Чару считала, что Тарапода — собственность ее семьи и жизнь его должна быть окутана тайной, а жителям деревни полагается лишь издали любоваться его красотой, наслаждаться его талантами и благодарить за это семью девочки.
Ведь это они так заботливо привезли его к себе домой и окружили лаской, какое же право имеют Шона и ее мать смотреть на него? Дада Шонамони! Из-за одного этого можно лопнуть от злости! Но кто в силах понять, почему та Чару, которая способна была испепелить своей ненавистью Тараподу, теперь так волнуется и горячится?
В тот день произошло еще одно небольшое событие, послужившее поводом для новой ссоры подруг, после чего Чарушоши вошла в комнату юноши, схватила его флейту и стала безжалостно ломать ее на куски и топтать ногами.
Как раз, когда Чару всецело была поглощена этим занятием, в комнату вошел Тарапода. Он чрезвычайно удивился, увидев это олицетворение разрушительной силы.
— Чару, почему ты ломаешь мою флейту?
— И очень хорошо делаю, очень хорошо! — закричала девочка.
Она еще несколько раз топнула по разбитой флейте, громко разрыдалась и выбежала из комнаты.
Тарапода поднял обломки флейты и убедился, что уже ничего нельзя с ней сделать. Но юноша почему-то не мог удержаться от смеха, подумав о наказании, неожиданно постигшем его старую, ни в чем не повинную флейту.
С каждым днем Чарушоши все больше и больше интересовала его. Кроме Чару, мысли юноши привлекали английские иллюстрированные книги из библиотеки Мотилала-бабу. Тарапода достаточно хорошо был знаком с внешним миром, но не знал еще, как войти в мир изображений.
Мотилал-бабу, увидев однажды, как внимательно юноша рассматривает иллюстрации, предложил ему:
— Займись английским языком, тогда ты научишься понимать эти картинки.
Тарапода тотчас же согласился. Заминдар обрадовался и пригласил Рамротона-бабу, старшего учителя начальной школы, каждый вечер давать юноше уроки английского языка.
V
Благодаря цепкой памяти и неослабному вниманию Тарапода успешно занимался английским языком. У него появилось новое чувство, будто он путешествует по новой, ранее недоступной стране; прежний мир для него перестал существовать. Соседи больше не видели юношу.
Под вечер, когда Тарапода быстро шагал по пустынному берегу реки, повторяя урок, его товарищи с печалью и уважением издали наблюдали за ним, не решаясь помешать его занятиям.
Теперь и Чару видела его очень редко. Раньше Тарапода ел на женской половине дома под ласковым взглядом Оннопурны. Из-за этого юноша опаздывал на урок, и он попросил Мотилала-бабу разрешить ему обедать вне дома. Оннопурна была огорчена и возражала, но муж ее одобрял усердие юноши и дал свое согласие. Тогда Чару неожиданно заявила, что тоже хочет изучать английский. Родители сначала восприняли просьбу своей капризной дочери как шутку и беззлобно посмеялись над ней, но их шутливое отношение вскоре было смыто бурным потоком слез девочки. В конце концов эти беспомощные, слабые в своей любви родители отнеслись серьезно к требованию дочери. Чару вместе с Тараподой стала заниматься английским.
Однако эта беспокойная девочка не умела заниматься серьезно. Она не только не училась сама, но и мешала своему товарищу. Чару отстала в занятиях, но не хотела допустить вперед Тараподу, и, когда юноше задавали следующий урок, она, не унимаясь, злилась и плакала. Когда взамен старой книга ему покупали новую, Чару требовала такую же и для себя. Завистливая девочка не могла примириться с тем, что Тарапода все свободное время проводил в своей комнате за занятиями. Она потихоньку обливала чернилами его тетрадки, прятала перья, выдирала из учебника те страницы, которые надо было выучить. Тарапода долго терпел ее тиранство, с любопытством наблюдая за ней, когда же она становилась нестерпимой, юноша бил ее, но укротить не мог.
Наконец один случай выручил его.
Однажды раздосадованный и удрученный Тарапода с опечаленным и строгим лицом вырвал страницу, залитую чернилами. Чару стояла в дверях; она была уверена, что он побьет ее. Но на этот раз девочка ошиблась. Юноша сидел молча, не обращая на нее никакого внимания. Чарушоши стала ходить по комнате. Иногда она подходила так близко к Тараподе, что он мог бы без всякого труда ударить ее по спине, но юноша не двигался и был непривычно серьезен.
Девочка была в большом затруднении. Она не привыкла просить извинения и не знала, что теперь делать, а ее раскаявшееся сердечко жаждало прощения. Не придумав ничего лучшего, она взяла часть вырванной из тетрадки страницы и написала крупными буквами: «Я никогда больше не буду обливать чернилами твою тетрадь». Она развила бурную деятельность, стараясь привлечь внимание юноши. Наконец Тарапода прочел записку и не мог сдержать смех. Дрожа от негодования, сгорая от стыда, Чару выбежала из комнаты. Только истребление этого клочка бумаги, свидетельствовавшего об ее унижении, хотя бы для этого пришлось разрушить весь мир, могло успокоить ее страдающее сердце.
Во время занятий Тараподы Шонамони робко заглядывала в его комнату. Между подругами существовало согласие во всем, но, когда дело касалось Тараподы, Шона почему-то боялась Чарушоши и становилась очень осторожной.
