ком случае развод с супругой был бы лишь вопросом времени. Конечно же, отношениями с ней вы особенно не дорожили. Совместный же бизнес, которому вы и по сей день отдаете всего себя, – совсем другое дело. То, ради чего вы, собственно, и убили троих.
– Вы смешны.
– Алину, вашего совместного неродившегося ребенка и Елену, – уточнил Марич, медленно загибая пальцы.
– Это вздор. Знаете что, не позорьте себя. В городе у вас отличная репутация. После вашего сегодняшнего выступления она может быть изрядно подпорчена.
– Денис Власович, напоминаю, что сегодня я выступаю от лица вашей совести. Жаль, что она спала, когда вы решили, что, избавившись от беременной любовницы, лишитесь проблем. Интересно, если тогда, когда вы, вдруг сменив гнев на милость, впервые пригласили ее за территорию поселка на романтическую встречу в загибающуюся турбазу, вам сказали, что это только начало ваших бед, вас это остановило бы?
Сидоров поменялся в лице. Очевидно, обилие дат и подробностей, которыми в разговоре оперировал Марич, нравилось ему все меньше и меньше. От глаз Серба это тоже не укрылось, а потому продолжил он с еще большим напором.
– Вы не учли тогда, Денис Власович, что Алина – девушка неглупая. Она прекрасно понимала, чем может закончиться для нее тот выезд на турбазу. Как вы догадываетесь, есть свидетель, который знал все о ваших отношениях и планах. И это, разумеется, не Нефедов – его вы не посвящали в подробности.
– Что за выдумки?
– Ой ли? – усмехнулся Марич. – Ведь мы с Еленой вряд ли можем выдумывать одно и то же? После того, как исчезновением Алины снова заинтересовались спустя столько времени, вы заметно напряглись. Еще бы – вы уже и думать забыли об убитой вами любовнице.
Денис качал головой, старательно делая вид, что ему смешно все это слышать. Однако верилось в его искренность с каждой минутой все меньше.
– Перемены в вашем поведении навели Елену Александровну на определенные мысли, и она вспомнила о свидетеле, который пытался сдать ей вас еще год назад. Тогда она, добрейшей души женщина, пожалела вас и послала человека ко всем чертям. Однако за год что-то в ваших отношениях разладилось. Это очевидно хотя бы потому, что прошлой осенью она вдруг составляет завещание. Боялась вас, подозревая еще тогда, что вы способны на убийство? Или просто не любила настолько, что не хотела, чтобы вы получили большую долю ювелирного бизнеса?
– Я никогда никого не любил так, как свою жену. Вам должно быть очень стыдно за то, что вы сейчас говорите о Леночке…
Сидоров смотрел на Марича с яростью во взгляде.
– Как бы то ни было, жена узнает подробности вашей связи с Алиной. Не исключено, что за это время у нее накопились и другие претензии к вам.
Сидоров отвернулся и теперь смотрел на лестницу. Вряд ли он отдавал себе отчет в том, насколько красноречивы его невербальные сигналы. Марич вдруг произнес очень тихо и хрипло. Так, что моя кожа мигом покрылась мурашками:
– После первого убийства решиться на второе гораздо проще. Я знаю, о чем говорю.
Затем он поднялся с дивана. Я тут же последовала его примеру, решив, что разговор окончен, но он легонько опустил меня обратно правой рукой, а сам продолжил движение к лестнице.
– Жаль, что книги, которые были разбросаны вами после убийства жены, сейчас у следствия, не принесете ли вы мне несколько других томов?
Сидоров молчал.
– Ну да ладно, – вздохнул Марич. – В ходе следственного эксперимента вам наверняка покажут все наглядно.
Серб поднялся на несколько ступеней вверх и теперь вещал оттуда, словно с кафедры.
– Елена Сергеевна тем ранним утром не собиралась перемещать стопку книг со второго этажа на первый. Более того, она вообще вряд ли успела построить какие-то планы.
Марич медленно провел ладонью по перилам.
– Вы напали на нее со спины – резко и неожиданно. Скорее всего, ссора с ней состоялась еще накануне вечером. Всю ночь вы вынашивали план убийства и решили, что легко сможете инсценировать несчастный случай. Ладно книги, но тапки… Да, каблук неудобный, все может случиться с грузной женщиной вроде вашей супруги – подошва скользкая, можно и оступиться.
Владан резко сполз на ступеньку вниз, пытаясь показать это наглядно.
– Она уже поскальзывалась на лестнице в них, верно? Оттого перестала носить эти тапки дома. Но они как нельзя лучше вписывались в картину несчастного случая, который вы нарисовали в своей голове. Поэтому вы подбросили обувь вместе с книгами после убийства. Только есть маленький нюанс – тапки не могли слететь с тела при падении подобным образом, Денис. Никак не могли. Можно нарушить законы государства, но не физики, они куда более беспощадны…
Марич сделал мне знак рукой, и я приблизилась к нему. Он спустился с лестницы, взял меня за руку и обратился к Сидорову:
– Дневник Алины уже в материалах дела. Советую вам явиться с чистосердечным признанием как можно скорее. Там такое любят. В этом случае успеете провести последние пару десятков лет своей жизни на свободе.
