А зять ничего не говорил, только сопел и смотрел. А Лидия Семеновна складывала свои вещи в чемоданчик. С этим чемоданчиком она с маленькой дочкой ездила на гастроли. И на море они ездили. Коричневый небольшой чемоданчик, совсем легкий, удобный…
А дочь говорила, что надо немного обождать. Немного поправить здоровье в хорошем месте. Это никакой не приют. Не богадельня. А прекрасный пансионат для одиноких пожилых людей со всеми удобствами. Там на этаже есть все удобства, душ, например. Туалет. Все есть. А потом…
Они вышли на улицу, к машине. Дочь, зять и старушка в нелепом платьице с кружевным воротничком и в берете. С чемоданчиком. Так потом и писали в объявлениях о розыске: «Пропала пожилая женщина в платье с кружевным воротничком и в берете». Потому что Лидия Семеновна пропала. Пока в машину грузили какой-то ее скарб вроде матраса для чудесного пансионата, старушка исчезла. Может, сознание затуманилось, вот она и пошла куда-то. Но найти ее не могли. Хотя искали.
А дочь и зять искали. Потому что люди же спрашивали: «Где ваша мама?» Одно дело – сказать, что в шикарном пансионате. Другое – что мы не знаем, где мама. Мы ее, знаете, потеряли, когда ее квартиру продали…
И все пошло прахом у дочери потом. Бизнес прогорел. Муж заболел и не смог работать. Деньги от маминой квартиры неудачно вложили и все потеряли. А бизнес забрали за долги, вместе с домом и квартирой. Долго перечислять все несчастья, но ничего не осталось, все пошло прахом. И все это время звонили какие-то люди с тихими голосами. Видели, мол, вашу старушку, сидит она у подъезда своего бывшего дома и улыбается. В платье с кружевным воротником и в берете. А снег так и падает на нее…
Может, это не люди звонили. Слишком тихие голоса. И номер странный. Набор цифр, а не номер. И потом этот набор цифр никак было не найти. Он исчезал. «Знаете, где ваша мама?» – так тихо-тихо говорили. И дочь с мужем боялись ужасно, но снова и снова ехали к подъезду старого дома…
Приедут, кричат, зовут: «Мама!» – нет никого. И соседи не видели. А во сне каждую ночь приходит старушка и садится на кровать. Смотрит и молчит. И дышать невозможно от тяжести старушки и от ее взгляда… Муж и жена проснутся вместе и не спят до утра. Нет им покоя. Хотя живут они в тихом месте, далеко на окраине, у самого кладбища – тут жилье дешевле намного…
А Лидию Семеновну видела потом одна соседка в дальнем монастыре, но ничего никому не сказала. Видела! Тихую, милую, седую старушку в беретике и в платье с кружевом. С чемоданчиком легким, почти невесомым, – там все ее имущество. Все, что осталось от ее земной жизни. У некоторых и этого нет.
И не будет им покоя и тихого сна, если не найдут старушку и не вымолят прощение. Но вот – не могут найти… И не надо. Так и соседка подумала. А Лидия Семеновна покачала головой, прижала пальчик к губам и ушла в двери храма. Возвращаться ей незачем. Некуда. И не к кому…
Это простое правило и простая история. Простая история о простых людях.
Равиль занял у дедушки Сибая Айдаровича пять тысяч рублей. Это в поселке было. Срочно деньги понадобились, машина сломалась. А до зарплаты далеко. А у дедушки пенсия. Это не Равиля дедушка; просто дедушка, из соседней двухэтажки. Равиль обещал отдать десятого числа.
А десятого числа заплатил за кредиты. Осталось совсем мало! И Равиль не отдал деньги; не то что обмануть решил, нет! Думал отдать попозже. Когда денег будет побольше.
Он ничего не сказал Сибаю Айдаровичу. И просто начал избегать его. Дедушка плохо видел ведь. И Равиль сворачивал на другую дорожку. Или в магазин не заходил – магазин один на весь поселок. И отлично видно дедушку с палочкой…
А Сибай Айдарович не требовал. Не звонил. Не приходил. В двери не стучал…
Равиль уехал к сестре в город в отпуск. Приехал через месяц. И пошел все же отдавать долг; сестра маленько помогла с деньгами. Она хорошо зарабатывала и брата любила.
Ну вот, Равиль пришел и стучит в дверь. А соседка выглянула и говорит: «Ты, Равилька, не знаешь, видать. Помер наш дедушка Сибай Айдарович, неделю как похоронили!»
И Равиль обомлел. Держит в руке купюру, а сам плачет. Так ему стало тяжело и стыдно, горой его придавила совесть. Он же хотел отдать! Вот же деньги! Деньги есть! А дедушки нет…
И дедушка умер, думая, что Равиль низкий человек. Украл обманом пять тысяч рублей. И ничего теперь не поправить. Никак не искупить вину, никак не вернуть долг… Некому отдавать.
А соседка увидела, что Равиль плачет, потом выслушала его путаную речь, а потом сказала, что от дедушки кот остался. Серый кот. Кот напугался, убежал в подвал. Ему соседи носят еду, но он не выходит особо. И никому он не нужен; старый кот, облезлый и мрачный. Хочешь – бери себе, если он с тобой пойдет! Тебе легче станет…
И кот пошел с Равилем! И живет у него очень хорошо. Полюбил кот Равильку…
Значит, дедушка простил! Простил долг…
Но так не всегда бывает, вот что я скажу. И долг хорошему доброму человеку надо вовремя отдать. Мало ли. Когда обещал, в тот же день, в тот же час и отдай. И это не только про деньги.