Однажды, когда Чару была на женской половине дома, ее подруга, пугливо оглядываясь, подошла к дверям комнаты юноши.
— Что нового, Шона? Как здоровье тети? — ласково спросил Тарапода, подняв глаза от книги.
— Ты давно не приходил к нам. Ма просит навестить ее. У нее болит грудь, и она не может прийти сама.
В это время, как всегда неожиданно, появилась Чару. Шона попыталась быстро скрыться, будто уличенная в тайной попытке украсть собственность подруги. Чару со злыми глазами, как старая наставница, обязанная день и ночь следить, чтобы ничто не мешало занятиям Тараподы, пронзительно закричала:
— Вот оно что! Ты приходишь мешать во время занятий! Я сейчас же пожалуюсь отцу!
Но зачем она сама пришла, не было тайной для всевышнего, — знал об этом хорошо и Тарапода.
Бедняжка Шонамони совсем растерялась и стала оправдываться, выдумывая причину своего прихода. И когда взбешенная Чару назвала ее лгуньей, пристыженная, униженная и оскорбленная Шона тихо выскользнула из комнаты.
— Шона, — сочувственно крикнул ей вслед Тарапода, — сегодня вечером я приду к вам!
— Никуда ты не пойдешь! — как злая змея, прошипела Чару. — Ты что, не должен учить уроки? Вот я скажу господину учителю!
Но юноша не испугался угроз и пошел в гости. Когда он собрался пойти в третий или в четвертый раз, Чару, не ограничиваясь пустыми угрозами, осторожно наложила засов на дверь и заперла комнату на замок, снятый с материнского сундука с пряностями.
Весь вечер девочка продержала Тараподу узником в комнате и только к ужину открыла дверь. Юноша был настолько рассержен, что, не сказав ни слова, не поев, хотел уйти из дома. Но раскаявшаяся и огорченная Чарушоши, умоляюще сложив руки, робко сказала:
— Клянусь тебе, я не буду больше так поступать! Прошу тебя, поужинай…
Тарапода не обратил на ее слова никакого внимания, и девочка горько разрыдалась. Смущенный этим, юноша вернулся и остался ужинать.
Сколько раз Чару давала клятву не мучить юношу и вести себя с ним спокойно, но стоило появиться Шонамони или еще кому-нибудь, как ее благовоспитанность исчезала. Если в течение нескольких дней она вела себя хорошо, Тарапода настороженно ожидал нового взрыва. Откуда последует нападение, угадать было трудно. Но буря налетала, за ней следовал ливень слез, а затем наступал благословенный, светлый покой.
VI
Прошло два года. Нигде еще не жил Тарапода так долго. Возможно, юноша был поглощен, как никогда раньше, учебой, или с годами изменился его характер и он привык к тем благам и удобствам, которые дает оседлая жизнь. А может быть, невидимыми сетями опутала его сердце расцветающая красота подруги, тиранившей его.
Чару исполнилось одиннадцать лет. Мотилал-бабу нашел нескольких достойных женихов. Помня о том, что его дочь достигла брачного возраста, он запретил ей брать уроки английского языка и выходить на улицу. Услыхав об этом неожиданном ограничении ее свободы, Чарушоши подняла шум на весь дом.
— Зачем тебе искать женихов? — сказала однажды Оннопурна мужу. — Тарапода — прекрасный юноша, и девочка его любит.
— Как это можно? — удивился Мотилал-бабу. — Ведь мы ничего не знаем о его происхождении! У нас одна дочь, и я хочу ее отдать в хорошую семью.
Однажды на смотрины невесты приехали из семьи Райданга. Домашние пытались принарядить Чарушоши и вывести к гостям, но она заперлась на ключ в своей спальне, и ничто не могло заставить ее выйти. Мотилал-бабу стоял за дверью ее комнаты, умолял, угрожал, но все было тщетно.
В конце концов пришлось сказать гостям, что девушка внезапно заболела и не может выйти. Посланцы семьи Райданга решили, что у невесты есть какой-то физический недостаток и ее отец прибегнул к хитрости, чтобы скрыть его.
Этот случай заставил Мотилала-бабу призадуматься. Тарапода во всех отношениях был хороший юноша. Если бы он смог удержать Тараподу у себя, не нужно было бы посылать единственную дочь в другую семью. Мотилал-бабу хорошо понимал, что снисходительно относиться к капризам беспокойной и своенравной девочки могут только любящие родители, а в доме свекра их терпеть не станут.
После длительных переговоров с женой Мотилал-бабу отправил человека на родину Тараподы разузнать подробно о его семье. Оказалось, что юноша происходит из знатного, но обедневшего рода. Тогда Мотилал-бабу решил получить согласие матери и брата Тараподы. Те с радостью, ни минуты не медля, дали его. Супруги принялись обсуждать, на какой день назначить свадьбу, но скрытный и осторожный от природы Мотилал-бабу держал все в тайне.
С Чару не было сладу. Периодически, словно полчища маратхов[64], она совершала набеги на комнату, где жил юноша, нарушая спокойствие его занятий взрывами гнева, любви и досады. Тогда легкое волнение, словно молния, озаряло сердце холодного и равнодушного по природе молодого брахмана.