Мы направились к двери, Денис неподвижно сидел на диване и смотрел в одну точку. Домработницу мы застали на крыльце – она натирала перила мыльным раствором.
Владан подкинул меня к сороковому коттеджу, а сам поехал в неизвестном направлении. Точнее, я догадывалась, куда он отправился – вершить справедливость. Я сидела одна в полумраке, в голове то и дело всплывали строки из блокнота Алины, который мы, вероятно, больше никогда не увидим.
Марич вернулся так быстро и вошел в дом так тихо, что его присутствие я заметила, только когда он появился в поле моего зрения. Я резко дернулась и вскрикнула.
– Напугал, – сказала я, с облегчением выдохнув.
– Ничего не бойся.
– Серб, он пойдет сдаваться?
– Куда он денется? – усмехнулся Марич. – Даже если струсит, поверь, я подкинул сегодня следствию достаточно вопросов, чтобы они не смогли легко от них отмахнуться.
Я положила голову на его плечо и спросила тихо:
– Он любил ее?
– Думаю, да, – ответил Марич. – По-своему, но любил. Просто себя любил больше.
– Почему же он просто не отпустил ее с ребенком?
– Знаешь, Полина, не каждый мужчина, имея перед собой сложный выбор – обладать и ранить или отпустить, но сберечь, выберет для себя второй вариант.
В комнате стало тихо, я вглядывалась в окно, не в силах ничего разглядеть в темноте, кроме силуэтов туй за окном. Последние слова Марича звучали эхом в моей голове. Что, если он каждый день делает для себя этот сложный выбор. Дать мне свободу и тем самым возможность иметь нормальную жизнь и семью, или оставаться со мной, понимая, что его образ жизни, долгие отсутствия и неоправданные риски доставляют мне все больше страданий.
– Что бы выбрал ты? – неожиданно произнесла я, перестав дышать.
– Я бы никогда не убил своего ребенка, – ответил Марич.
– А женщину?
– А женщина у меня теперь навсегда одна. Глупо было бы ее лишиться.
Рано утром Маричу позвонил Гена, и он снова сорвался из дома ни свет ни заря. Я поднялась на третий этаж и выглянула в окно. Машины Сидорова на участке я разглядеть не смогла. Очень хотелось верить, что он отправился каяться.
Не желая оставаться в коттедже одна, я вызвала такси и отправилась в Яму. Моя машина так и оставалась припаркованной у мотеля. Открыв офис, я первым делом решила заняться отчетом для Нефедовой. Пусть итоги напрямую ее не касаются, деньги отработать мы должны в полной мере.
Однако уже через несколько минут я полезла в социальные сети. Наконец-то пришел ответ от Аи, и я смогла выдохнуть – девушка жива. Как я и предполагала, студенческим она не заинтересовалась, так как успела выправить новый. Однако полной неожиданностью для нее стало место, в котором я его обнаружила. О нашем городе она слышала только на уроках истории в школе.
Надеясь, что ничем не рискую, я спросила Аю, знает ли она Амину Юсупову. В этот раз я не стала ничего выдумывать и честно рассказала, что нашла их документы вместе.
Девушка очень удивилась и, к моей безграничной радости, ответила, что имя ей знакомо, но контактов Амины у нее нет. Задать вопрос, не в курсе ли Ая, жива ли Амина, я не решилась. Пожалуй, хватит для нее на сегодня потрясений.
Вместо этого я набрала Забелина.
– Ты где? – спросила я в лоб.
– На работе, – удивился он.
– Занят?
– Милая, для тебя я всегда свободен. Во всех смыслах этого слова.
– Отлично, буду через двадцать минут.
Я отключилась, оставив Валерку в недоумении. Чтобы добраться до офиса Забелина, мне понадобилось вдвое больше обозначенного времени. Такси ехать в Яму отчаянно не хотели, потому я отправилась к остановке троллейбуса, которая находилась отсюда на приличном расстоянии, и с двумя пересадками таки добралась до Валерки.
Он по-прежнему занимал переговорную на первом этаже, вместо собственного кабинета на втором. Здесь все было устроено для комфортного пребывания колясочника. В коридоре я встретила Наташу, сиделку Забелина.
– Давно не виделись, – обрадовалась она, увидев меня издалека.
– Море дел. Как он?
– Все лучше и лучше. – Она сплюнула через плечо и оглядывалась в поисках деревянной поверхности – безуспешно. – Чувствительность возвращается, это что-то невероятное. Такая воля к жизни.
– Это все ты, – улыбнулась я.
– Да что ты, – она махнула рукой.
– Не достает тебя?
– Ведет себя как образцовый пациент. Говорю же, хочет встать на ноги во что бы то ни стало.
– Ну отлично. – Мы простились, и я прошла в переговорную.
– Может быть, поедем пообедаем? – предложил Забелин, едва завидев меня в стеклянных дверях.
– Еще рано, – ответила я.
– Тогда позавтракаем?
– Уже поздно, – развела руками я, устраиваясь напротив. – Ты делаешь успехи.
– В чем?
– Во всем. Собственно, нечему удивляться – ты умеешь доводить дела до конца.
– Лишь за одним исключением, – хитро посмотрел на меня Валерка. – Ты ведь не здоровьем моим пришла поинтересоваться?