Предложение председателя колхоза было принято нами без колебаний. Андрей Иванович остался за рулем взятой на буксир «Волги», а мы с Анатолием Захаровичем пересели в «уазик». Там председатель колхоза без обиняков объяснил нам, в чем дело. Колхозный картофельный склад заполонили мыши. Санэпидстанция и кошки оказались перед ними бессильными. Исчерпав все средства борьбы, колхозное начальство опустило руки. И вдруг такая удача!
– Вас мне сам Бог послал! – воскликнул председатель. – Как только вас увидел, я сразу понял – вот кто меня спасет.
– Простите, но каким образом?
– Отслужите молебен. В ноги вам поклонюсь. Вы моя последняя надежда. Замучили проклятые бестии.
– Ну, это вы напрасно ругаетесь на них. И они твари Божии. Лучше бы по-хорошему.
– Да неужто они понимают что-нибудь?
– Конечно, понимают.
– Так вот вы и объясните им, батюшка, что негоже они поступают, пожирая картошку, которой нам самим не хватает.
Отслужил я молебен, обратившись к Господу, Пресвятой Богородице и святым угодникам с молитвой о помощи несчастным обездоленным людям, а про себя и мышей попытался увещевать. Председатель колхоза, однако, отпускать меня не торопился.
– Не могли бы вы, батюшка, – смиренно произнес он, – прочитать молитву и освятить семена для посадки? Уж больно плохой урожай мы из года в год получаем.
Выполнил я и эту его просьбу. А потом пошел ко мне народ. Кто с чем, но в основном с просьбой о крещении. Как быть? Если по домам ходить и по одному крестить, то и за неделю не управиться. А мне в храм надо возвращаться, да и Валентин Кузьмич где-то рядом рыщет, в любую минуту может нагрянуть. И как в древние времена Крещения Руси, собрал я народ на берегу Речицы, той самой, возле которой сподобился божественного откровения старец Филофей, рассказал людям о таинстве крещения и о высоком призвании православного христианина и, призвав войти в воду, крестил всех разом. Сколько же радости было! Невольно вспомнились слова летописца о том, как киевляне, «акы издавна научены, такы течаху радующеся к крыцению», имея «теплую веру к Господу нашему Иисусу Христу».
После совершения таинства крещения жители села установили столы напротив сельсовета, около руин православного храма, принесли кому что Бог послал и, уж конечно, бутыли самогона – какое празднество на Руси без этого? – и пригласили меня разделить с ними трапезу. Благословил я ее, призвал новокрещеных христиан и всех жителей села соблюдать умеренность в питии, но принять участие в трапезе не сподобился. Подошел ко мне председатель колхоза, с ноги на ногу переминается. «Вот какое дело, – говорит, – Нюрка, телеграфистка, мне только что сказала, звонили из Речицы, спрашивали: «Не у вас ли поп?» А она, дура, ответила: «У нас, народ крестит». Значит, с минуты на минуту здесь будут нехристи. В Погореловку надо ехать. Туда на автомобиле отсюда не добраться, даже на «уазике». Через лес на мотоцикле вас отвезут. Уж не серчайте на нас, батюшка. Нюрка, дура, подвела».
Сели мы на мотоцикл, Анатолий Захарович – на заднее сиденье, я – в коляску, и деревенский парень по имени Спиридон благополучно доставил нас в Погореловку. Там до позднего вечера я крестил, исповедовал, соборовал, служил панихиды. Из Погореловки нас повезли в Карповку, из Карповки – в Семеново, из Семенова – в Горино, и только на третий день, преследуемые по пятам «нехристями», прибыли мы в Сарск.
– Ну и работенка у вас! – только и сказал мне после всего этого Анатолий Захарович.
Из дневника старца Варнавы. 14 августа 1923 г. (четверг)
Разговор с епископом был трудным и не очень приятным для обеих сторон. Владыка вновь и вновь возвращался к одному и тому же вопросу:
– Зачем вы приехали в мою епархию?
– Я приехал сюда по благословению Святейшего патриарха Тихона.
– Он сам вас сюда прислал? С какой целью?
– Для прохождения иерейского служения в одном из подведомственных вам храмов.
– Но почему именно в моей епархии?
– Так благословил Святейший.
– Вы раньше бывали у нас?
– Да, очень давно, когда учился в Московской Духовной академии. Меня заинтересовала история Сарского Преображенского монастыря. Я собирался писать о нем книгу. С целью изучения истории монастыря и сбора материалов о нем я и приезжал в Сарск.
– Ах, вот как! Нашли что-нибудь любопытное?
– К сожалению, мои изыскания не увенчались успехом, и я был вынужден оставить их.
– Теперь вы решили к ним вернуться?
– Нет, это не входило в мои планы.
– А что в них входило?
– Служение в храме.
– Но почему именно в моей епархии?
– Я уже доложил вам, владыка. Такова воля Святейшего.
– Вы рассказывали ему о ваших исторических изысканиях?
– Он давно знает о них.
– Так, так… Он давно в курсе ваших исторических изысканий… Вы входите в число его близких друзей?
– Я бы не дерзнул заявить подобное. Но с патриархом мы знакомы давно, это верно.
– Но не с каждым же он беседует об истории несуществующего захолустного монастыря?
