Рыба что-то не клевала.
Ирина начала выбирать лесу.
«Новый способ обольщать — водить девушек на рыбную ловлю. С Майкой форель ловил… На черта я с ним поперлась?.. Жарко. Размаривает. Сейчас бы спала в прохладной каюте…»
За спиной скрежетали лопаты, грохотал ссыпаемый в кузова самосвалов гравий. Ирина понемногу вытягивала леску — конца ей не было…
«Ах, Майка, Маечка, хоть бы ей, доверчивой, такой ранимой, повезло с настоящим мужчиной, с любовью, за меня, за всех, кому худо…»
Крючок с грузом были почти у самого берега, как вдруг леску рвануло из рук. Ирина успела крепко прихватить ее, чтобы оказать сопротивление невидимому существу.
Тянуло почему-то не в глубину, а вдоль берега…
Она вспомнила отвратительный рассказ тетки о быке и осьминоге.
Внезапно водяная гладь как бы лопнула, и оттуда взлетела, трепеща и сверкая на солнце, рыбина — вся слиток серебра в бархатно-черных пятнах.
— Кумжа! — закричала Ирина.
Она кинулась к добыче, упавшей на песок возле устья ручья, бережно взяла за узкую голову, чтоб вынуть крючок.
Но рыбина стальной пружиной вывернулась из рук, сошла с крючка и… устремилась вверх по ручью!
Ирина бросилась за кумжей, но та, наполовину скрытая водой, извиваясь, перепрыгивая через гальку, уходила по ручью все выше, обгоняя быстроногую девушку.
Георгий с разбегу упал на мокрый, трепещущий слиток, накрыв его руками и бородой.
— На! Твоя добыча! — Не вставая, он перевернулся на спину и протянул вверх мокрую рыбину в мокрых руках.
— Бежим! Скорее ее на проволоку! — лихорадочно сказала Ирина, боясь упустить сверкающую драгоценность.
Но Георгий все лежал. И под головой его звенел ручей.
— Вставай! — приказала Ирина. — Ледяная вода.
Но он еще секунду лежал, глядя снизу вверх. Потом поднялся и, не стряхивая воды с волос, пошел с Ириной к гроту и подсадил кумжу на кукан к четырем окуням.
Самосвалы, полные гравия, урча поднимались по дороге.
Они снова оставались одни в бухте.
В таинственной воде грота, как разноцветные флаги, плескались на кукане тяжелые рыбины.
— Я устала, — сказала Ирина.
— Там, за скалами, японский баркас.
— Откуда?
— Выбросило штормом. Пошли! — Георгий уверенно взял ее за локоть.
— А рыба?
— Возьмем на обратном пути.
Ирина подумала, что идти не следует.
— Пошли! — повторил Георгий.
Огромные, изъеденные прибоем обломки скал лежали на их пути многоэтажными грудами. Карабкаться было нелегко. Вдали виднелся широкий залив, открытый океанскому ветру. Там ходила большая волна.
— Ну и жизнь! — глубоко вдохнув насыщенный солеными брызгами воздух, сказала Ирина.
— Я давно это понял! — Георгий протянул ей руку, чтобы помочь взобраться на очередную глыбу. — К черту службы, учебы, карьеры и прочее! В жизни есть только простые радости: работать грузчиком или на лове. Большая работа. Честная работа. А сильные руки всегда нужны. Я научился зашибать больше двух тысяч за путину. А потом, сам хозяин. Ты зимовала в тайге? Это прекрасно! Бить белку… Читать книги… А хочу — прилетаю в любой город Союза! Консерватория, орган… Человек должен быть свободен. Но на материке скучно.
— Предпочитаешь остров?
— Хемингуэй тоже покинул Америку. Жил на острове Куба.
— Равнодушен к обществу?
— Как и общество ко мне. — Он спрыгнул вслед за ней с последней скалы.
Полузанесенный песком и галькой деревянный баркас лежал вверх килем на берегу пустынного залива.
Его пузатые бока были прогреты солнцем. Упершись подошвами в гальку, Ирина устало откинулась спиной на борт баркаса и широко раскинула руки. В синем, огромном, как океан, небе парили чайки.
По ту сторону киля в такой же позе отдыхал и ее спутник.
«Мужик. Настоящий мужик, — думала Ирина, — только со своим закидоном. И в глазах — тоска…»
Рокотали набегающие волны. Хрипло вскрикнула чайка.
— Слушай, — раздался голос из-за киля, — Мая, конечно, тебе все рассказала…
— Ну? — на всякий случай отозвалась Ирина.
«Неужели? — подумала она. Сердце сжалось за подругу, и она снова увидела, как Георгий хищно накрыл кумжу руками и бородой. — Лучше бы не вспоминал о Мае».
— Слушай, это серьезно, — продолжал Георгий, — я озверел от одиночества. Но не в этом дело. Я наговорил ей бог знает что. А ведь мне нужна ты. Такая история… Я без тебя сдохну.
Ирина затаила дыхание.
— Давай без условностей. Ты сильная. Поймешь. Ты слушаешь?
— Да.
— Так вот. Отсюда на зиму все уезжают. Кроме погранохраны. Построим дом. Книги можно выписывать. Будешь скучать — куплю телевизор. Япония рядом. Штаты напротив…
— Напротив? А где же сейчас Владик?
— На западе. За твоей спиной.
— Значит, мы сейчас посередине? Между СССР и США?
— Именно. (Ирина почувствовала, как его рука протянулась через киль и легла на ее волосы.) Мы — неприсоединившиеся страны.
