Серия Мау отбила вызов.
Зазвучали сигналы тревоги. Замигали белые и синие огни внутреннего освещения, «Белая кошка» ощутила себя загнанной и одинокой одновременно. По углам обитаемой секции прятались теневые операторы, тыча пальцами в Серию Мау и перешептываясь, как завистливые сестры Золушки.
– Господи, ну что опять? – спросила она.
Они затыкали друг другу искусанные по виду рты. Звено Муара выследило бо́льшую часть прокси-трансмиттеров и гонялось за остальными, как собачья стая в кармодийском порту.
– У нас осталось несколько наносекунд, – предупредила математичка. – Либо в драку, либо бежим.
Она поразмыслила.
– В драке они нас, вероятно, одолеют.
– Тогда уходим.
– Куда?
– Куда угодно. Просто оторвись от них.
– Мы можем оторваться от K-звена, но не от корабля ужасников. Навигационные системы там хуже моих, но пилот лучше тебя.
– Прекрати это повторять! – прикрикнула Серия Мау и вдруг рассмеялась. – А впрочем, какая разница? Они нам вреда не причинят – пока не обнаружат, куда мы направляемся. И возможно, даже после этого.
– А куда мы направимся?
– Лучше б ты этого не знала.
– Мы не сможем стартовать, пока я не узнаю, – предупредила математичка.
– Разгоняй меня, – приказала Серия Мау.
В тот же миг вокруг развернулись четырнадцать измерений сенсориума «Белой кошки», и Серия Мау перешла в корабельное время. Одна наносекунда – она унюхала, чем пахнет вакуум. Две – почувствовала, как раздумчиво поглаживает корпус темная материя. Три – настроилась на загадочные напевы реакций горения местного солнца, чьи звуки было не описать. Четыре наносекунды – и она расколола постоянно подвергаемые перенастройке командные языки звена Муара (корабли плыли к ней, вяло покачиваясь в слоях прозрачной жидкости, – шифровались). Пять наносекунд – и она узнала про них абсолютно все: состояние двигателей, скорость горения топлива, доступное в бою оружие. С момента первой их стычки корабли так до конца и не оправились от понесенного ущерба: корпуса в критических точках сточены абляционными потоками частиц, арсеналы истощены. Она видела, как лихорадочно трудятся наномашины, восстанавливая внутреннюю архитектуру. Как юны и глупы они, раз не понимают тяжести своего положения. Возможно, их можно победить, вопреки заявлениям математички. Зависла там еще на одну наносекунду, греясь в четырнадцатимерной ночи. Налетали и исчезали светящиеся волоконца, мигали огни. Вдалеке что-то шумело. Она услышала вопль Муара Кришны:
– Я ее засек!
Но Серия Мау знала, что он ошибается.
Для нее это место подходило идеально.
Идеальное местечко для людей, которым уже неизвестно, кем они были прежде. Или тех, кто не знал этого никогда. Дядя Зип обозвал ее историю «печальной». Ее мать давно умерла. Она ни брата, ни отца уже пятнадцать лет не видела. Мона-клон ее лишь презирала, а Билли Анкер только жалел. Даже в миг, когда она его прикончила. А вдобавок жуткая смерть его до сих пор висела перед нею навязчивым видением, словно всплывающее меню.
Серия Мау Генлишер сжульничала, вообразив, что на том уровне, где она сейчас пребывает, сложные человеческие взаимоотношения выглядят элементарными, прозрачными насквозь, так что виден простой внутренний код. Либо остаешься, либо бежишь: как в этом месте, так и в жизни вообще. Она была кораблем.
– Вооружи меня, – приказала она.
– Ты действительно?..
– Вооружи меня.
В этот самый момент звено K-раблей отыскало последние прокси-трансмиттеры и принялось распутывать ведущую к ней нить. Но Серия Мау уже подключилась, а пилоты K-звена еще мыслили миллисекундами. Стоило им ее обнаружить, как она прыгала прочь. Затем, растянув это действие так, чтобы дать им осознать происходящее, вломилась в их личное пространство. В ее распоряжении имелось полторы минуты, а потом Серия Мау начала бы выгорать. За это время она успела в непредсказуемом режиме выпрыгнуть из нормального пространства и снова появиться там пятьдесят-шестьдесят тысяч раз. Она мало что запомнила из этих скачков: картинка оттуда, картинка отсюда. В корабельном пространстве высокоэнергетический гамма-всплеск длительностью бесконечных четырнадцать наносекунд и температурой пятьдесят тысяч кельвинов казался распустившимся цветком. Цели мелькали под взглядами ее систем селекции, как на диаграммах: дергались туда-сюда в семи измерениях, а потом распускались цветками поменьше. Самим целям «Белая кошка» виделась возникающей из пустоты, по трем-четырем разным путям, последовательным, но визуально одновременным; ее окружало облако манков, ложных сигналов и новоизобретенных боевых языков, пена кода и аура насилия, логический конец которому был один.
– На самом-то деле, ребята, – посочувствовала она, – я и сама не разберу, где тут кто.
