Жена хотела зайти тоже и застигнуть мужа на месте преступления. В груди был раскаленный камень обиды, гнева, тоски… В глазах темно, дыхания не хватает.
Она никуда не пошла.
Потому что какой смысл? Он сначала начнет оправдываться. Потом перейдет в нападение. Потом начнутся тоскливые мрачные дни с постоянным гневным обсуждением, извинениями, просьбами, обещаниями… Еще к психологу можно походить. Чтобы там найти причины того, что случилось. Нехватка любви в детстве, кризис среднего возраста, надо учиться прощать, надо начать с чистого листа… В измене виноваты оба… Токсичная мать и либидо…
Да, это полезно, наверное. Но вот в чем штука; все это будет продолжаться и пожирать жизнь. И муж будет знать, что она знает. Знает про измену. Но при этом осталась с ним. Ноет, жалуется, обвиняет, но продолжает с ним жить. Значит, терпит. Значит, так можно. Она никуда не денется, поголосит и перестанет. И даже будет уделять больше внимания. Бояться, что он уйдет.
И придется с этим жить. Вот так.
Или надо сразу подавать на развод. Поделить имущество и остаться одной. Но мысли путаются, она не готова принять решение, ей больно!
Женщина уехала домой. А вечером пришел муж, цветы принес, начал про работу рассказывать и показывать образцы обоев для гостиной в доме. Улыбается. Совершенно спокоен. Она спросила: «Ты меня любишь?» – он с жаром ответил: «Конечно!» и обниматься полез. Ласковый такой. Хороший добрый муж…
Она ничего не сказала. Зачем отравлять жизнь скандалами, допросами, обвинениями – и продолжать жить вместе? Не доверять ни слову, шариться в телефоне, прислушиваться к разговорам, требовать клятв, изобличать и дальше жить вместе? И знать, что он знает, что она знает. И ничего, живет с ним. Значит, так можно. Это ничего страшного; только надоели эти допросы и истерики…
…Она подала заявление на развод. С юристами проконсультировалась. И через месяц спокойно все объяснила обескураженному и потрясенному мужу. Свой ход мыслей.
И сказала: «Давай не будем ссориться! Просто разъедемся. А потом когда-нибудь поговорим обо всем, хорошо?»
Она не вернулась к мужу. Она любила его. И стала как мертвая на какое-то время; постарела, поседела, все сидела в кресле после работы и молчала, глядя в окно.
А потом ожила. Постепенно, не сразу. И объяснила так: она бы погибла, если бы осталась с мужем. Она простила. Но жить вместе не могла; это была бы отравленная жизнь. А потом она уехала в другую страну по работе; и там началась новая жизнь. Она смогла.
Это не совет и не рецепт. Просто эта женщина знала себя. Понимала себя. И она приняла то решение, которое ей подходило. Она сохранила себя, свою личность и самоуважение. И спаслась. Хотя пережила страшное страдание.
Никто не примет за нас решение. Могут поддержать. Посоветовать. Дать рекомендации или своим мнением поделиться. Но во время крушения жизни каждый спасается сам; так, как именно он может спастись. Потому что спастись – это сохранить свою личность. И способы у всех свои. И личность у всех своя.
Главное – не действовать сгоряча. И не делать то, что нас разрушит. Не отравить свою жизнь. Понять свою меру терпения.
Не все могут жить отравленной жизнью. Иногда какой-то этап лучше пропустить. Пропустить тягостную серию, если не можешь ее вынести. Это все очень личное, индивидуальное…
А прощать надо. Слаб человек, всякое может случиться. Но не всегда возможно продолжать близкие отношения. Не все могут… Особенно – сильные.
Я тут на днях кормила собак в деревне.
Это не бездомные собаки; они как бы домашние. Но бегают и просят, деревня же. У магазина побираются. И совершенно не жалко им купить колбасовидный такой холодец или ливерный паштет. Сытно, жирно, вкусно. Много!
Одна собака вроде овчарки. Но не овчарка. Другая – вроде таксы, на коротких ножках. Но не такса. Я вышла из магазина и дала им еду.
Подошел мужчина немолодой. И стал наблюдать, как собаки едят. И давать советы.
Надо было купить не холодец. А хлеб. Вот тогда и ясно стало бы, голодные собаки или притворяются.
Надо не так отламывать куски холодца. Я слишком большие куски отрываю. Ножиком удобнее было бы. Непредусмотрительно не иметь ножик. Ножик – нужная и полезная вещь. Надо носить нож в сумочке, он всегда пригодится!
Я несправедливо раздаю пищу. Вот маленькому собачонку надо поменьше давать. Он же меньше! Просто он быстро ест и нагло просит. А большой собачонок медленнее ест и скромно ведет себя. Я неправильно распределяю продукт.
Надо было сначала дать холодец, а потом паштет. Паштет вкуснее. Его надо давать как бы на десерт. А то они съели паштет, а от холодца уже нет удовольствия.
Я не так даю из рук еду. Собачонок может меня укусить. Надо так! На раскрытой ладони давать, вот так раскрыть ладонь, а потом подносить собаке.
Под градом критики и поучений я раздала довольствие и пошла к машине. Мужчина остался разговаривать с собаками. Он пояснял таксику, что тот слишком быстро жрет. Так и вкуса не почувствуешь. И подавиться можно.
