Еврейский марксизм и еврейский капитализм оказались братьями по крови и плоти.
Перед глазами изумленного мира Черчилль – олицетворение капитализма, и Сталин – олицетворение марксизма, протянули друг другу руку[92].
«Отдал дань» Самарин и юдофобской классике – «Протоколам сионских мудрецов», посвятив этому тексту специальную статью. Наряду с традиционными сетованиями о завоевании мира евреями, в статье содержался не менее традиционный тезис нацистской пропаганды о том, что «Джугашвили-Сталин, с точки зрения еврейства, – вполне подходящий человек» для того, чтобы сидеть на российском престоле. «И он на престоле, на жидовском престоле, воздвигнутом жидами и их слугами на костях миллионов русских людей»[93].
Антисемитизм был «нормой» оккупационных газет, однако даже на этом фоне статьи Самарина выделяются своей неистовостью. О чем бы он ни писал, тезис о вездесущей «руке жидов» появляется почти всегда. Например, рассуждая о порче русского языка при большевиках («Наш язык»), Самарин именует советские сокращения (СССР и др.) «каббалистическими знаками жидовской терминологии» [94].
Самарину хорошо удавалась русификация геббельсовской антисемитской, антисоветской и антиамериканской пропаганды[95], и, судя по отчетам 693-й роты пропаганды, его высоко ценили: весной 1943 г. он был награжден двумя орденами. В 1942 г. Самарина отправили в пропагандистский тур в Германию, по возвращении из которого он должен был восхвалять условия жизни в Третьем рейхе, гуманизм и справедливость законов, социальный порядок и волю к победе. Самарин отчитался, в частности, такой одой:
Как живет германский народ
Объехав почти всю Германию, я могу сделать общие выводы о жизни германского народа. Нужно говорить именно о жизни всего народа, потому что в Германии нет классов, на которые искусственно разбивают народ большевики. <… > В Германии нет такой пропасти между жизнью людей, стоящих в управлении страной, и людей мелких профессий, какая есть, например, в Америке или Англии, где одни купаются в роскоши, а другие валяются под мостами и спят на скамейках парков. <…> По улицам [германских городов] движутся потоки людей, среди которых, сколько бы вы ни смотрели, вы не найдете ни одного человека, на котором была бы рваная одежда, или обувь, или одежда в заплатах. Я понимаю, что читателю, привыкшему к нищенскому виду советской толпы, трудно этому поверить, но это именно так, и я нисколько не преувеличиваю. <… > В одежде немцев, кроме ее добротности, можно отметить вкус и известную скромность. Об обеспеченности и общем материальном уровне населения свидетельствуют еще жилища. <… > В Германии нет вообще квартиры из одной комнаты. Самая маленькая квартира состоит из двух комнат. <…> Чистота абсолютная <…> во всех германских жилищах, красивая обстановка. <… > Война, понятно, наложила свой отпечаток на жизнь, но мы, не видевшие Германии довоенной, не видели там почти никаких признаков войны. Взять хотя бы жалованье. Оно не уменьшилось с введением налогов, как это произошло в Советском Союзе, где люди получают фактически половину заработанных денег. <… > Во всяком случае, во всем видно неуклонное стремление правительства приблизить условия жизни к нормальным, довоенным, стремление облегчить народу жизнь в условиях войны. Это стремление вполне естественно и понятно, ибо оно вытекает из общего принципа национал-социализма: «Человек – это самое главное». <…> И в этом залог победы Германии[96].
Относительно победы Германии Самарин, как мы знаем, несколько поторопился. В день выхода его статьи до капитуляции германской группировки, окруженной Красной армией под Сталинградом, оставался ровно месяц.
В июле 1943 г. началось контрнаступление Красной армии на орловском участке фронта, и в начале августа советские войска вошли в город. Редакция «Речи» переместилась в Брянск, а затем в Бобруйск. Осенью 1944-го г. вместе с отступающей немецкой армией Самарин отправился в Германию и до конца войны продолжал свою пронацистскую журналистскую деятельность, печатаясь в берлинских пропагандистских русскоязычных газетах «Воля народа» и «Заря».
В эмигрантских кругах
После окончания войны и оккупации Германии войсками союзников Самарину удалось избежать насильственной репатриации в СССР. Он обосновался в Гамбурге, где принял самое деятельное участие в работе основанного здесь осенью 1945 г. отделения НТС. По словам Прянишникова, «в Гамбурге же он принял деятельное участие в разгоревшейся склоке, разделившей отделение на т.н. “деловиков” и “духовиков”. Первые настаивали на массовом наборе членов, вторые же отстаивали идейный и духовный моменты при приеме новых членов». В 1947 г. Самарин стал председателем отделения. В следующем году разногласия в отделении достигли своего пика, в результате некоторые видные его члены из «подсоветской интеллигенции» вышли из НТС; Самарин остался, причем быстро продвинулся в иерархии НТС[97].