– Значение этого захолустного монастыря в нашей духовной жизни достаточно велико, владыка. Правда, нынешние драматические события отвлекли наше внимание к другим проблемам…
Епископ устремил на меня пронзительный взгляд, но тут же опустил глаза.
– Вы не думайте, – сказал он, – что мы в нашей провинциальной берлоге не знаем о том, что происходит в столице. Я располагаю кое-какой информацией и о вас. Мне известно, к примеру, что вы входите в ближайшее окружение патриарха. Вы не отреклись от него и не в пример некоторым, в том числе и мне, не признали Высшее Церковное Управление. Вы умны, образованны, энергичны, преданы святейшему, вас называют «столпом Православия». Почему же такого человека он посылает в отдаленную епархию? Разве это не естественный вопрос?
– Естественный, конечно.
– А если к этому добавить разговоры о том, что вы тайно рукоположены во епископа… При ваших взаимоотношениях с патриархом, при ваших способностях и при такой нужде в церковных кадрах – простой иеромонах! Кто в это поверит? Разве не вправе я подумать, что вы приехали сюда изучить ситуацию на месте, сплотить вокруг себя «тихоновцев», взбунтовать против меня епархию и занять мое место? Занимайте! Никаких благ мне мое положение не дает. Вы видите, в каких я живу хоромах. Доходов от епархии мне не хватает на обед. Но я не ропщу. О личном благосостоянии не думаю. Не ради этого я принимал сан епископа. Все мои мысли только о том, как преодолеть раскол и сохранить Церковь Христову. Вот почему я пошел на соглашение с Высшим Церковным Управлением. Вы думаете, я не знаю, что за люди там? Один Красницкий чего стоит! Чудовищная смесь Иуды Искариота и Малюты Скуратова. И я, православный архиерей, склоняюсь перед ним и говорю: «Благословите, батюшка». Как вы полагаете, что я при этом испытываю? Разве не сгорает нутро мое от стыда? И ничего не поделаешь. Попробовал я было взбунтоваться. Не сдержался, послал этого Красницкого подальше. Так он, мерзавец, что делает – звонит при мне по телефону, спрашивает Евгения Александровича (вам это имя что-нибудь говорит? То-то!) и спокойненько просит вразумить одного вспыльчивого архиерея. А на следующий день выхожу я из Троицкого подворья в Москве, подходят ко мне двое красноармейцев. «Извольте, – говорят, – с нами пройти». И прямиком на Лубянку. Продержали там пару дней в камере с уголовниками, потом привели в кабинет к Тучкову. «Понял?» – спрашивает. «Понял», – отвечаю. «Все понял?» – «Все понял». – «Так вот, знай, мне ничего не стоит твоего келейника завтра же сделать епископом и на твое место посадить. А теперь пиши подписку». – «Какую подписку?» – «О сотрудничестве с органами ОГПУ. И немедленно отправляйся в епархию».
– И что же, дали вы ему такую подписку?
– А как же, батюшка? Разве иначе я был бы здесь? Думаю, и Святейшего Патриарха Тихона вряд ли без таковой подписки с Лубянки отпустили бы. Бог нам всем судия.
– И как же теперь?
– Как видите. Заявил о лояльности к Советской власти. Выдал ОГПУ все церковные ценности. Осудил патриарха Тихона. Признал Высшее Церковное Управление, но «живоцерковников» в епархию не пускаю. Блюду Православие и пишу доносы на Красницкого, а он на меня. Тут уж кто кого. Думаете, откуда я информацию о вас получил? От Тучкова, конечно. Теперь ваша судьба от меня зависит. Нет-нет, я вам не угрожаю. Отнюдь. Просто ставлю в известность о реальном положении дел. Тучкову я должен буду о вас что-то написать. Например: иеромонах Варнава прибыл в епархию как эмиссар бывшего патриарха Тихона для подрыва позиций прогрессивного духовенства. Или – иеромонах Варнава к политическим и церковно-политическим вопросам интереса не проявляет, все дни и ночи проводит за молитвой, что объективно свидетельствует о некоторых нарушениях в его психике, опасности для социалистического строя и мировой революции не представляет. Я склоняюсь ко второму варианту доноса. А уж если говорить начистоту, то, по моему мнению, вы действительно приехали сюда не за тем, чтобы организовывать заговоры против правящего архиерея. Ничто не мешало патриарху Тихону официально направить вас сюда в качестве епископа. Видимо, планы у него другие. Он, вероятно, хочет спрятать вас подальше с глаз Тучкова и сохранить на тот случай, когда им надоест играть с нами в кошки-мышки и всех нас, «правых» и «левых», они, выражаясь их терминологией, «пустят в расход». А что будет именно так, я почти не сомневаюсь.
– Стоит ли тогда играть в кошки-мышки?
– Не знаю, может быть, и стоит. Нэп вселяет некоторые надежды. В самом деле, сколько может просуществовать этот противоестественный безбожный режим? Ну, еще год, ну, два, ну, три, ну, четыре, но не более же того! Так что отправляйтесь в Сарск, занимайтесь «историческими изысканиями», а нас оставьте копаться в дерьме и писать доносы в ожидании скорой расплаты за наши грехи. Я выдам вам грамоту о назначении настоятелем Сарского Преображенского собора. Не забывайте меня в своих молитвах и при случае сообщите Святейшему Патриарху… Впрочем, ничего не надо сообщать…