ию и гестапо, подвергали арестованных наиболее жестоким пыткам.
Все определялось основной задачей, которую выполняла большевистская агентура: всемерное углубление немецкой антирусской политики, натравливание немцев на население, а население на немцев, способствование росту пробольшевистских настроений.
Надо признать, что в полицию, которая вела борьбу с большевистской агентурой, как раз и проникало немалое число большевистских агентов, во всяком случае, в полиции было их больше, чем в любом другом органе самоуправления.
Причины, побудившие большевиков посылать своих людей в местную полицию и, особенно, в немецкое гестапо и в немецкую контрразведку, вполне понятны: большевистский агент, завоевавший доверие немцев, мог немало сделать для большевиков. Прежде всего, он имел возможность предотвращать аресты среди большевистского подполья. Провокационными методами он, наоборот, толкал немцев на репрессии против населения и антибольшевиков.
Надо также признать, что полиция была засорена в большей степени, чем другие отделы самоуправлений, и другими темными элементами, которые, кроме своих личных шкурных, ничьих интересов не защищали, которые к тому же с глубоким безразличием относились к делу борьбы против большевизма и к судьбам России.
Тем более необходимо отметить усилия честных антибольшевиков, направленные на защиту интересов населения, на действительную борьбу против большевистского подполья.
В том, что в полицию проникло немало темных элементов и большевистских агентов, виновны и сами наши антибольшевистские политические круги. Вообще в среде русской интеллигенции утвердился традиционный взгляд на службу в полиции, как на дело чрезвычайно неприятное. Стоит только вспомнить предреволюционные годы. Тем более отталкивала русскую интеллигенцию служба в полиции, подчиненной немцам. Русские интеллигенты – учителя, инженеры, врачи – шли в любые отделы самоуправления, только не в полицию. В результате полиция превратилась в объект для постоянных и часто справедливых нареканий. Редко где население не смотрело на полицейских как на своих врагов.
Людей, принимавших более или менее активное участие в событиях тех бурных лет, можно было бы разделить на несколько категорий.
1. Убежденные, идейные антибольшевики, служившие не немцам, а России, своему народу, цель жизни своей видевшие в борьбе против большевизма. Эта категория людей, принявшая самое активное участие в разыгравшихся событиях, пошла на союз с немцами во имя основной цели – уничтожения большевизма. Эти люди отдавали себе отчет в том, что немцы пришли не как освободители, что немцы после разгрома большевизма сделают попытку раздела России и порабощения ее. Но с немцами все-таки шли, ибо считали, что сначала нужно покончить с большевизмом, что кроме немцев нет никаких сил, способных и, главное, стремящихся уничтожить большевизм. Коллаборация Америки и Англии со Сталиным лишала возможности искать какие-то иные, кроме немцев, силы.
2. Убежденные и последовательные враги большевизма, сделавшие ставку исключительно на немцев, не верившие в силы нашего народа.
3. Убежденные и последовательные враги большевизма, пострадавшие от него, видевшие цель своей жизни в мести большевикам; ослепленные чувством мести, они приносили и вред освободительному делу, мстя всем, вплоть до бывших комсомольцев.
4. Люди, работавшие в самоуправлениях и полиции не по убеждениям, а по необходимости, чтобы не умереть с голоду.
5. Карьеристы, лишенные политических убеждений, а часто и переоценившие свои убеждения, бывшие коммунисты, увидевшие, что большевизм не сегодня-завтра рухнет – и перешедшие на эту сторону баррикад, чтобы не полететь вместе с большевизмом в пропасть. Деятели, принадлежавшие к этой категории, были католиками больше, чем сам Папа, были нацистами больше, чем сами нацисты, чаще, чем сами немцы, поднимали правую руку и щелкали каблуками, громче, чем сами немцы, восхваляли фюрера. Потолок мечтаний и надежд людей такого сорта не поднимался выше места бургомистра или начальника полиции в будущих немецких колониях «восточных областей». Впрочем, среди них встречались субъекты и с большими аппетитами, метившие, ни больше ни меньше, как в гауляйтеры[297] «дес Русляндс».
6. В полицию проникло большое количество людей с уголовным прошлым. Вполне понятно, что такие «полицейские» не могли вызвать у населения ничего, кроме враждебности.
И в самоуправлении, и в полиции действовали большевистские агенты, прикрывавшиеся масками непримиримых антибольшевиков и германофилов. Вот они-то громче всех кричали: «Хайль Гитлер» и убеждали немцев в своей преданности фюреру.
На собрании районного управления по поводу празднования 1 мая бургомистр одного из районов Орловской области У. поднял тост: «за нашу новую родину Великогерманию, за нашу столицу Берлин». Бургомистра вскоре убили. По одной версии, убрали его сами немцы, установив, что он является большевистским агентом, по другой – его убили русские антибольшевики как немецкого лакея, принесшего немало зла русскому населению.
