В другую семью Владка привела малышку и оставила для нее одежду, игрушки и еду, но хозяйка все отдала своим детям. Одного шестилетнего мальчика Владке пришлось неоднократно переводить из одной семьи в другую либо из-за того, что согласившаяся принять его семья не могла справиться с его депрессией, либо потому, что боялась немецких проверок, – и это несмотря на то, что получала за ребенка 2500 злотых каждый месяц. (Курс валют сильно плавал в годы войны, но согласно курсу 1940–1941 годов это равнялось примерно 8000 сегодняшних долларов.) В 2008 году, выступая в лондонском Центре помощи пережившим Холокост, одна из тех «спрятанных детей»[678], Влодка Робертсон, вспоминала, что и ее переводили из одной семьи в другую. Каждый месяц она боялась, что никто не принесет плату за ее «аренду», но Владка Мид, бесстрашная и кокетливая, способная добраться куда угодно, неизменно приходила в положенный день.
Когда гетто стерли с лица земли, участники Сопротивления, работавшие на арийской стороне, почувствовали растерянность – восстание было их raison d’être. Смрад пожарища все еще висел в воздухе, немцы были повсюду – они искали, арестовывали и убивали поляков, помогавших евреям[679]. Были созданы местные польские силы самозащиты: они обеспечивали безопасность окрестных жителей, но доносили обо всех чужаках, что еще больше затрудняло работу Владки. Теперь ŻOB сосредоточил усилия на помощи выжившим бойцам и вообще выжившим евреям. На основе партийных связей возникали разные организации содействия евреям[680]. В частности, активно действовала «Жегота» (Совет помощи евреям)[681], католическая польская организация, основанная в 1942 году. Лидер «Жеготы»[682] – в довоенные времена откровенная антисемитка[683] – заявила, что они сделают все, чтобы помочь евреям, даже рискуя собственными жизнями (хотя, вероятно, в надежде, что после войны евреи покинут Польшу навсегда[684]).
В деятельности этих организаций, которые находили прятавшихся евреев, поддерживали их, помогали детям, осуществляли связь с польским подпольем, рабочими лагерями и партизанами, было много пересечений. Все они получали деньги из-за границы, некоторые – через польское правительство в изгнании, базировавшееся в Лондоне. Средства поступали и из США, от Еврейского комитета труда (поддерживавшего Бунд) и от «Джойнта»[685]– того же органа, который финансировал бесплатные столовые и восстания в гетто. До 1941 года «Джойнт» мог посылать деньги – главным образом пожертвования американских евреев – непосредственно в Польшу. После 1941-го границы были закрыты, и деньги стали заимствовать у богатых евреев в самой Польше (которым официально запрещалось иметь более 2000 злотых) и у тех, кто собирался бежать, но не мог забрать с собой свои сбережения. Бо́льшая часть их капиталов имела довоенное происхождение, хотя некоторые евреи продолжали зарабатывать деньги и в Варшавском гетто, занимаясь контрабандой товаров, хранившихся на складах на территории гетто, а также производством продукции для немецкой армии и польского рынка частных заказов[686]. Деньги также ввозились на территорию Польши нелегально. Во многих воспоминаниях можно прочесть о том, как деньги привозили из Лондона, обменивали фунты на доллары, потом на злотые на черном рынке и как разные группы обвиняли друг друга в мошенничестве с курсами валют[687]. В общей сложности «Джойнт» за время войны предоставил Европе более 78 миллионов американских долларов[688], что примерно равняется 1,1 миллиарда в сегодняшней валюте, из коих 300 000 долларов было в 1943–1944 годах передано еврейскому подполью в Польше[689].
Группы спасения использовали деньги на покупку распятий и Новых Заветов для евреев, находившихся в рабочих лагерях и желавших бежать, и на оплату операций по восстановлению крайней плоти и коррекции носов, а также на аборты[690]. У «Жеготы» была «фабрика» по изготовлению фальшивых документов[691], в том числе свидетельств о рождении, крещении, заключении брака и рабочих сертификатов, а также медицинская служба, в которой работали надежные еврейские и польские врачи, готовые посещать мелины – тайные жилища и лечить прятавшихся евреев. Владка нашла фотографа, которому можно было доверять; он тоже посещал места, где скрывались евреи, и фотографировал их для поддельных документов. Она стала главной связной группы спасения; ее группа помогла двенадцати тысячам евреев в Варшаве и окрестностях[692]. Причем молодая женщина делала все это, не ведя никаких записей – это было слишком рискованно, все польские имена и адреса она держала в голове[693]. Некоторые связные пользовались условными именами и зашифрованными записками, которые прятали под ремешками ручных часов. Владка помнила все наизусть.
