Калифорнии примерно в то время, когда в других местах процветала добыча оранжевого окуня. «Это походило на то, как если бы вы бросили в воду камень и наблюдали, как по всему пруду расходятся круги», – говорит он о глобальном распространении промысла слизнеголова. Сейчас он неустанно выступает в защиту океанских экосистем и за эффективное управление рыболовством во всем мире, особенно в открытом море, и считает, что способы ловли, используемые на траулерах и истощающие запасы оранжевого окуня у подводных гор, больше напоминают методы горнодобывающих корпораций, чем рыболовецких. Они высасывают все ресурсы и двигаются дальше.
Джанни был потрясен, когда несколько лет назад во время поездки в родной город Питтсбург, штат Пенсильвания, увидел на прилавках супермаркетов штабели оранжевого окуня. «Помню, я подумал: „Какое расточительство! Как это все печально!“ Помимо всего прочего, меня поразило то, как сильно мы недооцениваем дары природы. Рыбу из самых глубоких, отдаленных и биологически разнообразных районов океана, которой было сто или даже больше лет, продавали по фунту – не намного дороже, чем тилапию, выращенную на ферме!»
Джанни выступает против глубоководного траления не только из-за хищнической добычи слизнеголова. «Еще в начале девяностых мое внимание привлек сопутствующий ущерб биоразнообразию; честно говоря, я был просто возмущен тралением подводных гор в поисках оранжевого окуня». Это было время, когда стали проводиться исследования, выявляющие неоспоримую истину: траление уничтожает не только популяции рыб, но и целые экосистемы. «С экологической точки зрения это неприемлемо», – говорит Джанни.
Когда промышленные траулеры выбрали своей целью подводные горы, стало очевидно, что эти места богаты разнообразными и хрупкими экосистемами, которые являются домом для еще более древних животных, чем слизнеголовы.
Траловые сети были забиты рыбой вместе с фрагментами разрушенных глубоководных коралловых рифов. В первые несколько тралений каждой новой подводной горы тонны поднятых обломков этих полипов могли легко сравняться с уловом рыбы или даже перевесить его. Среди них были колонии, росшие сотни, а то и тысячи лет. Во времена расцвета промысла оранжевого окуня рыбаки иногда оставляли самые ценные кораллы на продажу, особенно ювелирного качества – золотистые и черные. Но подавляющую часть огромных ветвящихся кораллов просто выпутывали из сетей и выбрасывали за борт с минимальными шансами на то, что те снова окажутся на подводной горе, прикрепятся и продолжат расти. Для рыбаков они были лишь помехой. Кораллов становилось все меньше, и вскоре они совсем иссякли: траулеры погубили тысячелетние коралловые заросли.
Несмотря на очевидное физическое воздействие траления на кораллы, доказать, какой ущерб был нанесен глубоководной экосистеме, – непростая задача. А такие доказательства зачастую требуются для того, чтобы были приняты защитные меры. Исследователи, конечно, могут послать подводные аппараты или спустить на глубину камеры, однако редко кто осматривал подводные горы до начала промысла, и тральщики, пользуясь этим, неоднократно утверждали, что экосистемы морского дна были в плохом состоянии еще до начала добычи.
Лучший способ оценить воздействие траления – провести тщательные исследования до и после этого, но так почти никогда не происходит. Одно из самых продолжительных наблюдений было сосредоточено в районе подводного горного хребта, расположенного к востоку от Новой Зеландии – поднятия Чатем, где сосредоточены важнейшие рыболовные угодья страны. Для эксперимента были намечены шесть подводных гор с разной интенсивностью промысла: холм Грейв-ярд (Кладбище) подвергался интенсивному тралению на протяжении всего периода исследования; гору Зомби и гору Дьявола тралили время от времени; гора Готическая подвергалась тралению изредка, а гору Гуль (Упырь) никогда не тралили