мелины.
Поначалу Хайка не хотела исполнять обязанности хроникера, но после того как столько товарищей погибло, приняла на себя эту миссию. Ей было безумно трудно писать, приходилось постоянно заново переживать свою боль, в то время как остальные были сосредоточены на повседневной жизни. Она уже несколько лет не слышала музыки, и теперь немецкие песни, которые транслировало радио, напоминали ей обо всех, кого убили немцы, обо всем, что было у нее отнято. Хайка, не плакавшая ни когда умер Цви, ни когда ее жестоко избивали, теперь выла в голос. Давид. Все ли она сделала, что могла? Чувство вины за то, что не спасла собственную семью, было таким всепоглощающим, что она не могла писать о ней[826].
Отчаяние пронизывало ее до мозга костей.
И вот Реня, Хайка, Хавка и остальные прибыли на поезде из Михаловице в Катовице; несмотря на ранний час, на вокзале было полно народу. Реня уверенно шла по перрону с Митеком. Каждый раз, завидев гестаповца или полицейского, они отходили в сторону, смешиваясь с толпой. Митек пошутил:
– Вот будет умора, если нас схватят вместе: я, бывший политический инструктор гестапо и дезертир, и ты, подозреваемая в шпионаже и сбежавшая из тюрьмы!
Вдруг они увидели трех приближавшихся к ним гестаповцев. Реня знала их по тюрьме Мысловице, и они видели ее там на построениях. Думай быстро! Реня надвинула шляпу на лоб и прикрыла нижнюю часть лица носовым платком, делая вид, что у нее болят зубы.
Гестаповцы прошли мимо.
Через несколько минут вся группа уже сидела в вагоне поезда, следовавшего из Катовице в Бельско. Для Рени, которую в здешних краях могли опознать, это был самый опасный участок пути. Но поездка прошла без сучка без задоринки. Никто не проверил у них документы, никто даже не обыскал их сумки.
В Бельско их ждали контрабандисты. Они купили билеты до Елесни, станции, самой близкой к словацкой границе, прибыли туда вечером и ждали. Митек распрощался с товарищами, как с близкими родственниками.
– Пожалуйста, – попросил он, – не забывайте, что я для вас сделал. – И пообещал присоединиться к ним в Словакии после того, как поможет выбраться остальным. Контрабандистам он велел позаботиться о евреях. Все быстро написали короткие записки друзьям и близким, остававшимся в Польше. Реня сочинила письмо в духе «не задерживайтесь, езжайте за мной» сестре и Ализе. Митек собрал записки, сложил их, спрятал и сел в обратный поезд.
Несколько часов беглецы отдыхали в доме одного из контрабандистов, готовясь к переходу через Татры. Остаток пути предстояло проделать пешком.
И вот момент настал. Крадучись, они вышли из деревни: восемь товарищей, двое контрабандистов, двое проводников. Вдали виднелись вздымавшиеся к небу горы со снежными вершинами. Граница. Цель.
Первые несколько миль дорога шла по равнине. Хоть снег был неглубоким, он окутал белизной весь мир вокруг, отчего «ночь казалась такой светлой, будто уже настало утро», – вспоминала Реня.
На ней было только платье, никакой куртки, но холода она не ощущала.
Потом они достигли подножия гор. Идти стало труднее. Вытянувшись цепочкой, группа старалась двигаться как можно быстрее. Временами снег доходил до колена, а там, где его не было, ноги скользили и разъезжались. Они пугались каждой колыхнувшейся ветки – им везде мерещилась полиция.
Проводники знали дорогу отлично. Один из них шел впереди, прокладывая путь, другой, вместе с контрабандистами, помогал идти товарищам. Шумел ветер, что было им на руку: он заглушал хруст снега у них под ногами. Но идти становилось все труднее и труднее. Без пальто, в легкой обуви, они карабкались к вершине, поднимавшейся на высоту 6233 фута – более мили. Время от времени останавливались перевести дыхание, ложились на снег, как на пуховую перину. Несмотря на холод, пропотевшая одежда липла к телу.
Группа вошла в лес; люди качались и падали, как младенцы, которые учатся ходить. Всех восхищал маленький Маниш из кибуца «Атида»: черноволосый, с бледной кожей и острыми ушами[827], он был сама выносливость, шел первым в цепи и подшучивал над слабыми туристскими навыками спутников.
Вдруг вдали показались черные пятна на белом снегу: пограничный патруль.
Все легли и зарылись в снег, пока патрульные не прошли дальше.
Реня, насквозь промокшая, без верхней одежды, еще не оправилась после тюрьмы и была очень слаба. На такой высоте она дышала с трудом. Мне не дойти.
