Когда Бену возвращался из школы, он наскоро управлялся с обедом и бежал к Хорлалу. Никакими уловками и соблазнами матери не удавалось его удержать. Нонибале это, конечно, не нравилось. Ей казалось, что учитель старается привязать к себе мальчика ради того, чтобы сохранить свое место.
И вот однажды она вызвала Хорлала к себе и, прикрыв лицо покрывалом, сказала:
— Ты ведь только учитель, так занимайся с мальчиком по часу утром и вечером. Зачем ты проводишь с ним все свое свободное время? Он теперь никого не признает — ни мать, ни отца. Чему ты его учишь? Раньше, бывало, одно имя матери вызывало у него крик радости, а теперь его не дозовешься. Кроме того, Бену — мальчик из знатной семьи, и ему вовсе не подобает сближаться с тобой так тесно.
А еще раньше Ротиканто приводил Одхорлалу-бабу примеры, когда в других семьях неизвестные под видом учителей так порабощали ребенка, что захватывали имущество ученика, после того как он вступал во владение наследством, или же становились для молодого хозяина самыми авторитетными лицами и вертели им как хотели.
Хорлал, конечно, догадывался, что камешки бросают в его огород, но он молчал и терпел.
Но когда таким тоном заговорила мать мальчика, которого он так любил, это причинило ему жестокую боль. Теперь он хорошо понимал, как смотрят на учителя в богатом доме. Учитель должен поставлять знания, как корова дает молоко. Любить ученика и относиться к нему, как к родному, — непозволительная наглость! Этого не мог вынести никто, начиная от слуги и кончая хозяйкой. Они считали любовь Хорлала к Бену лишь ловким ходом, сделанным ради достижения каких-то своих целей.
— Хорошо, мать, — с дрожью в голосе ответил Хорлал хозяйке, — теперь я буду только давать Бену уроки. Больше ничего между нами не будет.
Хорлал сдержал свое слово и после занятий не пришел, как всегда, поиграть с Бену. Весь день он бродил по улицам, и чего ему это стоило, про то знал только он один.
Вечером он пришел на очередной урок. Мальчик был угрюм и невесел. Хорлал не стал объяснять причины своего отсутствия. Урок прошел вяло, кое-как.
Обычно Хорлал вставал, когда было еще темно, и готовился к занятиям в колледже. По утрам Бену, наскоро умывшись и позавтракав, прибегал к нему, и они шли в сад. Там был бассейн с рыбами, и учитель с учеником каждый день кормили их крошками. А в один из уголков сада Бену натаскал камни, устроил маленький парк, где все было по-настоящему: забор, ворота и дорожки; в нем свободно могли бы жить лилипуты. Уход за этим садом был их второй утренней обязанностью. Когда становилось жарко, они возвращались домой и занимались.
Утром Бену встал раньше обычного и прибежал дослушать рассказ, который учитель не успел вечером ему досказать. Он хотел сделать приятное Хорлалу, поднявшись так рано. Но Хорлала уже не было в комнате. Швейцар сказал, что он куда-то ушел.
В этот день на уроке маленькое сердце Бену сжималось от горькой обиды; личико его было серьезным. Он опять не спросил, почему Хорлала утром не было дома. А учитель, избегая взгляда мальчика, занимался с ним, уткнув нос в книгу.
Когда мальчик пришел обедать, мать спросила у него:
— Что с тобой творится со вчерашнего вечера? У тебя такое грустное лицо, ты ничего не ешь.
Бену молчал. Мать привлекла его к себе, нежно обняла и пыталась понять, в чем дело. Наконец Бену не выдержал и залился слезами:
— Мама, учитель…
— Что учитель?
Мальчик не мог объяснить, что именно сделал Хорлал; его обиду невозможно было выразить словами.
— А, наверно, он жаловался тебе на твою маму? — спросила Нонибала.
Бену не понял, что хотела сказать мать, и, ничего не ответив, ушел.
V
В доме Одхорлала-бабу пропало несколько платьев. Вызвали полицию. Во время домашнего обыска осмотрели и сундук Хорлала. Ротиканто с невинным видом заявил:
— Разве вор станет класть ворованное в сундук?
Вещей так и не нашли. Одхорлал никак не мог примириться с потерей. Он сердился на весь свет. А Ротиканто говорил:
— В доме так много людей — неизвестно кого обвинять, кого подозревать. Каждый приходит и уходит, когда ему вздумается.
Одхорлал вызвал к себе Хорлала:
— Слушай, Хорлал, мне неудобно больше держать вас всех в доме. Устраивайся где-нибудь в другом месте и приходи заниматься с Бену только в точно назначенное время. Так будет лучше. Я согласен прибавить тебе две рупии к жалованью.
Ротиканто, покуривая трубку, прибавил:
— Да, так будет лучше. Лучше для вас и для него.
Хорлал молча слушал хозяина, потупив голову.
Он не в состоянии был что-либо ответить. Возвратившись в свою комнату, Хорлал написал хозяину, что ему по некоторым причинам неудобно больше заниматься с Бену и он сегодня же собирается уехать.
Когда Бену пришел из школы, комната учителя была пуста, не было даже поломанного железного сундука. На веревке обычно висели плащ и полотенце Хорлала — веревка осталась, но больше ничего не было.
