Как я приветствую антимилитаризм! Теперь он идет!.. Там в Европе.
И человечество скоро расстанется с страшилищем – вооруженным идиотом. Эта опасная игрушка королей – их опора – скоро сделает королей своей игрушкой: без жалости сломает и забросит этих болванчиков, уже надоевших людям… Старые игрушки уже без глаз, без носов, без рук, без ног, их скоро выметут в сор. Как природа мстительна!
Алексей Владимирович, когда я увидел на присланной Вами книжке имя Крушевана, я сейчас же бросил эту книжку в огонь. Мне это имя омерзительно, и я не могу переносить ничего, исходящего от этого общения (Жиркевич прислал Репину сборник из серии «Книжка друга», издававшейся в Кишиневе П. А. Крушеваном, черносотенцем. – Ред.) Дай бог поскорей отделаться от всех мерзавцев Крушеванов, которые позорят и губят наше отечество…
Ох, идет, идет грозная сила народа; фатально вызывают это страшилище невежды-правители, как вызывали японцев, а так же будут свержены со всей их гнусной и глупой интригой. И самые даже благородные от природы, совращенные в лагерь Крушеваиов людишки навеки будут заклеймены позором в глазах истинных сынов родины. И чем дальше в века, тем гнуснее будут воспоминания в освободившемся потомстве об этих пресмыкающихся гадах обскурантизма, прислужниках подлых давил.
История Гершковича – это глубочайшая, потрясающая трагедия (Х. Гершкович – революционер. Был повешен в 1906 г. в Шлиссельбургской крепости. – Ред). Его можно сравнить с царевичем Сакия-Муни. Тот из роскоши царских дворцов, а этот пария из самых ничтожных отбросов человечества вырастает в полубога Прометея. Это величайшее чудо!.. С независимым гордым обликом божественности умирает он за лучшее, что есть в идее человека; умирает, счастливый своим великим положением… Письма к матери, желание жить и это божеское самообладание говорят в нем за великие способности к свету, прогрессу! В такую минуту такой разум, такой стиль!.. Да, в этом 19-летнем мальчике умер великий человек.
Как жалки, отвратительны все эти Треповы (Д. Ф. Трепов – петербургский генерал-губернатор. – Ред) и все высокопоставленные ничтожества! Посмотрите – через год, два, – какое молодое поколение выплывет на поверхность жизни!! Какой свет разума засияет над нашей освобожденной Россией!
И с этим божественным идеализмом думают воевать невежды, тупицы, черные подлецы!! Они уже до гадости жалки…
…Я уже сообщил Вам, что я вариировал тему Грозного своего.
Сцена происходит в «приемной» (парадный тронный зал). Она расширена значительно. Стиль, смесь персидского с ренессансом. В высокие деревянные хоромы проникают солнечные лучи с верхних окон.
«Передняя» обставлена дорогими сюрпризами (награбленными большей частью у слабых соседей), чтобы послам «в нос бросалось».
Развращенный до безумия деспот находится уже в следующем периоде своей казни. Он ревет белугой. Отвратительный, жалкий, несчастный палач наказан наконец. Он сознал, что убил свою династию, убил свое царство… Есть бог, есть историческое возмездие…
Глубокоуважаемый Павел Евгеньевич, я только переехал, недели на две, на юг России, на крестный ход, совсем в другую среду. От молодого чтения, очаровавшего высшее общество великим полетом творчества, – «нищим духом» (Репин вновь обратился к работе над картиной «Явленная икона» («Крестный ход»), которую он закончил после многих переделок лишь в 1924 г. – Ред).
Забитые, отупелые калеки, – рабы, тянутся лучшими движениями убогих душ к небу, к богу… к суду. Они верят в возможность чуда… Залитый золотом дьякон громогласен до паники, до потери сознания. Все в этой дощечке, с изображением чего-то – все равно – трудно понять. Молитесь и веруйте. Лес, солнце, дым кадил, пенье клира, монахи, духота, очарование до одури…
Идея о политике: митинги только успокоили бы Россию.
Свершилось. Сокрушаюсь о вас, но дух его живет. Сердца правды свободны оплакивать искренне. Устранились высокомерные наемники, слава богу.
Прасковья Наумовна!
С тех пор как получено от Вас извещение о надежде осуществить Вашу мечту о русском пантеоне в виде портретов и бюстов выдающихся русских деятелей, я не перестаю думать о Вас и Вашем календаре.
Но до сих пор не мог придумать, что написать для календаря… Опоздал?
Зато как я думаю часто о Чернышевском! Все яснее и яснее становится мне эта гениальная личность, и интересно складывается его портрет.
О боже, какого гиганта слопали, и как просто и дешево обошлось… Пожалуй, без последствий!..
