Хорлал перестал считать деньги:
— Что случилось? Почему ты так поздно и в таком виде?
— Послезавтра отец женится. Он от меня это скрывает, но мне сказали. Я попросил у него разрешения поехать на некоторое время в наши владения в Баракнуре. Отец был очень доволен и дал свое согласие. Я еду туда и не хочу больше возвращаться домой. Ах, если бы у меня хватило мужества, я утопился бы в Ганге!
Бену заплакал. В сердце Хорлала будто вонзили нож. Он всем своим существом чувствовал, как тяжело будет жить Бену в доме, где каждый предмет хранит память о любящей матери, когда чужая женщина займет ее место. «Можно родиться богатым, — думал он, — но это все равно не спасет от страданий и унижений». Он не знал, как успокоить Бену, что ему сказать, и только взял его за руку. В этот момент он невольно подумал: «Такое несчастье, а Бену приоделся, как на свадьбу!»
Бену заметил, что Хорлал смотрит на бриллиантовое кольцо, и, видимо, понял молчаливый вопрос своего учителя.
— Это кольцо принадлежало моей матери.
Хорлал едва сдержал слезы. Потом спросил:
— Бену, ты обедал?
— Да. А вы?
— Я не могу выйти из комнаты, пока не пересчитаю деньги и не запру их в сейф.
— Поешьте, мне нужно о многом с вами поговорить. Я останусь здесь. Мать ждет вас с обедом.
После некоторых колебаний Хорлал сказал:
— Ладно, я быстро поем и приду.
Наскоро пообедав, Хорлал вернулся вместе с матерью. Бену поклонился ей; она нежно поцеловала его в подбородок. Сын обо всем ей рассказал, и она всей душой сочувствовала мальчику. Она знала, что никакая ее забота не сможет заменить Бену любви матери, и это ее угнетало.
Они сидели втроем среди разбросанных денег и беседовали. Вспомнили детство Бену — ученика и учителя, жившего у них в доме, мать Бену, горячо любившую сына…
Было уже очень поздно, когда Бену неожиданно посмотрел на часы и сказал:
— Больше я не могу сидеть. Если я опоздаю, то пропущу поезд.
— Оставайся сегодня у нас, сынок, а завтра утром поедешь вместе с Хорлалом, — возразила старушка.
— Нет, нет, — взмолился Бену, — не просите меня, пожалуйста! Мне во что бы то ни стало надо уехать сегодня… Учитель, — добавил он, обращаясь к Хорлалу, — мне опасно ехать со всеми этими драгоценностями. Оставьте их у себя, а я, когда вернусь, заберу их обратно. Скажите вашему сторожу, чтобы он принес из экипажа кожаный саквояж. Я сложу их туда.
Сторож принес чемоданчик. Бену снял часы, кольца, запонки и положил все в саквояж. Осторожный Хорлал сейчас же спрятал его в сейф.
Бену взял прах от ног матери Хорлала. Она благословила его со слезами в голосе:
— Пусть сама Дурга станет твоей матерью и защитит тебя!
Потом Бену коснулся ног Хорлала и совершил пронам. Раньше он никогда этого не делал. Хорлал молча его обнял, и они вместе спустились к экипажу. Зажгли фонари, и нетерпеливо храпящие лошади унесли Бену в ночь, в Калькутту, освещенную огнями газовых фонарей.
Долго сидел Хорлал в своей комнате, не проронив ни слова. Наконец он глубоко вздохнул и снова стал считать мелкие деньги, раскладывая их по сумкам. Кошели с банкнотами он пересчитал еще раньше и спрятал их в сейф.
XI
Глубокой ночью Хорлал положил под подушку ключ от сейфа и лег в комнате, где хранились деньги. Спал он плохо. Во сне он видел лицо матери Бену, закрытое покрывалом. Она громко бранила сына, но нельзя было ясно разобрать слова. От бриллиантов и изумрудов, украшавших ее, исходили красные, зеленые, белые лучи света, пронизывавшие черное покрывало. Хорлал старался громко подозвать к себе Бену, но голос его как будто пропал — он не мог издать ни одного звука. Вдруг раздался страшный грохот, покрывало разорвалось и упало.
Хорлал вздрогнул, проснулся и открыл глаза. Было еще совсем темно. Порыв ветра захлопнул окно и погасил лампу. Хорлал спичкой зажег ее и проверил время. Уже четыре часа — спать больше нельзя, нужно ехать с деньгами в деревню.
Хорлал умылся и шел в свою комнату, когда его окликнула мать:
— Ты что, сынок, уже встал?
Хорлал зашел в спальню к матери и совершил пронам. Она благословила его и сказала:
— Сынок, я только что видела сон, будто ты едешь, чтобы привести в дом невестку. Утренние сны сбываются.
Улыбаясь, Хорлал вошел в свою комнату, вытащил кошели с деньгами из сейфа и хотел увязать их в тюк, как вдруг ему показалось, что он все еще видит сон. Хорлал сильно постучал по сейфу, но в нем ничего не было. Он развязал узлы кошелей, потряс их, и вдруг из одного выпали два письма, написанные рукой Бену: одно — на имя отца, а другое — на имя Хорлала.
Судорожно разорвав конверт, Хорлал стал читать. Он плохо видел — ему казалось, что свет в комнате потускнел. Пришлось подбавить огня. Он плохо понимал то, что читал, — казалось, он забыл свой родной бенгальский язык.
Оказывается, пока Хорлал обедал, Бену взял банкнотами по десять рупий три тысячи для поездки в Англию. Пароход отправлялся сегодня утром.