На столе всегда валялись в беспорядке книги и тетради, а теперь там стояла большая стеклянная банка, в которой блестела плавниками золотая рыбка. На банке лежала записка, на которой рукой учителя было выведено имя Бену, и английская книга с картинками в добротном переплете. На титульном листе тоже стояло имя Бену и сегодняшняя дата.
Бену прибежал к отцу:
— Папа, где учитель? Куда он ушел?
Отец привлек сына к себе:
— Он оставил работу и уехал от нас.
Бену выпустил руку отца, убежал в соседнюю комнату и, уткнувшись в подушку, горько заплакал. Одхорлал-бабу встревожился, но не знал, чем помочь сыну.
А на следующий день, в половине десятого утра, грустный Хорлал сидел на койке в комнате пансиона, где он устроился, и размышлял, идти ему в колледж или нет. Неожиданно в комнату вошел один из слуг Одхорлала, а за ним Бену. Мальчик бросился на шею учителя.
Комок застрял в горле Хорлала. Он боялся, что слезы польются ручьем, если он заговорит, и поэтому молчал.
— Учитель, идем к нам! — просил Бену.
Бену умолил старого привратника Чондробхана любой ценой найти учителя и пойти к нему. Чондробхан узнал от носильщика, тащившего вчера сундук Хорлала, где остановился учитель, и после уроков прямо из школы отвел к нему мальчика.
Хорлал не мог объяснить Бену, почему он не может пойти вместе с ним и вернуться в их дом.
Еще много дней и ночей при воспоминании о том, как Бену бросился к нему на шею и просил вернуться, у Хорлала перехватывал дыхание застрявший в горле комок. Но пришел день, когда всякая связь между ним и домом Одхорлала порвалась, и невыносимая боль уже не сжимала больше сердце тесной петлей.
VI
Сколько Хорлал ни старался, он не мог больше учиться с прежним усердием. Позанимавшись некоторое время, он с шумом захлопывал книгу, выходил на улицу и без всякой цели быстро шагал по городу. В записях лекций появились большие пробелы, а значки, которые иногда появлялись в тетради, можно было сравнить только с древнеегипетскими письменами.
Хорлал понял, что все это к добру не приведет. Если ему даже и удастся сдать экзамены, стипендии он не получит, а без стипендии ему и дня не прожить в Калькутте. Нужно и матери посылать хотя бы несколько рупий. Службу найти очень трудно, но не найти — невозможно. Поэтому, как ни слаба была надежда найти выход из положения, окончательно потерять ее он все же не мог.
По счастливой случайности он попался на глаза управляющему крупной английской фирмы, в контору которой он забрел в поисках работы.
Сахиб верил в свою способность распознавать людей с первого взгляда. Он немного побеседовал с Хорлалом и решил: «Этот подойдет».
— Дело знаешь? — спросил сахиб.
— Нет.
— Можешь внести залог?
— Нет.
— Можешь представить рекомендации от каких-нибудь влиятельных лиц?
— Нет.
Сахиб был восхищен.
— Отлично! Сначала будешь получать двадцать пять рупий, овладеешь делом — станешь получать больше.
Сахиб критическим взглядом окинул костюм Хорлала:
— Вот тебе аванс — пятнадцать рупий. Закажи приличный костюм, подходящий для служащего нашей конторы.
Костюм сшили, и Хорлал стал ходить на службу. Сахиб заставлял его очень много работать, как будто Хорлал был каким-то бесплотным духом. Других клерков отпускали домой, а Хорлал оставался. Наконец он стал ходить даже домой к сахибу — докладывать о ходе дел.
Хорлал быстро освоился со своей работой. Коллеги не раз пытались его обмануть, наговаривали на него начальству, но этому робкому, молчаливому маленькому клерку никто не мог повредить. А когда заработок Хорлала достиг сорока рупий, он выписал из деревни мать и поселился с ней в маленьком домике в переулке. Наконец-то Хорлал покончил с нуждой.
— Сынок, возьми невестку в дом! — сказала как-то мать.
Хорлал взял прах от ее ног:
— Мама, ты должна меня простить…
Тогда старушка обратилась к нему еще с одной просьбой:
— Пригласи когда-нибудь к нам на обед Бену. Ты столько мне о нем рассказывал, я хочу на него посмотреть.
— Как мы можем принять его в такой хибарке? Подожди, переедем в хороший дом, тогда я смогу его пригласить.
VII
Жалованье Хорлала увеличилось, и он смог переехать из маленького дома в переулке в большой дом на оживленной улице. Но он, сам не зная почему, все не решался зайти к Одхорлалу или пригласить Бену к себе.
Возможно, он так никогда и не преодолел бы своей робости, но неожиданно пришло известие о том, что мать Бену скончалась. Тогда Хорлал, не теряя ни минуты, отправился к Одхорлалу.
Снова встретились эти столь разные по возрасту друзья.
Время траура прошло, а Хорлал все продолжал навещать Бену, ставшего совсем взрослым юношей. У Бену уже начали пробиваться усики; одевался он щегольски и друзей одного с ним круга имел сколько угодно. Бену развлекал их граммофонными пластинками с записями популярных песенок легкого жанра. Старый, сломанный стул и стол, запачканный чернилами, бе