– Правда, что ли? – спросил Кэрни.
– Я из-за тебя вся липкая.
– Ты полежи, полежи, – приказал он, – не шевелись, – и насухо вытер ей копчик салфеткой.
С тех пор они повсюду появлялись вместе. Его привлекали ее остроумный выбор одежды, внезапные взрывы смеха, отстраненный нарциссизм. Ей было девятнадцать, и хрупкость ее натуры уже четко проявилась. Отношения с отцом, ученым с севера, у нее не складывались: тот хотел, чтоб Анна поступила в университет поближе к дому.
– Он от меня вроде как отрекся, – сказала она, глядя на Кэрни с легким изумлением, словно это случилось только что. – Можешь себе представить?
Она дважды пробовала покончить с собой. Друзья этим почти гордились – у студентов так бывает, можно было о ней заботиться. Кэрни, как друзья не уставали напоминать, тоже теперь нес определенную ответственность. Саму Анну это, казалось, только смущало; но стоило ее на минуту оставить без внимания, как она начинала уплывать.
– У меня есть толком не получается, – беспомощно жаловалась она по телефону. Было похоже, что ее личность, словно конструктор, нужно заново складывать из фрагментов день ото дня, даже на простейших уровнях.
Кэрни все это привлекало (не говоря уж про специфическое затаенное мужество, замаскированное паническими и пораженческими выплесками присутствия духа: эта женщина твердо вознамерилась прожить свою жизнь, как та отпущена, всем демонам назло). А удерживал секс. Кэрни нельзя было назвать классическим вуайеристом, Анну же – полноценной эксгибиционисткой. Они даже не подозревали за собой таких качеств. Они были загадкой друг для друга.
В конце концов это само по себе стало их злить, но те ранние встречи были как источник воды в пустыне. Они расписались в местном зале регистраций через два дня после того, как он защитил докторскую – и купил по такому случаю костюм от Пола Смита. Они провели вместе еще десять лет. Детей не завели, хотя Анна утверждала, что не против. Он пережил с ней еще два курса психотерапии, три приступа анорексии и заключительную, почти ностальгическую попытку достичь согласия в себе. Анна кочевала с ним из университета в университет и наблюдала, как он занимается «бигмак-наукой» по заказам корпораций, стараясь не отдаляться от перспективной новой дисциплины, изучавшей зарождение сложных структур, и все это время оставалась в стороне от его игры, Шрэндер и отсчета убийств. Если что и подозревала, то не озвучивала. Если ее и удивляло, отчего они так часто переезжают с места на место, то виду она не подавала. Однажды вечером он сам все рассказал, сидя на краю ее койки в Вестминстерском госпитале, что в Челси, глядя на ее перебинтованные запястья и размышляя, как они докатились до такой жизни.
Она рассмеялась и сжала его ладони в своих.
– Теперь мы подельники, – сказала она, и в следующем году они развелись.
20Задача трех тел
В двух днях полета от Редлайна «Белая кошка» продолжала менять курс каждые двадцать наносекунд. Динаточное пространство окружало корабль метафорической, неподвластной расчету чернотой, из коей вытягивались ласковые пальцы слабо взаимодействующей материи. Теневые операторы приникли к иллюминаторам, перешептываясь на древних языках. Они приняли привычные женские формы и кусали пальцы от горя. Билли Анкер не подпускал их к себе.
– Эй-эй, – говорил он, – откуда нам знать, чего они хотят!
Он пытался прогнать их из обитаемой секции, но операторы просачивались обратно, подобно туманным клочьям, пока он спал, и, затаившись по углам, наблюдали за его беспробудным от усталости сном.
Серия Мау тоже следила за ним. Она понимала, что рано или поздно придется разобраться и с Билли Анкером, и с объектом, который она приобрела у дяди Зипа. А пока общалась с корабельной математичкой, пытаясь уразуметь, что творится позади, где в нескольких световых годах, оплетенный хаотическими траекториями звена кораблей ЗВК под командованием «Муара Кришны», двигался корабль ужасников с его любопытной гибридной сигнатурой, оставляя на дисплеях слитный, расплывчатый и ненадежный след.
– Трудно себя чувствовать под угрозой, пока они так далеко.
– Вероятно, они не хотят ввергать нас в панику, – предположила математичка. – Или… – последовал эквивалент пожатия плечами, – напротив, хотят.
– Можем мы от них оторваться?
– Их вычислительные возможности высоки, но не настолько хороши, как мои. Если повезет, я удержу их, фигурально говоря, на расстоянии вытянутой руки.
– Но оторваться мы от них сможем?
– Нет.
Ей нестерпима была сама мысль о подобном. Это ее ограничивало. Заставляло вспоминать о детстве.
– Так сделай же что-нибудь! – завопила она.
Поразмыслив, математичка усыпила Серию Мау, и та в кои-то веки отнеслась к этому решению с благодарностью.
Ей снова приснилась та пора, когда они все еще были счастливы.
– Давай уедем! – предлагала мама. – Хочешь куда-нибудь поехать?
Серия Мау хлопнула в ладошки, а братишка с воплем принялся бегать туда-сюда по гостиной.
– Давай уедем! Давай уедем!