Действительно, трудно было разобраться, где кончался беспринципный карьерист, служивший немцам не за страх, а за совесть, и где начинался большевистский агент, надевший маску верного слуги «фюрера Адольфа Гитлера».
Пропаганда. Печать
Антибольшевистскую пропаганду среди населения в занятых областях вести было и легко, и трудно. Легко, потому что антибольшевистски настроенное население прислушивалось к антибольшевистской пропаганде. Трудно, потому что наша пропаганда не содержала ничего положительного и строилась только на голом отрицании большевизма. Пропаганда не могла ничего сказать о будущем России, зато немцы ее обязывали говорить о них как об освободителях.
Истинные антибольшевики стремились параллельно с официальной линией пропаганды проводить свою линию, национальнорусскую.
Пропаганда велась под наблюдением немецких цензоров. Первые же шаги в ней сделали сами немцы. Первые попытки немцев вести пропаганду собственными силами носили убогий характер. На стенах и заборах в занятых городах возвышались тогда рядом с приказами, каждый пункт которых кончался словами: «Карается смертью», воззвания к «местному населению», производившие на население самое тягостное впечатление, ибо эти «воззвания» очень напоминали висевшие рядом приказы.
Немецкая пропаганда, тесно связанная с немецкой политикой, имела две основные, весьма примитивные линии:
1. Германская армия освободила русский народ.
2. Во всех страданиях русского народа виноваты евреи.
В немецкой пропаганде не было ничего позитивного. О будущем России пропаганда вообще ничего не говорила. Не употреблялся и сам термин – Россия. Не имела немецкая пропаганда и серьезных основ для успешной критики большевизма, для успешной идеологической борьбы с ним. Примитивность немцев в проблеме антибольшевистской пропаганды особенно ярко выразилась в листовках, которые в первые месяцы войны писались самими немцами.
Перед русскими антибольшевиками, работавшими в пропаганде, стояли с трудом преодолеваемые преграды.
Пропаганду негативную, основанную только на – «против большевизма», проводили успешно, в пропаганде положительной ничего ясного, отвечающего интересам народа, сказать не могли.
Характер самой пропаганды и методы ведения ее определялись тем, что работники пропаганды (редакторы газет, журналисты, докладчики и лекторы) прошли 25-летнюю школу жизни под гнетом большевистского режима, знали его, умели находить слабые места, по которым ожесточенно били.
Несомненно, работники пропаганды, хотя и убежденные антибольшевики, находились под влиянием системы большевистской пропаганды. Использовали уже знакомые методы. Однако все время искали новые методы, новые пути. В худшем случае, антибольшевистская пропаганда по методам своим являлась большевистской наоборот, в лучшем случае, находили новые методы, новые приемы, отличные от стандартных приемов, усвоенных большевистскими пропагандистами.
Всю антибольшевистскую пропаганду в годы войны можно разделить на три периода:
1. До открытого письма А.А. Власова, опубликованного в первых числах марта 1943 года[298].
2. От момента опубликования письма до образования КОНРа[299].
3. После образования КОНРа до капитуляции Германии.
В первом периоде вся пропаганда строилась на негативных основах, на голом отрицании большевизма. Сотрудничая с немцами, русские антибольшевики стремились, однако, к максимальной «русификации» пропаганды и проведению в пропаганде своей, национальнорусской линии. Немцы и те беспринципные карьеристы, которые стремились быть немцами больше самих немцев, всячески препятствовали проведению этой линии в пропаганде.
Основные направления пропаганды первого периода определялись следующими положениями:
1. Большевизм – враг русского народа и других народов России. Идеологический гнет большевизма. Террор и насилие. Ежовщина. Насильственная коллективизация и раскулачивание. Рабский труд в концлагерях. Стахановщина и эксплуатация рабочих.
2. Евреи – главная движущая сила большевистской революции. Евреям принадлежала и принадлежит власть в СССР. (Немцы требовали, чтобы антисемитизм пронизывал всю пропаганду. Русские антибольшевики противились этому.)
3. Большевизм – явление интернациональное. Большевизм не может эволюционировать, не может измениться к лучшему. Пропаганда указывала на интернациональное значение большевизма, вопреки официальным заявлениям Розенберга и других идеологов нацизма, связывающих большевизм только с русским народом.
4. Большевистский строй, расшатанный войной, находится на краю пропасти. Победы большевиков носят временный характер. Материальное положение в СССР исключительно тяжелое. Страна не может выдержать долгой, затяжной войны.
5. Большевики творят невиданные зверства в занятых ими областях. На улицах и площадях русских городов – виселицы. Тысячи арестованных, расстрелянных, сосланных в концлагеря. Поддерживать эту линию в пропаганде давали возможность сами большевики: перебежчики,