Большая часть евреев, доживших до конца 1943 года, по наблюдениям Владки, были взрослыми людьми, работниками интеллигентного труда. Они были в состоянии платить контрабандистам, имели связи среди неевреев и говорили на более культурном польском языке. Некоторые из них хранили свои ценные вещи у друзей-неевреев, но большинство лишилось всего. По разным оценкам, от двадцати до тридцати тысяч евреев пряталось в Варшаве и ее окрестностях[694], и молва о Владке переходила из уст в уста. Евреи находили ее через общих друзей, подходили к ней на улице. Чтобы получить помощь, они были обязаны подать письменное прошение, подробно указав свои обстоятельства и свой «бюджет». Владка прочитывала все эти нацарапанные от руки прошения[695].
Большинство заявителей были единственными выжившими представителями семьи, сбежавшими из лагеря или соскочившими из поезда на ходу. Дантисту требовались зубоврачебные инструменты, чтобы иметь возможность работать; какой-то мужчина просил деньги, чтобы содержать осиротевших племянника и племянницу. Юный разносчик газет пережил всю свою семью и нашел убежище в польской семье, которая держала его до тех пор, пока он отдавал ей свою зарплату. Он отказывался прятаться, дорожа своей свободой, но отчаянно нуждался в зимнем пальто, чтобы продолжать работать в холодные месяцы года. Организация могла выдавать всего лишь от пятисот до тысячи злотых на человека в месяц, при том что жилье стоило около двух тысяч[696]. Но она делала что могла. Молодые женщины несемитской внешности разносили ежемесячные выплаты, навещали своих подопечных и оказывали экстренную помощь, когда планы срывались, что случалось отнюдь не редко.
Некоторые объявления о сдаче жилья были приманками, в иных домах были пронырливые соседи, и во многих случаях хозяева, когда приходили евреи, взвинчивали цену. Зачастую кашариоты давали понять, что имеют отношение к польскому Сопротивлению, чтобы вызвать у хозяев чувство гордости. Одна женщина, прятавшаяся в доме поляка, начала во сне говорить на идише, хозяйский сын из страха отравил ее и спрятал тело под половицами бункера. На других евреев, прятавшихся там же, прежде всего на дочь убитой женщины, это произвело чудовищное впечатление. Владка нашла для них новое жилье.
Подобным же образом она нашла для молодой еврейки по имени Мария работу: вести хозяйство в одном доме – это было наилучшим выходом, поскольку хозяева предоставляли жилье и питание, а выходить из дому почти не требовалось. Однажды маленькая дочка хозяев спросила у Марии, как живут в гетто. Мария запаниковала. Оказалось, что мать девочки была еврейкой, и муж отправил ее в гетто. Гестапо пришло обыскивать дом в поисках пропавшей матери семейства. Мария почувствовала себя в опасности, и Владка нашла ей новое убежище.
Одна еврейская пара делила со своей бывшей служанкой ее крохотную комнатушку в доме, где жило много эсэсовцев, Владке пришлось переселить их. Некая женщина с сыном ютилась на развалинах под кучей обломков, они несколько месяцев прятались там, скрючившись в темноте, все это время не имея возможности помыться. Бывшая хозяйка продала все их вещи. И снова Владка бережно перевела их на новое место и обеспечила лечением.
По мере того как немцы начали сдавать позиции на востоке, террор в Варшаве достиг своего пика. Поляков похищали и отправляли на рабский труд в лагеря или в тюрьму Павяк. Теперь надо было проявлять еще большую изобретательность, чтобы находить убежища. В одной квартире была построена стена, отделявшая часть уборной, чтобы между стенами могли прятаться евреи. Стену покрасили и повесили на ней декоративные полки со щетками и расческами. Один еврей прятался в пустой облицованной кафелем печи.
Некоторые укрывались в более подходящих для жилья схронах, где – несмотря на депрессию, вызванную пребыванием взаперти, – могли все же как-то функционировать. Прятавшимся музыкантам, игравшим на камертоне, Владка принесла нотную бумагу, а двум женщинам – книги, по которым они могли учить находившихся в доме детей. Приятель Владки по подпольной работе Беньямин скрывался с семьей в кухне сарая, стоявшего на католическом кладбище в пригороде. У них было мало еды, зато они имели возможность зажигать свечи на шабат.
Тридцать евреев, в том числе историк Эммануэль Рингельблюм