[705]. Антек принес ей много детективных романов, чтобы скрасить затворничество[706], но ее чувство вины и депрессия усугублялись. Чтобы отвлечься, она с одержимостью занималась домашней работой и писанием писем – ей отчаянно хотелось поделиться своими советами. Видевшая смертельную жатву в Варшаве, Цивья упрашивала бендзинскую группу прекратить борьбу и бежать; она умоляла Ривку Гланц уйти в партизаны. Но в то же время сама отказывалась бросить своих соратников и оставалась в Варшаве.
Цивья начала работать в «Жеготе», став для организации главным «администратором», ответственным за распределение денег и фальшивых документов. Она вела переписку, контролировала бюджет и снова посылала «девочек Цивьи» на задания: устанавливать связи, собирать информацию и защищать евреев. Посылала она их и на поиски бойцов, попавших в беду, а также иногда – таинственно исчезнувших связных.
Глава 21Кровавый цветок
Реня
Июль 1943 года
Бендзинский ŻOB прислушался к призывам Цивьи и разработал план. Те, кто имел арийскую внешность, отправятся в Варшаву по железной дороге. Для остальных Антек организует тайную переправку в Варшаву на автобусе. Поддельные документы будут доставлены курьерами из Варшавы – пока только для некоторых. Остальные, когда будут готовы, привезут в город Реня и Ина. К тому времени Реня и Ина уже предприняли несколько совместных поездок[707], перевозя деньги, оружие и инструкции в бюстгальтерах, сумках и поясах.
Ина выехала вечером, имея при себе адреса, деньги и материалы для фальсификатора. С таким же багажом Реня и Ривка Москович[708] отправились в путь на следующее утро. Двадцатидвухлетняя Ривка, единственная выжившая из всей семьи бендзинского рабочего, преданная участница местного отделения «Свободы», заболела, потребовалось где-то укрыть ее до выздоровления. Внешне Ривка не была похожа на еврейку, и у нее имелись документы, позволявшие пересекать границу. Она страстно желала продолжать участвовать в борьбе, но товарищи настояли на том, чтобы она спряталась до выздоровления, а уж потом отправилась искать места укрытия для евреев в Варшаве. В конце концов ее удалось убедить, что она слишком больна, чтобы работать в ближайшее время, и Ривка упаковала чемодан с личными вещами.
Реня назначила Ине встречу в условленном месте. Они с Ривкой ехали на поезде под видом двух молодых полек, Ванды и Зоси, которые решили посетить большой город; на самом деле две еврейки, рискуя собственными жизнями, ехали спасать жизни других. Всю дорогу Реня молилась всем сердцем, чтобы они благополучно пересекли границу.
И вот они к ней подъехали.
– Проверка документов!
Рене пришлось взять себя в руки, чтобы прекратить дрожать всем телом. Но сможет ли справиться с собой Ривка? Сумеет ли, уняв дрожь хоть на короткое время, невозмутимо изложить свою легенду?
«Соберись!»
Дыши глубоко.
Однако в вагоне царили такая теснота и духота, что вздохнуть свободно было невозможно. И без того больной Ривке, стиснутой теперь людьми со всех сторон, стало плохо. Казалось, она вот-вот потеряет сознание, а это привлечет к ним нежелательное внимание. Реня украдкой огляделась и увидела свободное место в среднем, военном вагоне. Ривка, усевшись, почувствовала себя лучше, зато для Рени это был сущий ад: ей приходилось улыбаться, глядя прямо в глаза попутчикам, держать в узде каждый нерв, мобилизовать всю свою отвагу и притворяться противоположностью всего того, чем она была и что чувствовала на самом деле, слушая тошнотворный, исполненный «звериной радости»[709] рассказ военного о том, как они убивали евреев.
– Я там был, – сказал один из них. – Я видел, как заглембских евреев[710] увозили на ликвидацию.
Все рассмеялись.
– Чушь! На самом деле евреев не убивают.
Реня догадалась, что большинство этих солдат ехали с фронта, где еще не знали о машине истребления, шестеренки которой уже вовсю крутились в Польше.
– Чудесная картинка! – воскликнул один из них. – Праздник для глаз: увидеть, как евреев, словно стадо баранов, ведут на убой.
Реня старалась не думать о своей убитой семье, о погибших друзьях, о своем маленьком брате. Она старалась вообще ни о чем не думать.
Реня улыбалась. Наблюдала за Ривкой. И продолжала улыбаться.
Путешествие длилось весь день. Деревья, города, остановки, паровозные свистки… Наконец, когда она совсем обессилела от этого путешествия, от своего беспрерывного лицедейства, девушки прибыли в Варшаву и пошли, выбирая тихие вечерние улицы, к заранее условленному месту встречи с Иной. Они не могли позволить себе ни малейшей ошибки. Реня заметила, что дальше по улице, через два квартала, полицейские проверяют документы у всех прохожих. Она быстро сообразила, что их поддельные документы, которые годились для поездки, варшавским жандармам могут показаться сомнительными. Жестом велев Ривке следовать за ней, она свернула за угол, за другой и очень быстро пошла, стараясь затеряться среди прохожих. Девушки ни разу не оглянулись – шли только вперед, вперед, смешавшись с толпой.