«Норма Ширике» попытался выйти на связь, но не успел и разлетелся облачком пикселей, как сметенные ветром со стола кусочки незавершенного пазла. «Криш Рамион» и «Шармон Киер», поспешно улепетывая и пытаясь не врезаться друг в друга, вместо этого вмазались в маленький астероид. И скала, и корабли разлетелись на обломки, поплыли в пустоту облачком космического мусора. Края у ошметков были рваные. Ничего человеческого она там, по крайней мере, не заметила. Локальное пространство охлаждалось, но все еще напоминало микроволновку, резонировало светом и излучало тепло, сверкало экзотическими частицами и фазовыми состояниями. Оно было прекрасно.
– Мне тут нравится, – сказала она.
– У тебя осталось три миллисекунды, – предупредила математичка. – И то нельзя полностью полагаться. Думаю, одному из них удалось удрать. Но сам Муар еще здесь, и я продолжаю его поиски.
– Оставь меня здесь.
– Я не могу.
– Оставь меня – или нам крышка. Он воспользовался кораблями звена как манками, а сам перешел в корабельное время гораздо позже меня. Готова побиться об заклад, у него еще миллисекунда-другая в запасе останется, чтобы меня расхерачить, когда я уже замедлюсь.
Тактический прием из учебника, а она попалась на эту наживку.
– Муар, ублюдок, я знаю, что ты затеял!
Слишком поздно. Серия Мау вернулась в обычное время. Протеома бака, сдобренная питательными веществами и гормональными транквилизаторами, принялась ее успокаивать и лечить. Она едва удерживала себя в сознании.
– Бля! – крикнула она математичке. – Бля, бля, бля!
Раздался радиочастотный смех. Муар на миг воплотился уловкой, одетой в бледно-синюю униформу штурмовика.
– Эй, Серия! – воскликнул он. – Как тебе это, а? Ну что, спокойной ночи от меня. Да, спокойной гребаной ночи тебе.[62]
– Он нас засек, – сказала математичка.
Корабль Муара мерцал, проявляясь и исчезая на пути к ней через облако мусора. Точно призрак. Точно акула. Она в любом случае не успеет среагировать. «Белая кошка» панически завертелась, как некогда ее собственные жертвы, в поисках лазейки для бегства. Но тут все вокруг налилось светом, как рождественская елка, и «Муар Кришны» отбросило прочь: он закувыркался на фоне умирающей вспышки взрыва, как черная иголка. Одновременно с этим внимание Серии Мау привлек появившийся рядом с «Белой кошкой» объект: крейсер ужасников. Его громада напоминала заплесневелую буханку или плод, сорванный ветром с ветки и подгнивший в палой листве сада: авторемонтные роботы продолжали трудиться, ползая по корпусу.
– Господи, – проговорила она, – они его взорвали. Дядя Зип своего же парня подбил.
– Не думаю, чтобы это был дядя Зип, – сказала математичка. – Команда поступила от кого-то еще.
Сухой смешок.
– У них там на корабле двухпалатный разум,[63] что ли?
Серии Мау захотелось расплакаться при этих словах.
– Это был командир, – сказала она. – Я ему всегда нравилась. И он мне.
– Ты же никого не любишь, – заметила математичка.
– Как правило, – ответила Серия Мау. – Но я сегодня такая расхристанная. Понять не могу, что со мной творится.
Помолчав, она осведомилась:
– А где этот ублюдок Муар?
– Он провалился в наружные слои газового гиганта. Ударной волной его выбросило на поверхность. Он понес некоторый урон, однако двигатели не пострадали. Ты хочешь его догнать?
– Нет. Поджарь его.
– Извини?
– Поджарь мерзавца.
– ?..
– Если хочешь что-то сделать, – вздохнула Серия Мау, – сделай сама. Вот.
Какая-то сложная надстройка корпуса «Белой кошки» исторгла боевой бот. Тот на миг повис в пространстве, запустил двигатель и нырнул в атмосферу газового гиганта. Гравитация попыталась его раздавить, но в промежутке между этими моментами бот стал гласом Господним. По лику газового гиганта сверкнула длинная молния, и планета медленно занялась. Дядя Зип открыл канал связи с «Белой кошкой». Щеки его сердито надулись.
– Эй, – сказал он, – ну зачем? Ты же знаешь, я этим ребятам как следует заплатил. В конце концов, ты бы не пострадала, я бы им не позволил.
Серия Мау не обратила на него внимания.
– Свет лучше выключи, – посоветовала она математичке. Зевнула. – Вот куда мы направляемся, – показала она. И потом: – Ну я правда не хотела, чтобы этот ублюдок и дальше меня теребил. Я так вымоталась.
Когда они улетали, позади разгоралась новая звезда.
Серия Мау спала долго и поначалу без сновидений. Потом появились картинки. Она увидела Новую Жемчужную. Мрачный сад под дождем. Увидела себя саму с большого расстояния, очень маленькую фигурку, но четко. Ей было тринадцать. Она собиралась завербоваться на K-рабль. Она прощалась с отцом и братом. Задник составляло изображение сольсиньонского вокзала, красивого даже в пору войны; небеса там были такие же, как в годы войны на Старой Земле, – синие, турбулентные, исчерканные струями, но полные надежды. Она увидела, как машет им рукой и как отец машет в ответ. Брат руки не поднял. Он не хотел ее отпускать и отказался даже посмотреть на нее. Сцена медленно истаяла. После того она увидела себя такой, какой была в последние минуты своего человеческого существования. На краю постели, в трясучке, поднеся ко рту полную рвоты пластиковую миску, она пыталась застегнуть на себе хлопковый халат, который то и дело норовил разойтись на спине.