Вовремя надо делать добро, вовремя благодарить, вовремя говорить важные слова. И вовремя отдавать долг. Люди не вечны. И лучше не быть в долгу перед теми, кому отдать уже нельзя…
В северном городе была долгая-долгая зима.
И погода была самая что ни на есть северная: метели, бураны, страшный холод… Света мало было. Очень короткий день. Да и тот серый, мрачный, небо затянуто тучами.
Учительница вела урок, все было привычно и тоскливо. Дети пришли в школу в темноте, – потом короткий свинцовый просвет дня, – а потом снова домой идти уже в сумерках по ледяной улице. Это же северный город, здесь всегда так. Зима длинная-длинная…
И вдруг выглянуло солнце, тучи разошлись! Солнце засияло на снегу, небо стало синим, ярким… И учитель, суровая такая дама, требовательная, честная, строгая, вдруг замолчала. Остановилась. Она писала на доске, объясняла материал. А детишки записывали в тетрадки…
Луч солнца упал на лицо учителя. Учительницы, хотя это вроде неправильное слово. И учительница совершила неправильный поступок. Она сказала: «Дети! На улице солнышко, видите? В первый раз за всю долгую зиму солнышко вышло. Сейчас мы организованно пойдем в раздевалку, оденетесь, а потом выйдем на улицу и будем греться на солнышке. Его так мало у нас!»
Так она сказала и повела малышей на улицу вместо урока. И дети полчаса радовались солнцу и синему небу. Смеялись и подставляли щеки и носы солнечным лучам… Веселились и радовались. Бегали и прыгали. И кричали: «Солнышко! Солнышко вышло!»
А потом снова тучи появились на небе, началась метель. Солнце ушло. И дети ушли в класс. Дальше стали заниматься, а потом домашнее задание получили – побольше. Ведь они полчаса потратили на солнышко, так что все справедливо.
Учительницу ругали потом, но несильно. Она молчала и смотрела в окно, хотя там ничего не видно было – темно. Уже темно. Она-то знала, как быстро смеркается зимой. Как редко бывают солнечные дни и минуты. И как потом жалеешь о том, что не вышел на свет, не насладился короткой радостью тепла и света… Как быстро проходят детство и молодость, а потом наступает зима.
Но она подарила солнце детям. Это щедрый подарок доброго сердца. И дети запомнили это на всю жизнь. Так же прочно, как таблицу умножения. Даже прочнее…
Кто проявил милость, сам будет помилован. И с одним сценаристом произошла такая история.
Он сам ее рассказал однажды вечером, когда мы гуляли по лесу в Башкирии. Он не больно-то верит в «разную мистику». Но вот историю рассказал из своей жизни.
В молодости он поехал на охоту. Молодость была давно, сейчас ему под восемьдесят. И тогда в охоте не видели ничего плохого. Обычное времяпровождение, вроде спорта. Развлечение мужское. Тем более многие в компании были из деревень родом. И охотились с детства. А этот сценарист был городской. Но тоже поехал с друзьями. Думал, что будет весело. Это же интересно и так по-мужски – охота на волков!
Оказалось, совсем это невесело. Подробности писать не буду, но сценаристу совсем было плохо. Хотя он желал перед компанией показать себя таким лихим парнем, настоящим мужиком с ружьем!
Прямо к нему выбежал большой старый волк. Он тяжело бежал, его загнали, и от старости уже не мог хорошо двигаться, ловко убегать, спасая свою жизнь. Сценарист прицелился – как учили его товарищи. И тут волк посмотрел ему в глаза своими желтыми глазами. И сценарист не смог выстрелить. Опустил ружье. Волк словно взмолился, попросил не убивать его… Он и не стал. Сказал: «Беги, старый. Живи!»…
Все видели эту сцену и смеялись потом над сценаристом. Дескать, он не охотник, а сентиментальная баба какая-то. Или трус. Малодушный трус.
Молодой сценарист слушал нападки нетрезвых товарищей и ничего не отвечал. Просто ушел от компании, долго шел, потом сел на электричку и в город уехал. И все думал про этого волка… Он не слишком был совестливый или чувствительный. Просто думал. И все.
Прошло очень много лет. Он совершенно забыл про эту охоту – больше никогда не охотился. Хотя были такие времена в его жизни, что он с аппетитом смотрел на голубей. Плохое было время. Он все потерял, пока лежал в больнице несколько лет после аварии.
Пришел в себя, а жена ушла, имущество распродано, работы нет, друзей, как вы понимаете, тоже нет. А сам он страшно состарился, стал инвалидом и с трудом ходил. Жил в комнатке общежития с двумя такими же бедолагами. И нашел работу сторожем. Повезло.
Он поздним вечером плелся на работу, ночью надо было сторожить. И его остановила компания. Нетрезвые люди в наколках, в расстегнутых куртках – им было жарко от выпитого. Они преградили дорогу сценаристу и стали толкать его и браниться. И смеяться злобно и угрожающе. Подробности снова писать не буду, но сценарист понял – все. Надежды нет. Просто для веселья, от выпитого, из злости внутренней на него напали. И пощады ждать не приходится…