Но когда настало время собираться, он скуксился, потому что взять с собой любимого черного кота ему не позволили. Они сели на ракетный поезд и отправились на север, в Сольсиньон. Долгое путешествие в бесприютную пору года – ни зимой, ни весной, – медленное и захватывающее своими поворотами.
– Если это считается ракетный поезд, он же должен быстрее ехать! – возмущался мальчишка, бегая туда-сюда по проходу.
Небо синело над гипнотически монотонными полосами пахотной земли. Они прибыли в Сольсиньон в середине следующего дня. Вокзал был крошечный, с коваными перилами платформ и земными цветами в горшках; шел дождик, но через тучи пробивалось солнце, и здание вокзала блестело, свежевымытое, как только что отчеканенная монетка. В углу перрона вылизывала черепаховую шерстку вокзальная кошка; ракетный поезд отбыл, белое облачко закрыло солнце. Снаружи прошел человек. Когда он оглянулся на них, мать вздрогнула и укуталась в медовую шубку, поддернув воротник длинной белой рукой.
Потом засмеялась, и солнце выглянуло снова.
– Пойдемте, чего зря пялиться?
А потом, словно спустя считаные минуты, они увидели море!
Тут сон оборвался. Серия Мау настороженно ожидала репризы или второго акта, где появится фокусник в красивой шляпе и фраке. Ничего не произошло, и она испытала разочарование. Проснувшись, она включила в обитаемой секции весь свет. Теневые операторы, заботливо сгрудившиеся во мраке у койки Билли Анкера, порскнули во все стороны.
– Билли Анкер! – позвала Серия Мау. – Вставай!
Несколькими минутами позже он поднялся, моргая и протирая глаза. Перед ним лежал в красной коробке пакет доктора Хэндса.
– Этот? – уточнил он.
Вид у него был озадаченный. Он оглядел коробку. Подцепил с пола одну из роз дяди Зипа и принюхался. Осторожно поднял крышку (звякнул колокольчик, и откуда-то сверху словно бы неяркий фонарик посветил), проследил за медленным, смутно целеустремленным расползанием белой пены. Колокольчик звякнул снова.
– Доктора Хэндса, пожалуйста, – прошептал женский голос. – Доктора Хэндса.
Билли Анкер поскреб в затылке. Опустил крышку на место. Снова приподнял. Потянулся потрогать белую пену кончиком пальца.
– Не делай этого! – предупредила Серия Мау.
– Тсс, – отсутствующим голосом отозвался Билли Анкер, но передумал. – Я смотрю внутрь и ничего не вижу. Ты тоже?
– Нечего там видеть.
– Доктора Хэндса в операционную, пожалуйста, – настаивал тихий голос.
Билли Анкер задумчиво склонил голову набок, потом закрыл коробку.
– Никогда не видел ничего подобного, – сказал он. – Разумеется, нам неизвестно, что с этой штукой делал дядя Зип. – Он выпрямился. Похрустел суставами пальцев здоровой руки. – Она выглядела иначе, когда я ее нашел. Она выглядела так, как обычно и выглядит K-техника. Маленькая. Скользкая, но компактная. – Он пожал плечами. – Была обтянута металлической фольгой, которую они тогда использовали. Этих вот театральных спецэффектов я не наблюдал.
Он усмехнулся чему-то, ей непонятному, и уставился в пространство.
– Можешь считать это фирменным почерком дяди Зипа, – сказал он с горечью. Уловка Серии Мау нервно терлась о его колени.
– Где ты ее нашел? – спросила она.
Вместо ответа, Билли Анкер присел на пол, чтобы оказаться поближе к ней. Казалось, что, закутанный в пару кожаных курток, с трехдневной щетиной на подбородке, он чувствует себя превосходно. Он некоторое время смотрел уловке в глаза, словно пытаясь узреть за ними подлинную Серию Мау, затем удивил ее, произнеся:
– Ты не сможешь скрываться от ЗВК вечно.
– Они гонятся не за мной, – напомнила она.
– Не важно, – сказал он. – В конце концов они тебя поймают.
– Взгляни на эти звезды – их миллион. Тебе какая-нибудь из них знакома? Тут ничего не стоит потеряться.
– Ты уже потерялась, – ответил Билли Анкер. – Ты себя потеряла. Я думал, что это ты похитила K-рабль. – И быстро добавил: – А кто бы так не подумал на моем месте? Но тебя похитили, а потом ты себя так и не нашла. Это любому видно. Ты не тем занята. Ты в курсе?
– Почем тебе знать? – заорала она. – Почему по твоей милости я должна чувствовать себя таким дерьмом?
Он не нашел ответа.
– А что, по-твоему, правильно, Билли Анкер? Правильно – это приземлиться в какой-нибудь дыре и носить пару курток, пока они по швам не разойдутся? И заявлять потом с гордым видом, что ты-де не обмениваешь товар по гарантии? – Она тут же пожалела о сказанном. Он выглядел уязвленным. Он с самого начала ей кого-то напоминал. Дело было не в одежде, не во всей этой галиматье с антикварными консолями и устаревшими техническими устройствами. Дело тут, решила она, в его волосах. Что-то с его волосами. Она оглядывала его под разными углами, пытаясь понять, кого он ей напоминает.
– Прости, – сказала она. – Я с тобой мало знакома, чтобы такое заявлять.