Она закрыла глаза. Перед ней встало грустное лицо Маи.
— Слушай, тебе не кажется, здесь по ночам на самой вершине вулкана горит свет?
— На вулкане?
— Мае кажется, что там свет. Как звезда.
— Я по ночам обычно в океане, на лове, — раздраженно ответил Георгий. — Да и хватит о ней говорить. Ей пора под ноги глядеть, а не звезды считать!
Он рывком поднялся и, обогнув баркас, встал перед Ириной:
— Мне нужна ты. Я без тебя сдохну.
— А как же теперь Мая? — Ирина нехотя поднялась с блаженно-теплого борта баркаса.
Георгий схватил ее за руки:
— Что? Мая? Какая Мая? У меня с ней ничего не было! Ты! Только ты! Навсегда!
— Ну хорошо. — Ирина попыталась отстранить его руки. — А как же мама?
— Какая мама?
— Твоя. Ты бросил общество. Шикарная фраза! С оттенком дезертирства. Ну ладно, личное дело. А мама? Ты догадываешься, отчего умерла мать?
Георгий отшатнулся:
— Что знаешь ты про мою мать?
— Знаю. На судне сказали. Теперь я понимаю… Вот она умерла от одиночества. Ты гордо уехал. А она одна в Ленинграде, больная. Соседи телеграмму давали. Я знаю… Убил мать. Мог убить Майку.
Ирина хотела еще сказать, что презирает себя за то, что пошла с ним, но промолчала, вспомнив, что предстоит еще трудный путь назад.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
Можно наконец содрать с себя влажную куртку, перекинуть через руку и шагать по жаркому солнышку, радуясь простым вещам: тому, что сегодня не нужно будет долго стоять в очереди (открылась новая столовая), и тому, что входишь в прекрасный ритм жизни — уже несколько дней занималась допоздна, много успела.
— Ну, выполнила? — нагнала красивая белокурая студентка — соседка по бараку.
— Ага! — оживленно ответила Мая. — А ты?
— Тоже. А вот она даже перевыполнила! — Белокурая кивнула на шагающую рядом подружку в туго повязанном черном платочке.
К удивлению Маи, это была Путилова.
— И мы перевыполнили! — крикнули две незнакомые девушки в брюках.
— Ну и чего орете?! — вмешался какой-то встречный рыбак в высоких резиновых ботфортах. — И надо выполнять, а не в портках ходить!
— Мы норму перевыполнили! — назло ему крикнули девушки в брюках.
И вдруг Мая, а с ней десятки девичьих голосов подхватили эту фразу и, наперекор пошлости, грубости, скандируя, понесли ее по всей дороге от завода к новой столовой:
— Мы норму пе-ре-вы-пол-ни-ли! Мы нор-му пе-ре-вы-пол-ни-ли!
И в новую столовку вошли с этой фразой.
Еще бы! Ныли кисти рук, разъеденные солевым раствором, ныли усталые от семичасового стояния ноги. Первая победа досталась тяжело — тем дороже она была. Пусть смеется, кто не понимает.
Вдалеке, за окном столовой, у пирса покачивались желтые мачты «Космонавта». На палубе шел какой-то ремонт — вспыхивали звезды электросварки.
Каждая из них была похожа на ночной огонек на вулкане.
«Приплыли… Значит, Георгий где-то рядом», — празднично подумала Мая. Вся усталость ее прошла, и компот, который взяла на третье, показался необычайно вкусным.
За соседним столом гомонили девушки из компании Путиловой и белокурой студентки. Собирались куда-то идти за навагой. Было еще рано, и заниматься совсем не хотелось.
— Девушки, возьмете меня? — спросила Мая, пытаясь разгрызть компотную косточку.
— Пошли! — повернулась к ней белокурая. — С камней напротив трубы ее до ужаса!
— Послушай, а как тебя зовут? — Мая встала и подсела к ним за стол. — Рядом живем, вместе работаем, а даже не знакомы.
— Да я Людмилка. А ты Мая, мы ведь все тебя запомнили.
— Почему меня?
— Да с первого дня, — не сдержала улыбку Людмилка, — ты еще про танцы спросила.
— Ну и зря ее оборжали, — неожиданно вмешалась Путилова. — Здесь возле погранзаставы клуб. Там танцы два раза в неделю. И под радиолу. И джаз — солдаты играют.
«Все-таки неплохая девушка эта усатая Путилова», — благодарно подумала Мая и с удовольствием отправилась с ними ловить на ужин навагу.
Это было недалеко. Тут же в бухте, ближе к скалистому мысу, против трубы, низвергающей в воду нестандартные куски сайры.
Сейчас, во время отлива, обнажалась гряда больших, скользких камней, на которых балансировали любители наваги. Почти все это были студентки, в закатанных до колен брюках, — торопились загореть хотя бы на случайном солнышке.
Рыбачки только успевали опускать в воду толстые капроновые лески с крючками и тотчас вытягивали вялых, желтовато-серых, почти не сопротивляющихся рыб. Две девушки с трудом волокли к общежитию доверху наполненный уловом деревянный ящик.
Рыбу здесь было легче наловить, чем донести.
У Людмилки и Путиловой, оказывается, имелся только один шнур-закидушка с гайкой вместо грузила и большим ржавым крючком.
— Ничего! — сказала Людмилка, вскарабкиваясь на первый камень. — Чур, ловить по очереди. Каждая по пятнадцать минут. Вчера мы с Танькой пятьдесят семь штук поймали за час! Сама считала.
Мая с Путиловой переместились на пустой бочке, ожидая своей очереди.