Я ничего не сказала. В целом старалась следовать указаниям советчика. И не сказала: мол, сами купите колбасу или хлеб. И покормите собак правильно! А я буду смотреть и учиться.
Может, у мужчины просто нет денег. Может, он их все истратил на банку напитка, который потягивал, пока учил меня правильно делать добро.
Но вот только начнешь что-то хорошее делать, обязательно рядом появится тот, кто вас начнет критиковать и поучать. Давать ценные советы и потягивать напиток. Ни копейки не потратив на то, чтобы хотя бы хлеба кому-то купить.
Всему научат. Как пол мыть. Как борщ варить. Как правильно пылесосить. Как рационально белье гладить. Как деньги зарабатывать. Как удобнее тяжести носить. Как за больным ухаживать. Как помогать кому-то.
И все это расскажут, не вставая с дивана. Или стоя рядом с банкой напитка…
Про мальчика, у которого умирал от голода друг. А школьникам выдали приглашение на елку – старались хоть как-то смягчить ужасы голода и холода. И все равно устроить детям елку с Дедом Морозом, представлением, каким-то угощением, скудным, но угощением…
Друг уже не мог ходить, он слег от голода. Он свое приглашение отдал мальчику, чтобы тот принес с праздника что-нибудь съестное. Там обязательно что-нибудь дадут вкусное, это же праздник. Говорят, ребятам из соседней школы давали котлету! Настоящую маленькую котлету давали!
И этот маленький школьник побрел по ледяным нечищеным улицам на елку с баночкой. Тогда многие ходили с баночками туда, где можно было получить хоть немного еды. Баночка – это любовь, дружба, долг. В баночке несли домой несколько ложек жидкого супа, каши, чтобы поделить. Профессор Яров пишет в своей уже современной книге: пока могли делиться, была надежда. Еще мог выжить тот, кто мог делиться. Такой вот парадокс…
Ну вот, мальчик пришел на елку. Голодные истощенные дети пытались радоваться, но на самом деле все ждали угощения. Еду. И после представления дали подарки: два печенья, кусочек хлеба, пару ложек каши и котлету. Но только одну. По второму приглашению, по приглашению друга, котлету не дали. Сказали: не положено. Дают тем, кто пришел.
И этот голодный слабый мальчик свою котлету есть не стал, положил в баночку и другу отнес. Кто знает, каких трудов ему стоило отдать свое угощение, отдать скудную еду, сложить в баночку и нести по темной ледяной улице… Он колебался, он преодолевал себя, все вокруг ели угощение, – но он боялся, что друг подумает: он съел его порцию. Его подарок. Понимаете?
И он свое жалкое и спасительное угощение не съел, отнес, шатаясь от голода, во тьме и холоде блокады. Чтобы друг не подумал. Отдал свое.
Это самый страшный и самый великий детский рассказ про блокаду. И про Новый год в смертное время – его так и называли: «смертное время». И друг мальчика умер от голода, как тысячи других людей… А память осталась. Она навсегда останется. Память о баночках, в которых несли «угощение» другим, умирая от голода. Такие были тогда новогодние подарки…
И надо помнить об этом, каждый Новый год вспоминать, когда мы готовим угощение и покупаем подарки близким. Я всю жизнь эту историю помню, всегда. И рассказываю вам для того, чтобы мы про баночку не забывали. И не забывали дать что-то тем, у кого нет. Потому что мы люди. И это – дар в память о тех, кто вот так встречал Новый год когда-то. И благодаря кому мы живем, радуемся, наряжаем елку, накрываем на стол…
Главное, не забывать про баночку. И класть туда столько, сколько можем для других…
Давным-давно в другой жаркой стране мы зашли в маленький магазинчик.
Там разные безделушки продавались и немножко ювелирных изделий. Плохого качества, честно говоря. И сам магазинчик был размером с телефонную будку, в которой жил Чебурашка.
Ну вот, а среди всякого барахла на витрине лежат золотые часы. Карманные золотые часы, потертые, старинные. Цифра есть, насколько помню: «1912». Этим часам сто лет! И название есть: «Лонжин».
И рядом ярлычок с ценой. Если перевести в доллары или рубли, совсем немного за старинный золотой хронометр. Очень немного. Почти даром.
Но брат не стал покупать часы. Во-первых, денег с собой было мало. Можно, конечно, домой позвонить, занять у друзей… Потому что совсем дешево.
И во-вторых, вот по этой причине – совсем дешево. Ненормально дешево. Не могут старинные золотые часы столько стоить.
Ну, и еще потому, что вдруг нельзя покупать антиквариат и вывозить из страны. Наверное, документы нужны. Еще схватят с этими часами. И вернешься домой лет через десять, без часов, но с массой впечатлений…
Продавец заметил, что мы рассматриваем часы, и предложил еще скидку. А потом грустно сказал, что эти часы не покупают. Хотя это хорошие часы, принадлежат одному знакомому, а до этого – его дедушке и прадедушке. Продавец уже снизил цену в два раза! И все равно часы не берут. Давайте я еще в два раза цену снижу. Эти часы приносят несчастье. Несчастливые часы для магазина. Люди только на них смотрят, а потом пугаются и уходят. Или подозревать начинают.