Свет и тени — страница 3 из 35

В огромном мире разнообразных литературных созданий Тагора имеется небольшая сказка о состязании двух поэтов.

Долго и упорно старался один превзойти другого в искусстве складывать песни о своей стране. Наконец высокопарные вирши одного из стихотворцев так восхитили короля, что он присвоил ему титул «царя поэтов».

Но простые, безыскусственные песни другого поэта больше полюбились простым людям. Народ подхватил и разнес их по своей обширной земле.

Прошли годы. Давно забыты песни «царя поэтов», но песни второго стихотворца народ распевает до сих пор. Слава о нем летит, как птица, преодолевая пространства и годы.

Рабиндранат Тагор завоевал именно такую всенародную славу. Его образы живут и будут жить, покоряя своим лиризмом, простотой и любовью к человеку.

Э. Боровик

КАНИКУЛЫ

Фотика Чокроборти, предводителя деревенских мальчишек, осенила новая идея. Он задумал превратить в корабельную мачту толстое бревно, валявшееся на берегу реки. Фотик решил, что все в этом деле должны принять участие. Представив, сколько удивления, негодования и шума вызовет эта затея в будущем, мальчишки с радостью приняли предложение.

Подпоясавшись, они намеревались усердно поработать, но Макхонлал, младший брат Фотика, неожиданно уселся на бревно. Увидев такое пренебрежение к их затее, мальчишки сначала растерялись, но вскоре один из них подошел и тихонько толкнул Макхонлала. Это не произвело никакого впечатления. Юный философ продолжал безмолвно размышлять о суетности всех игр.

— Смотри, стукну! Сейчас же встань! — закричал Фотик на брата.

Но Макхонлал едва шевельнулся и уселся поудобнее.

Конечно, чтобы сохранить свой престиж, надо было тут же надавать непокорному брату по щекам, но у Фотика не хватало решимости. Мальчик сделал вид, будто ему ничего не стоит покарать Макхонлала и не делает он этого только потому, что придумал игру поинтереснее. Он предложил столкнуть бревно вместе с восседавшим на нем братишкой.

Макхонлал представил себе, как это будет восхитительно. Но что в этом бравом деле таится какая-то опасность, ни ему, ни другим и в голову не пришло.

С криками: «Подтянись! Еще сильней подтолкни!» — мальчики стали толкать бревно.

Не повернулось бревно и вполоборота, как Макхонлал со всей своей выдержкой и философией оказался на земле. Это превзошло все ожидания мальчишек, и они разразились хохотом, однако Фотик немного смутился. Макхонлал вскочил на ноги и ринулся на брата с кулаками. Потом, весь исцарапанный, он с плачем побежал домой. Игра была испорчена.

Фотик вырвал травинку, уселся на нос полузатопленной лодки и стал сосредоточенно жевать стебелек.

В это время к берегу причалила незнакомая лодка. С нее сошел средних лет мужчина с черными усами и седой головой.

— Где дом Чокроборти? — спросил он Фотика.

Мальчик, продолжая жевать, ответил:

— Там.

Но нельзя было понять, в какую сторону он показывал.

— Где? — повторил вопрос незнакомец.

— Не знаю, — ответил на этот раз Фотик.

Тогда мужчина обратился за помощью к другому мальчику и затем направился к дому Чокроборти.

Вскоре пришел Багха Багди.

— Фотик, иди, тебя зовет мать, — сказал он.

— Не пойду.

Багха насильно взял его на руки и понес, а Фотик отчаянно размахивал руками и ногами. Разгневанная мать, едва только увидела Фотика, закричала:

— Опять ты избил Макхона?

— Я не бил, — ответил мальчик.

— Ты лжешь!

— Ни разу не ударил. Спроси Макхона.

Но Макхонлал подтвердил свою жалобу.

Фотик не выдержал. Он быстро подбежал к брату и звонко ударил его по щеке, крикнув:

— Не ври, не ври!

Мать, защищая Макхонлала, несколько раз сильно ударила Фотика по спине. Тогда мальчик толкнул мать. Она закричала:

— A, ты еще и на меня поднимаешь руку?

— Что случилось? — воскликнул вошедший в это время в комнату незнакомый мужчина с черными усами.

Мать Фотика была вне себя от изумления и радости:

— Так это же дада!..[3] Ты когда приехал? — И она низко ему поклонилась.

Много лет прошло с тех пор, как старший брат уехал работать на запад. За это время у матери Фотика родились и выросли два сына, умер муж, а брат все не приезжал. Сейчас Бишонбхор, после длительною отсутствия, возвратился на родину, приехал повидать свою сестру.

Несколько дней прошло в развлечениях. Наконец, незадолго до своего отъезда, Бишонбхор расспросил сестру о занятиях и способностях ее сыновей. Сестра рассказала, что Фотик упрямый, капризный и невнимательный на уроках, а Макхонлал — тихий, добрый и прилежный мальчик.

— Фотик совсем меня измучил! — добавила она.

Бишонбхор предложил увезти Фотика к себе в Калькутту и там воспитать его. Вдова легко согласилась.

— Хочешь поехать с дядей в Калькутту? — спросили Фотика.

Мальчик запрыгал от радости:

— Хочу!

