Денег пока что было мало, но зато времени впереди было достаточно. Его будущей невесте было всего четыре года, так что в распоряжении Бонгши было, во всяком случае, лет пять.
Но звезда в гороскопе Бонгши, которая должна была помочь ему скопить деньги, явно смотрела на Рошика и, следовательно, никак не могла выполнить свою задачу.
В деревне Рошик был коноводом всех своих сверстников и младших ребятишек. Человек, растущий в холе и получающий все, что он пожелает, неодолимо притягивает к себе обиженных судьбой. Приблизиться к нему — это как бы означало удовлетворение своих желаний. Люди льнут к нему вовсе не из-за того, что много получают от этого, — если им даже ничего не достается, их ненасытное воображение все же несколько успокаивается.
Было бы несправедливо утверждать, что только роскошь, окружавшая Рошика, привлекала к нему деревенских детей. Он обнаруживал такие удивительные способности во всем, что даже дети из более высоких семей, чем та, к которой принадлежал он, не могли не склониться перед ним. За что бы он ни взялся, все ему удавалось. От него, по-видимому, не были скрыты знания, накопленные в прежних рождениях, и ему не надо было учиться — он все схватывал на лету.
Способности Рошика снискали ему популярность даже среди взрослых; не только дети, но и их родители настойчиво просили его сделать то или другое.
Однако большим недостатком мальчика было то, что он не мог надолго заинтересоваться одним и тем же. Как только он овладевал каким-нибудь делом, он его тут же забрасывал и даже сердился, когда ему напоминали об этом.
Однажды на праздник Дивали из Калькутты к местным господам приехали пиротехники. Рошик быстро научился у них делать фейерверк. Но лишь два года праздник Калипуджа сопровождался в деревне блестящей иллюминацией. На третий год ракеты и огненные фонтаны больше не взлетали в воздух — Рошика увлек пример молодого музыканта, одетого в чапкан и мантию и носившего медаль, и он усердно разучивал пенджабские мелодии на фисгармонии.
Хотя эта причудливая игра дарований то приближала, то отдаляла мальчика от окружающих, им восхищались еще больше. А о старшем брате уж нечего и говорить. Дивясь тому, какой необыкновенный ребенок родился у них в семье, он решил, что при всех обстоятельствах должен его вырастить. При этой мысли на глаза Бонгши навертывались слезы, и он молил Кришну взять его раньше Рошика из этого мира.
Когда приходится считаться с вечно меняющимися фантазиями столь одаренного брата, надежды на скорую женитьбу отодвигаются в туманную даль будущего; а годы жизни тем не менее неумолимо идут.
Когда Бонгши перевалило за тридцать, его сбережения не достигли и ста рупий, и невеста оказалась в доме совсем другого жениха. Бонгши призадумался и сказал себе: «На меня надеяться уже нечего, продолжить род придется Рошику».
Если бы в этой деревне девушки могли сами выбирать себе женихов, то нечего было бы вообще заботиться о подыскании невесты для Рошика. Бидху, Тара, Нони, Шоши, Шубха — кого только ни назови, все любили его. Когда Рошику приходила фантазия лепить фигурки из глины, дружба девочек между собой оказывалась на краю гибели из-за борьбы за право обладать этими куклами.
Одна из девочек, Шойробха, отличалась необыкновенной скромностью. Она любила наблюдать за тем, как Рошик лепит кукол, и подносила ему, когда это было нужно, глину и палочку. Девочке больше всего хотелось, чтобы Рошик велел ей что-нибудь сделать. Зная, что он любит жевать бетель во время работы, она каждый день заранее готовила его. Когда мастер выставлял перед ней плоды своего труда и предлагал на выбор любую куклу, она из робости никак не решалась взять ту, которая ей нравилась, и Рошик дарил ей куклу по своему вкусу.
Когда Рошику надоедало лепить и он усаживался за фисгармонию, дети обступали его. Всем хотелось самим потрогать клавиши, но Рошик отгонял их грозным окриком. Одна Шойробха никогда не надоедала ему; одетая в полосатое сари, облокотившись на левую руку и наклонившись к Рошику, она молча сидела и восторженно смотрела на музыканта. Он подзывал ее и предлагал: «Шойри, иди сюда, потрогай клавиши», но девочка не решалась приблизиться, и тогда Рошик сам брал ее за руку и заставлял нажимать пальцами на клавиши.
Гопал, брат Шойробхи, был одним из самых горячих поклонников Рошика. Он отличался от сестры тем, что его не нужно было упрашивать воспользоваться разрешением. Он сам любил распоряжаться и, живо интересуясь всем новым, не отставал, пока ему не разрешали. Рошик не любил удовлетворять чужие желания, но Гопал пользовался некоторыми преимуществами по сравнению с другими мальчиками.
Бонгши решил поженить Рошика и Шойробху. Но ее семья занимала более высокое положение, и, чтобы достичь цели, нужно было иметь не менее пятисот рупий.
II
До этого времени Бонгши не просил брата помочь ему в труде — всю работу он делал один. Ему доставляло большое удовольствие наблюдать, как Рошик развлекает людей всякими штуками, не приносящими, однако, никакой пользы дому. А Рошик, в свою очередь, удивлялся, как может брат весь день сидеть за ткацким станком. «Я бы ни за что не мог этого вынести», — думал он. Бонгши отказывал себе во всем ради брата, а Рошик считал его поэтому скупым и немного стыдился этого. С детства он привык считать себя совсем иным человеком, чем его брат, и Бонгши сам поощрял в нем эту черту.