Неужели эта простота так кошмарно взошла над русскою землею?! Страшно… Целой вереницей однородных катастроф взошла местью за угашение Духа гениальной личности!! Волос дыбом становится, и только теперь мне стало понятным историческое возмездие, то есть гнев и месть Иеговы за одаренных им.
Многоуважаемый князь Николай Антонович!
Чем больше думаю я о вашем страстном желании устроить в Николаеве музей В. В. Верещагина, тем большим сочувствием проникаюсь к этому серьезному делу.
В самом деле, Верещагин – личность колоссальная, это действительно богатырь. Эстеты «куксятся» на него, определяя его художественное значение; их мерки не пригоняются к его размерам… Да разве можно в оценке этого героя, с одним шаблончиком героя подходить к великому! Верещагин – сверххудожник, как и сверхчеловек.
Помню под самым свежим впечатлением от Дальнего Востока его живые доводы – не заводить войны с японцами. Он ставил свою голову в залог – нашего провала… И, конечно, как истинный рыцарь, даже тайно от семьи – сейчас же полетел в Порт-Артур, в самый опасный пункт, как только война выползла нелепой гадиной (В. В. Верещагин погиб на корабле «Петропавловск» 31 марта 1904 г. – Ред).
Жму вашу благородную руку и всей душой желаю Вам успеха. Думаю, гордый дух Верещагина тронут к Вам нежной благодарностью.
…Передо мной фотографии со всех его портретов, передо мною две маски с мертвого; я уже умею разобраться, что лучше из всего материала; уже совершенно ясно чувствую характер этого чистокровного араба. Маска с мертвого так изящна по своим чертам и пластике, так красивы эти благородные кости, такой страстью полно было это в высшей степени подвижное лицо, и все это было заключено в строгой раме врожденного благородства и гениального ума. Огонь больших глаз – вот где горел светильник его таланта. Изящный лоб, оформленный работой гения, – вот присутствие того высшего разума, который руководил им, открывая миру божественные идеи.
О Пушкине, разумеется, я ничего не выдумаю нового, а все подлинное о нем знают многие лучше меня. Как Гёте, Пушкин был язычник, проникновенный, независимый ум его царил над миром.
Да, вот он, цельная натура, как Рафаэль, как Глинка, они не бились над своими цельными созданиями, у них лилось.
– А кого из музыкантов, чьи произведения любил Глинка? – спросил я однажды у его образованной ученицы Ермоленковой.
– О, Глинка любил только себя, – ответила она.
Конечно, и Рафаэль, и Гёте, и Пушкин любили себя…
Вот лучший портрет: юный Пушкин стоит в группе современных ему писателей: Крылова, Жуковского и Гнедича. На голове Пушкина современный цилиндр факельщика, он тонет в высочайшем воротнике своего фрака. Пушкин натура утонченного изящества! В этом наряде он кажется агнцем заклания. Лицо кроткое.
…Не для житейского волненья,
Не для корысти, не для битв,
Мы рождены для вдохновенья,
Для звуков сладких и молитв.
При взгляде на это кроткое лицо нельзя себе вообразить, что он, уже смертельно раненный, во время дуэли, кричал своему врагу: «Стойте, у меня еще есть достаточно силы, чтобы потянуть курок».
И вот я, посредственный художник, дерзнул изобразить этого гения… Признаюсь Вам – особенно три последние недели, еще более три последние дня, я опять, беззаветно, ходил на приступ своего Порт-Артура, да ведь как настойчиво: правая рука на перевязи – так я левой. Вот можно сказать – еще бы левой. Но ведь я левой рукой написал весь «Государственный Совет». И вот, разбитый, жалкий, диктую дочери…
Вот она, сказка тупой, настойчивой посредственности. Она чувствует себя молодой, уже даже на восьмом десятке лет. Еще не смиряется и еще не потеряла надежды одолеть образ гениального поэта.
Глубокоуважаемый Владимир Михайлович.
За все это долгое время, как мы видели Вас, мысли наши не отставали от Вас. Чувствовали и мы все Ваши беспокойства и выпавшие так неожиданно все несправедливости невежественно осмелевшего рока на Вашу долю. (В 1913 г. Бехтерев был вынужден подать в отставку с поста директора основанного им Психоневрологического института, что явилось результатом гонений на него со стороны министра просвещения Кассо, травившего передового ученого. – Ред.)
И вдруг – какое огорчение! Вы приехали к нам, когда мы еще не возвратились! Такая досада! Знаю, как дорого Ваше время, и не знаю, что предпринять?
Может быть, Вы поручите кому из Ваших близких навестить нас в одну из сред? Разумеется, ничего спешного нет: как и когда Вам угодно будет назначить.