Помогали контрабандисты, они вели ее за руки, как ребенка. Она вспомнила свой побег из Мысловице; если уж она смогла живой вырваться оттуда, то и здесь справится. Давай, вперед!
Медленно, осторожно, в обход группа миновала здание пограничного контроля и приблизилась к вершине. Несмотря на крайнюю усталость, нельзя было сбавлять темп. Они спотыкались и проваливались в снег, но это был последний отрезок пути, и у них чудом открылось второе дыхание. Бежать.
После шести часов мучительной ходьбы они оказались наконец в Словакии.
Это был их самый невероятный переход.
Реня покинула Польшу.
Отныне и навсегда.
Глава 29«Zog nit keyn mol az du geyst dem letstn veg»
Что идешь в последний путь – не говори! Пусть на небе нет ни проблеска зари, Верь: придет еще наш выстраданный час, Содрогнутся палачи, услышав нас[828].
Реня
Декабрь 1943 года
Словакия, государство, образованное на заре Второй мировой войны, не было раем для евреев. Государство, чей правитель был откровенным антисемитом, присоединилось к странам Оси и стало гитлеровским сателлитом. Большинство словацких евреев депортировали в польские лагеря смерти в 1942 году. После этого в депортациях наступила пауза, длившаяся до августа 1944 года. В течение этих двух лет евреи жили в относительной безопасности либо под прикрытием фальшивых документов, либо выдавая себя за христиан, либо благодаря политическому давлению или подкупу.
Отчасти этим периодом спокойствия словацкие евреи были обязаны и руководительнице Сопротивления Гизи Флейшманн[830]. Родившаяся в ортодоксальной буржуазной еврейской семье, она, как большинство словацких евреев, не говорила по-словацки и не вписалась в новое национальное самосознание. Гизи рано присоединилась к сионистскому движению. В столичной Братиславе, прежде чем начать играть ведущие роли в нескольких общественных движениях, она была председателем Международной женской сионистской организации (WIZO). (В гораздо более крупной Польше, даже в организациях левого толка, женщины руководящих позиций не занимали. Гизи в этом смысле была уникальна.) К 1938 году она руководила агентством, занимавшимся помощью еврейским беженцам из Германии, затем возглавила словацкое отделение «Джойнта». Международная финансовая помощь поступала со швейцарского счета к ней.
Когда разразилась война, Гизи, которой было тогда тридцать с небольшим, находилась в Лондоне, пыталась организовать широкомасштабную эмиграцию евреев в Палестину. Усилия ее не увенчались успехом, и, хотя коллеги советовали ей остаться в Англии, она вернулась домой, сознавая свой долг перед больной матерью, мужем и общиной. Двух дочерей-подростков она ради безопасности отправила в Палестину.
Во время войны Гизи стала лидером еврейской общины и добилась включения в руководство юденрата (редко кому из женщин это удавалось), чтобы помогать соплеменникам; она поддерживала связи с многочисленными международными организациями, открывая им правду о происходившем. Словакия взяла на себя обязательство посылать своих граждан в немецкие трудовые лагеря, однако правительство заключило сделку с нацистами, согласно которой депортировались только евреи. Словакия стала единственной европейской страной, которая обратилась к Германии с официальной просьбой забрать ее граждан еврейской национальности.
Поначалу нацисты хотели вывезти только двадцать тысяч евреев, чтобы те помогали строить Освенцим, но Словакия попросила взять больше. Более того, словацкое правительство платило по 500 марок за каждого увозившегося сверх квоты[831] еврея – таков был еще один способ, каким фашисты наживались на своем «окончательном решении». Надеясь, что деньги остудят пыл нацистов, Гизи развила активную деятельность: вела переговоры с немцами и словацким правительством, собирала средства, давала взятки нацистам, чтобы те уменьшали количество депортируемых евреев. Она организовала трудовые лагеря в пределах Словакии, чтобы спасать евреев от отправки в Польшу. После того как некоторые из ее «вливаний», казалось, сработали – хотя, вероятно, уменьшение количества депортируемых случилось по иным, политическим причинам, – она инициировала и стала продвигать план «Европа», который представлял собой попытку подкупить немцев, чтобы сдержать выселения и убийства евреев по всей Европе.
Неизменно активная, Гизи посылала медикаменты и деньги польским евреям через своих платных эмиссаров. Также она успешно собирала международные средства на то, чтобы тайно перебрасывать в страну евреев (их называли «туристами») из Польши по «подземной железной дороге» – именно так попала в Словакию Реня.
Перевалив за границу этой новой страны, Реня и ее товарищи-«туристы» спустились с горы в долину. Вдали виднелся костер. Торговцы на привале. Товарищи остановились на условленном месте, где их встречали местные проводники, и тоже разожгли костер.
Теперь только они ощутили холод по-настоящему.