В 1946-1948 гг. Самарин редактировал выходивший в Гамбурге еженедельный бюллетень «Путь», издававшийся Комитетом по делам беженцев православного вероисповедания. В 1949-1951 гг. он был заместителем главного редактора издававшегося НТС еженедельника «Посев». Начиная со второй половины 1940-х гг., Самарин часто публиковался в эмигрантской печати не только в издававшихся НТС или связанных с ним «Посеве» и «Гранях», но и в нью-йоркском «Новом русском слове», парижских «Возрождении» и «Русской мысли».
В мае 1951 г. в Венторфе Самарин подал ходатайство на получение американской иммиграционной визы (согласно Закону о перемещенных лицах 1948 г., разрешившему внеочередной въезд в страну ди-пи и беженцев, кроме сотрудничавших с нацистами). Визу он получил в тот же день (что говорит о не слишком тщательной проверке) и был допущен в США в июне, подписав аффидевит, где в том числе говорилось, что он «никогда не участвовал ни в каком движении, враждебном Соединенным Штатам Америки» и «никогда не поддерживал <…> преследование по расовому, религиозному или национальному признаку»[98].
По версии Б.В. Прянишникова, в то время председателя нью-йоркского отделения НТС, Самарина прислало в США Исполнительное бюро НТС. Дело в том, что Прянишников, основавший в Нью-Йорке отделение НТС, попросился в отставку в связи с болезнью, переутомлением и желанием заняться изучением СССР. Его-то и сменил Самарин, которому Прянишников передал дела 20 сентября 1951 г., как с протокольной точностью отмечает он в своих воспоминаниях. По утверждению Прянишникова, Самарин «оказался типичным советским партаппаратчиком» и завел в отделении «“отдел кадров” по образу и подобию ВКП(б), с доносчиками и соглядатаями. Все новопоколенческое подверглось притеснениям, под его руководством начались интриги и подсиживания, в конечном счете приведшие к острому кризису и развалу отделения»[99].
Оценки Прянишникова далеки от объективных. Ввиду разногласий с руководством НТС он в составе группы из 23 членов нью-йоркского отделения 10 августа 1954 г. заявил о выходе из организации и об учреждении Инициативной группы по созданию организации свободных солидаристов. Любопытно, что к Инициативной группе присоединились в Германии Н.И. и Л.Т. Осиповы. Инициатива осталась лишь инициативой, серьезной организации Прянишникову и его сторонникам создать не удалось, и в 1968 г. группа прекратила свое существование[100]. Обвинения в «советизме», большевистских методах и т.п. стандартны для эмигрантских склок, и насколько они соответствовали действительности, судить трудно.
Полагаем, что не слишком правдоподобна «конспирологическая» теория Прянишникова о том, что Самарина прислало в Нью-Йорк Исполнительное бюро НТС. Вряд ли оно располагало возможностями (включая материальные), чтобы отправить Самарина в США. Скорее всего, раз уж Самарин получил разрешение на иммиграцию, Исполнительное бюро просто использовало эту возможность, чтобы поставить во главе нью-йоркского отделения своего человека. Стремление же уехать за океан было широко распространено среди перемещенных лиц (ди-пи) в Германии: во-первых, подальше от советских спецслужб, во-вторых, привлекали более высокий уровень жизни так же, как большие возможности найти работу.
Работу Самарин действительно нашел, и весьма неплохую. В 1952-1956 гг. он служил литературным редактором в издательстве им. Чехова, спонсировавшимся Фондом Форда. Издательство публиковало литературные, исторические, мемуарные и научные произведения, которые не могли быть изданы в СССР. За сравнительно недолгий период своего существования издательство выпустило 178 книг 129 авторов. Львиную долю составляли произведения эмигрантов. Работа в издательстве способствовала расширению литературных и общественных связей Самарина. Среди его корреспондентов, наряду с эмигрантскими политическими деятелями (А.Ф. Керенским, Б.И. Николаевским, Д.Ю. Далиным и др.) – литературные мэтры «первой волны» русской эмиграции: Г.В. Адамович, М.А. Алданов, Б.К. Зайцев, Г.В. Иванов, писатели «второй волны»: С.С. Максимов и Н.В. Нароков и многие другие. Среди бумаг Самарина в Библиотеке Бейнеке в Йельском университете сохранилась корректура книг И.А. Бунина, вышедших в издательстве им. Чехова – сборников, в один из которых вошли «Митина любовь» и «Солнечный удар», в другой – рассказы под общим названием «Весной, в Иудее»[101].
Корреспонденты Самарина не подозревали, какого рода тексты писал их младший коллега в орловской нацистской газете.
В 1959 г. Самарин был принят на работу преподавателем русского языка и литературы в Йельский университет, один из лучших в США. Это была мечта любого иммигранта.