Хотя мать не прочь была избавиться от Фотика, так как всегда боялась, что он столкнет Макхонлала в воду, разобьет ему голову или сделает еще что-нибудь в этом роде, ее обидела готовность сына расстаться с нею.

— Когда поедем? — то и дело теребил Фотик дядю. Он не мог заснуть всю ночь.

Когда наступил день отъезда, Фотик в порыве великодушия отдал младшему брату удочку и бумажного змея в вечное пользование, с правом передачи по наследству своему потомству.

По приезде в Калькутту прежде всего произошел разговор с теткой. Нельзя сказать, чтобы тетку обрадовало нежданное пополнение семейства. У нее уже было три сына, и она наладила все в доме по-своему, а приезд тринадцатилетнего невоспитанного деревенского мальчишки мог внести беспорядок. Сколько лет прожил на свете Бишонбхор — и ничего не понимает!

Действительно, нет в мире ничего неприятнее тринадцатилетнего мальчика. Его нельзя считать ни ребенком, ни взрослым. И любви он не возбуждает, и счастья недостоин. Если он болтает как ребенок, то кажется глупым, если пытается говорить как взрослый, то кажется самоуверенным нахалом. Неожиданно он вырастает из своей одежды, и окружающим это кажется чрезвычайной наглостью. В тринадцать лет исчезают детская красота и нежность голоса, и люди ставят ему это в вину. Многие ошибки в детстве и юности прощаются, но вполне естественные для тринадцатилетнего проступки кажутся невыносимыми. Он подсознательно тяготится своей бесполезностью и потому, стыдясь своего существования, старается быть незаметным. Именно в этом возрасте появляется большая потребность в любви, и за человека, который привяжется к мальчику, он готов всю душу отдать. Но никто не рискует любить его, так как это значило бы избаловать его. Поэтому мальчик в тринадцать лет одинок, как бездомная собака.

Естественно, что мальчику в таком возрасте лучше быть с матерью; чужой дом превращается для него в ад. Невнимание и пренебрежение ранят его на каждом шагу.

Не было у Фотика мысли мучительней, чем та, что он неприятен тетке. Когда тетка вдруг поручала ему что-нибудь сделать, от усердия он делал лишнее, и тетка, умеряя его пыл, говорила:

«Достаточно, достаточно… Тебе нельзя ничего поручить! Иди лучше почитай или займись чем-нибудь».

Заботы тетки об его духовном развитии тогда казались ему жестокой несправедливостью.

Жизнь в доме была безрадостной, и Фотику не с кем было поделиться своим горем. Запертый в четырех стенах, мальчик жил воспоминаниями о родной деревне. Он вспомнил луг, где бегал, запуская огромный бумажный змей, берег реки, где бродил, напевая песенки собственного сочинения, быстрый поток, в котором можно было плавать в любое время дня, товарищей, проказы, привольную жизнь и особенно — несправедливую и сердитую мать, и отчаяние сжимало сердце мальчика.

Безотчетная любовь, слепое, невысказанное горе оттого, что рядом не было близкого человека, заставляли этого стыдливого, нескладного и невзрачного мальчика, рыдая, повторять: «Ма, ма!» Так мычит теленок, потерявший в сумерках мать.

Не было в школе более нерадивого и невнимательного ученика. Когда учитель спрашивал Фотика, он, открыв рот, недоуменно смотрел на него. Когда Фотика секли, он выносил все молча, как осел, уставший от своей ноши. Во время перемены, когда мальчики убегали играть, он стоял у окна и всматривался в далекие крыши домов. И если на них собирались дети и играли на солнце, сердце мальчика начинало учащенно биться.

Однажды, набравшись смелости, Фотик спросил:

— Дядя, когда я поеду к маме?

— Когда в школе начнутся каникулы, — ответил Бишонбхор.

Каникулы приходились на месяц картик[4], и ждать еще было долго.

Однажды Фотик потерял учебник. Мальчик и раньше с трудом готовил уроки, а потеряв книгу, совсем перестал заниматься. Учитель каждый день бил и ругал Фотика. Даже двоюродные братья стыдились его. Когда Фотика обижали, они больше других смеялись над ним.

Не в силах дольше терпеть унижение, Фотик в один прекрасный день пришел к тетке.

— Я потерял книгу, — виновато сказал он.

Тетка, сжав губы от гнева, заявила:

— Очень хорошо! Но я не могу покупать тебе книги по пять раз в месяц.

Фотик молча отошел от нее. Мысль, что он живет на чужие деньги, вызвала жгучую обиду, и собственная бедность показалась ему теперь особенно унизительной.

В тот же вечер, придя из школы, Фотик почувствовал головную боль и озноб. Мальчик понимал, что у него начинается лихорадка и что своей болезнью он причинит много хлопот и беспокойства тетке. Фотику ясно представилось, что тетка воспримет его болезнь как новую, не заслуженную ею неприятность. Этот странный и глупый мальчик стыдился, что за ним будут ухаживать чужие люди, а не мать, и поэтому побоялся сказать кому-нибудь о своей болезни.

На рассвете другого дня Фотик исчез. Его искали у всех соседей, но безуспешно. Вечером хлынул ливень. Все промокли в бесполезных поисках. В конце концов Бишонбхор дал знать в полицию.