Бену писал:
«Я пишу отцу, чтобы он покрыл мой долг. А когда вы откроете чемоданчик, то увидите там драгоценности моей матери. Я не знаю точно, сколько они стоят, но думаю, что больше трех тысяч. Если бы мать была жива и отец не давал мне денег на поездку в Англию, она, конечно, продала бы эти драгоценности и обеспечила меня всем необходимым на дорогу. Я не потерплю, чтобы отец отдал эти драгоценности кому-то другому. Поэтому я с большим трудом взял их у отца. Если отец будет медлить с выплатой моего долга, вы легко сможете продать или заложить эти украшения. Эти вещи принадлежат моей матери, а значит, мне».
В письме было написано много другого, не относившегося к делу.
Хорлал запер комнату, выбежал на улицу, нанял экипаж и помчался к Гангу. Но он не знал названия парохода, на котором уезжал Бену. Добравшись до пристани, он узнал, что сегодня в Англию отбыли два парохода. Как определить, на каком из них был Бену, и каким образом задержать пароход — этого он, разумеется, сообразить никак не мог.
С пристани он поехал домой. Под утренними лучами солнца просыпалась Калькутта. Но Хорлал ничего не видел; он был в прострации. Сердце его отчаянно билось, будто встретило непреодолимое препятствие и никак не могло сдвинуть его с места.
Экипаж остановился около дома, где его ждала мать, где раньше сразу исчезали все неприятности рабочего дня, вся усталость. Хорлал расплатился с извозчиком и вошел в дом, охваченный страхом и глубочайшим отчаянием.
Встревоженная мать спросила:
— Ты куда ездил, сынок?
— Я искал тебе невестку, — ответил он, сухо засмеялся и потерял сознание.
— О господи, что же это такое? — испугалась старушка.
Зачерпнув воду, она вылила ее на лицо Хорлала. Хорлал очнулся и посмотрел вокруг ничего не выражающим взглядом.
— Не беспокойся, мама, мне нужно побыть одному, — сказал он, поспешно ушел в свою комнату и запер изнутри дверь.
Мать села на пол у порога; на нее падали весенние лучи солнца. Она прислонилась к запертой двери и временами звала сына:
— Хорлал, сынок! Хорлал!
— Мама, я выйду попозже, иди пока к себе.
Старуха, не двигаясь, сидела на солнце и шептала молитвы.
Пришел сторож из конторы, постучал в дверь и сказал:
— Бабу, если мы сейчас не выйдем, то пропустим поезд.
Хорлал ответил, не открывая дверь:
— Семичасовым поездом мы не поедем.
— А когда?
— Я скажу после.
Покачивая головой, сторож спустился вниз.
Хорлал напряженно думал: «Ну кому я могу сказать об этом? Ведь произошла кража! Как я посажу Бену в тюрьму?»
Внезапно он вспомнил об украшениях. Ведь он совершенно позабыл о них! Казалось, в кромешном мраке появился луч света. Хорлал открыл чемоданчик и увидел не только кольца, часы и запонки, но и браслеты, золотые обручи, нити жемчуга. Все это стоило, конечно, много дороже трех тысяч. Но ведь это тоже украдено Бену — это ему не принадлежит. И сам Хорлал подвергается опасности, пока чемоданчик находится в его доме.
Не медля ни минуты, он схватил письмо Бену к отцу и чемоданчик и выбежал из комнаты.
— Ты куда, сынок? — спросила мать.
— К Одхорлалу.
Старушка сразу почувствовала облегчение; ее сердце освободилось от непонятного страха. Она решила, что известие о свадьбе отца Бену так подействовало на ее сына и он до сих пор не может успокоиться. О, как он любит Бену!
— Так ты, значит, сегодня не поедешь в район?
— Нет, нет, мама, — ответил Хорлал, выбегая на улицу.
Еще далеко от дома Одхорлала-бабу он услышал нежные звуки музыкальных инструментов, но, подъехав ближе, уловил в торжественности дома, где шла свадьба, какую-то напряженность. Швейцары были, как никогда, строгие, никого из слуг не выпускали из дома; на всех лицах ясно проглядывали страх и беспокойство. Оказывается, вчера вечером похитили драгоценности на большую сумму. Нескольких слуг, наиболее подозреваемых, должны были отвести в полицию.
Хорлал поднялся на балкон второго этажа. Одхорлал-бабу был в диком гневе. Ротиканто курил табак.
— Мне нужно с вами поговорить по секрету, — сказал Хорлал.
Одхор-бабу сердито ответил:
— У меня нет сейчас времени секретничать с тобой! Выкладывай здесь все, что у тебя есть.
Он решил, вероятно, что Хорлал пришел просить у него помощи или денег взаймы.
— Если бабу стыдно говорить при мне, я могу выйти, — сказал Ротиканто.
— Сиди и никуда не уходи! — раздраженно воскликнул Одхорлал.
— Вчера вечером Бену оставил в моем доме этот саквояж.
— Что в нем?
Хорлал открыл саквояж и передал его Одхору-бабу.
— А, ученичок и учитель затеяли вместе хорошее дело! Знали, что их поймают, если они будут продавать ворованное, и поэтому вернули обратно — думают, что получат бакшиш за честность!
Хорлал протянул Одхору-бабу письмо Бену.
Лицо Одхорлала налилось кровью, когда он читал письмо.
— Ну что ж, я сообщу в полицию. Мой сын еще несовершеннолетний, ты похитил его и послал в Англию. Наверно, дал ему взаймы пятьсот рупий и заставил написать, что он получил три тысячи. Я не стану платить этот долг.