Наконец они прибыли в нужное место. Можно было выдохнуть.
Но Ины там не оказалось.
Как долго они смогут топтаться здесь в ожидании, не вызывая подозрений?
Иногда встречи назначались неподалеку от магазинов, чтобы можно было притвориться, будто рассматриваешь витрины или листаешь книги, выставленные на продажу – романы, любовные истории, шпионские детективы. Но здесь ничего такого не было.
Ину арестовали по дороге?
Где она? Поблизости? Кто их сейчас видит?
Никаких других адресов у Рени не было. Ни одному подпольщику никогда не сообщали слишком много информации за раз – на случай, если их поймают и будут пытать.
Денег у нее было ровно еще на один день.
И никакого запасного плана[711].
Минута сейчас могла стоить жизни. Мысли проносились в Рениной голове, она пыталась сообразить, каким должен быть их следующий шаг. Ей обязательно нужно было где-то пристроить Ривку, найти кого-нибудь из подпольщиков, кого-нибудь знакомого. Но где? Что, если не удастся ни с кем связаться? Везти Ривку обратно в Бендзин? Она была слишком больна.
Реня решила оставить подругу в гостинице, где они и планировали поселиться, а потом самой отправиться на поиски ответов.
И тут ее осенило[712]. Сестра одного бендзинского знакомого, Марека Фольмана, жила в арийской части города. Может быть, он сумел вернуться после трагического провала с переходом к партизанам?
– Ты случайно не знаешь адреса Марека? – спросила Реня, как только пришла к его сестре.
Женщина долго листала свою записную книжку, Реня ждала, у нее свело все внутренности, и вот наконец: адрес матери Марека.
Каждая кроха информации была на вес золота.
По-прежнему – никаких следов Ины.
Реня вернулась в гостиницу и отдала за их ночлег почти все оставшиеся деньги[713].
На следующее утро она повела больную Ривку по добытому адресу. Мать Марека Розалия была дома, там же находилась ее овдовевшая невестка – ее муж погиб, сражаясь в партизанском отряде. Сестра Марека Хавка была связной «Свободы», переносила взрывчатку в белье, и Реня слышала, что ее поймали и отправили в Освенцим. Мать Марека тоже помогала ŻOB’у[714]. Это была семья настоящих бойцов. Однако, к ужасу Рени, мать не знала, где находится Марек, последнее, что она о нем слышала, это что он был в Бендзине вместе с Реней.
– Мне очень жаль, – сказала Розалия, качая головой, – но я не могу взять Ривку к себе.
Полицейские и соглядатаи каждый день стучали в ее дверь. Она собиралась при первой же возможности сменить квартиру. Но у нее появилась идея. Они отвели Ривку к соседке-польке.
Реня попрощалась с подругой, надеясь, что та – еще одна еврейка, спрятанная в недрах города, – будет там в безопасности.
Уже одна, Реня ходила по Варшаве, как всегда деловой, с многолюдными площадями и открытыми магазинами – как будто и не было там недавно разгромлено гетто. Как будто ничего не произошло. Денег у Рени осталось ровно столько, сколько требовалось, чтобы еще раз переночевать в какой-нибудь захудалой гостинице. На следующее утро мать Марека свела ее с Казиком, тем самым, который в свое время выводил бойцов ŻOB’а из Варшавы по канализационным коллекторам.
Реня встретилась с ним на условленном уличном углу, но не успели они обменяться и фразой, как раздался выстрел. Полицейский погнался за Казиком, но тот исчез, затерявшись в толпе. Реня быстро удалилась в противоположном направлении, она не бежала и не оглядывалась.
К счастью, Казик организовал для нее встречу с Антеком – тем самым, о котором она знала из писем и устных рассказов, – деловитым командиром евреев, живших на арийской стороне, который поддерживал контакты с польским подпольем, проворачивал финансовые операции, переправлял людей в партизанские отряды, добывал оружие и был связан с изготовителями поддельных документов. По слухам, ему помогал целый штат.
Реня и Антек предполагали встретиться на очередном уличном углу, на сей раз перед профессиональным училищем, или техникумом. Реня надела новое платье и туфли, которыми ее снабдили. В заплетенных косах у нее алел яркий цветок – чтобы Антек ее узнал. По дороге к назначенному месту Реня молилась, чтобы все обошлось хорошо, чтобы они встретились, чтобы она могла получить все, что требовалось, и вернуться в Бендзин, к своим друзьям, к сестре Саре. Издали она заметила мужчину. Он держал под мышкой свернутую газету – свой опознавательный знак.