Когда Бонгши отказался от собственной женитьбы и решил взять в дом невесту для Рошика, эта мысль целиком завладела его воображением. Каждый месяц оттяжки казался ему тягостным. Как мираж перед умирающим от жажды путником, в его воображении возникала радостная картина свадьбы Рошика: играет музыка, горят огни, брат в праздничных одеждах…
Но сбережения росли очень медленно. Чем больше Бонгши старался, тем дальше, казалось, отодвигался успех. Физические силы отказывались идти в ногу с духовными и часто ему изменяли. Труд становился непосильным. В часы, когда вся деревня спала и только шакалы, как ночные сторожа, перекликались друг с другом, Бонгши работал при тусклом свете маленькой лампы. Много ночей провел он так, и не было в доме никого, кто бы запретил ему это делать. Вдобавок он плохо питался, да и зимняя одежда его совсем износилась — многочисленные прорехи, казалось, тайно приглашали холод войти в их отверстия. Обе предыдущие зимы Бонгши говорил себе: «Ну, я как-нибудь уж дотяну этот год, подкоплю еще денег; а когда на будущий год придет в деревню разносчик и принесет зимние одежды, я возьму их у него в долг и еще через год уплачу деньги. К этому времени мой денежный ящик будет полон».
Но благоприятный год все не наступал, а здоровье Бонгши становилось все хуже и хуже. И вот наконец он сказал Рошику:
— Я не в состоянии работать один на станке. Тебе тоже придется принять в этом участие.
Рошик ничего не ответил и только скорчил гримасу. Но болезнь вызвала у Бонгши дурное настроение, и он стал упрекать брата:
— Что с тобой станет, если ты бросишь нашу наследственную профессию и будешь без толку шататься целыми днями!
Слова брата были уместны и справедливы, но Рошику показалось, что никогда в жизни он еще не терпел такой несправедливости. Он не стал есть в этот день дома и пошел удить рыбу у водоворота.
Был тихий зимний полдень. Где-то на высоком размытом берегу пела птица шалик; за спиной Рошика в манговой роще ворковали голуби. На прибрежном мху расположилась стрекоза, расправила свои длинные прозрачные крылья и безмятежно грелась на солнце.
Рошик обещал в этот день Гопалу, что будет учить его играть в латхи[73]. Предвидя, что урок начнется не скоро, Гопал начал играть с червями, которых Рошик приготовил для рыбной ловли и положил в кувшинчик.
Рошик наотмашь ударил его по лицу. Шойробха сидела, вытянув ноги, на траве у воды, и ждала, когда Рошику захочется бетеля. Неожиданно он сказал:
— Шойри, я очень проголодался, не принесешь ли ты мне поесть?
Довольная девочка побежала домой и скоро вернулась с полным подолом риса, жаренного в патоке.
Рошик так и не подходил больше к брату в тот день.
Настроение у Бонгши было очень плохое. Ночью во сне он видел отца, а проснувшись, почувствовал себя еще более подавленным. Ему казалось, что отец не находит себе покоя на том свете из-за того, что их род может прекратиться.
Утром Бонгши почти силой усадил Рошика за работу — ведь речь шла не о каком-то приятном или неприятном деле, а о выполнении своего долга перед родом. Рошик стал работать, но дело шло туго: руки его утратили обычную ловкость, нитка поминутно рвалась, и много времени уходило на то, чтобы ее связывать. «Это потому, что у него нет никакой практики. Пройдет несколько дней, и руки привыкнут к работе», — думал Бонгши.
Когда Рошик увлекался каким-нибудь делом, его руки сами приспосабливались к работе, но на этот раз он не испытывал никакого интереса, и руки отказывались ему служить. К тому же товарищи, искавшие своего вожака, застали его за этим занятием. Рошик, как примерный мальчик, был занят работой, которой из поколения в поколение занималась его семья, и это вызвало в нем стыд и злобу.
Через одного из своих приятелей Бонгши известил Рошика, что собирается женить его на Шойробхе. Он надеялся, что приятное известие смягчит сердце брата.
Его ожидания не оправдались. «Бонгши воображает, что женитьба на Шойробхе — это предел моих мечтаний!» — сказал себе Рошик.
Его отношение к Шойробхе так резко изменилось, что она не осмеливалась теперь приносить ему бетель в подоле. Чувствуя что-то неладное, но не понимая, в чем дело, кроткая девочка горько плакала. Те маленькие права, которыми она пользовалась, когда Рошик играл на фисгармонии, были утрачены; лишалась она и возможности исполнять его поручения. Жизнь стала казаться ей пустой и полной обмана.
До этих пор всюду: в лесах и рощах, в храме Кришны, на реке и переправах, в затонах и прудах, на базаре, у кузнецов и плотников — Рошик чувствовал себя как дома. Все это было его владением, где он — один или с товарищами — делал что хотел и как хотел. Деревня и усадьбы местных господ составляли для него весь мир, и он никогда не ощущал потребности выйти за его пределы.