юдав за мной некоторое время, Наташа изменила тактику. Она также перестала обращать на меня внимание. К огромному удовлетворению Вадима, мы разделились на две пары. Он с Наташей шествовал впереди и, судя по его жестам, с упоением читал ей стихи. Мы с Ладой на почтительном расстоянии шли следом, порой совсем теряя их из виду.
От Лады не укрылись все эти драматические коллизии, но она уклонялась от разговоров на эту тему и вообще о Наташе, из чего я заключил, что их отношения тоже непросты. Но одно загадочное замечание она все-таки сделала.
– Наташа живет одним днем, – сказала Лада, – но этот день так мимолетен! Если бы она знала, что ждет ее завтра!
– А вы знаете это?
– К сожалению.
– И уверены, что это (я не спрашиваю что) произойдет неизбежно, неумолимо и никто, даже Бог, не в состоянии предотвратить то, что должно произойти?
Лада ответила не сразу, но твердо и не колеблясь:
– То, что должно произойти завтра, произойдет. Это отвечает и Божественному Промыслу, который вас ведет, Иоанне.
– Как? Как вы меня назвали?
– В Книге Бога ваше имя Иоанн.
– А ваше имя?
– Лада, Лато, богиня Лато.
– Простите, богиня, сколько же вам лет?
– Если говорить о моей нынешней биологической оболочке, то двадцать два года. Вы, конечно, не верите в перевоплощение душ?
– Нет, не верю.
– И я не верила. Вернее, не думала об этом и не знала, что это такое. Но три года назад я попала в автомобильную катастрофу и сорок дней находилась без сознания. Наступила клиническая смерть. И вот тогда произошло чудо. Мне приснился сон, необычный и настолько яркий, что я запомнила его до мельчайших подробностей. Мне приснилось, что я плыву на лодке к острову. Удивительная лодка! Резная корма, украшенная архаическими деревянными статуями богов. Я стою на корме с воздетыми к небу руками, с распущенными волосами, в длинном белом одеянии. А остров – все ближе, ближе… И кажется он мне таким знакомым! На причале стоит мужчина с аккуратно подстриженной русой бородой, длинными волосами, перевязанными надлобной лентой, в коротком хитоне. Он опирается на посох и ласково смотрит на меня. И каждая черточка на его лице близка мне. Лодка подплывает к причалу. Мужчина протягивает ко мне руки, легко поднимает меня и ставит с собою рядом. От прикосновения его рук я прихожу в экстаз. Я узнаю эти руки, сильные и ласковые.
– Тебе тяжело? – спрашивает он.
– Нет, мне хорошо, – ответила я.
– Ты узнала меня?
– Да.
– Ты вспомнишь все. К тебе вернется память. Ты исцелишься. И снова будешь со мной.
В этот момент я проснулась, проснулась на каталке, на которой меня везли в морг. Врачи были в шоке. Но главное испытание их ждало на следующий день, когда они обнаружили, что у меня полностью срослись, причем идеальным образом, во многих местах переломанные кости, треснувший позвоночник и зажили, не оставив рубцов, раны на теле.
Смерть и воскресение, однако, не прошли для меня бесследно. Я стала слышать какие-то голоса и странные, непонятные звуки. Но постепенно я научилась различать их и угадывать их смысл, стала видеть сквозь стены то, что происходит за сотни километров от нас, видеть внутренние органы людей.
– Вы видите и мои?
– И ваши, – улыбнулась Лада.
– Но это же, наверно, ужасно.
– Почему же? Внутренние органы людей тоже по-своему красивы. У вас, например, очаровательная селезенка. Это очень интересный орган. Человек без него может жить и быть здоровым как бык, но при этом являясь полнейшим дебилом. Состояние селезенки свидетельствует об интеллекте человека. Так что интеллектом вас Бог не обидел.
– Очень польщен столь оригинальным комплиментом.
– У вас и другие органы очень красивы. Если бережно к ним относиться, можно прожить двести лет. Но увы! Вам дан короткий срок жизни.
– Я не верю в судьбу. Конечно, у каждого человека свой генетический код и свои биологические часы. Но нам дана от Бога свобода выбора, и, главное, есть Божественная благодать, которая выше закона и которая все может изменить, даже в самый последний момент.
– Все, что происходит, предопределено предвечно. В этом и заключается Божественная мудрость, которая не нуждается в корректировке. Если бы Божественный Разум менял свои волеизъявления, Он был бы несовершенен. Но воля Бога неизменна, и Он есть судьба.
– Значит, Вседержитель есть судьба?
– Я говорю о Высшем Разуме.
– А это не одно и то же?
– Нет. Вседержитель – первый среди богов. Я говорила уже, что у него много имен, и среди них есть одно, сокровенное, которое он открыл только мне. Когда я произношу это имя, он приходит ко мне. В нынешней жизни я не имею права видеть его лицо. Он приближается сзади и кладет руки мне на плечи. И я впадаю в транс. Иногда он является ночью. Теперь я все вспомнила – и свою предыдущую жизнь, и свои будущие воплощения. В облике Зевса-Ария он любил меня здесь, на этом острове. Здесь я родила ему двоих детей-близнецов, мальчика и девочку, Аполлона и Артемиду.
Лицо Лады напряглось, превратившись в безжизненную маску, за которой могло скрываться что угодно, взгляд стал отсутствующим, непроницаемым. Господи! Да она же просто одержима! Спорить с нею было бессмысленно. Мне стало не по себе. Это не просто шизофрения, а именно одержимость бесовской силой! Сам же остров не что иное, как исчадие ада! Я попал в западню.
Как только мы нагнали Вадима и Наташу, я предложил отправиться к причалу. Лада и Наташа переглянулись, Вадим пожал плечами. Они тут же согласились с моим предложением, однако по всему было видно, что всерьез его не восприняли. У причала Ария Михайловича, конечно, не оказалось. Мы без особой надежды на успех покричали ему, но наши крики потонули в карканье ворон.
Сгустились сумерки. На сей раз звезд на небе не было видно – ветер нагнал облака, что весьма опечалило моих спутников. Я же был рад этому обстоятельству. Встречаться с Гедеоном и Нориком мне не хотелось. Любопытство уже не мучало меня. Все было ясно.
Мы направились на ночлег к стогам Ария Михайловича. Пожелав всем спокойной ночи, я забрался в свою норку. Лада, по-видимому, последовала моему примеру. Вадим и Наташа продолжали вполголоса беседовать, затем послышалась возня и, как мне показалось, звук пощечины. Потом Вадим как ни в чем не бывало стал читать свои стихи. Я не различал слов, но по ритмике и мелодике догадывался какие. Все это мне изрядно надоело. Утомленный, я быстро заснул.
Не знаю, сколько прошло времени – судя по всему, часа два. Я проснулся от прикосновения чьей-то руки. Она гладила меня по щеке. Это казалось непостижимым и невероятным. Я сразу понял, кто рядом со мной. Тонкие, нежные пальцы… У Лады они, вероятно, должны быть другими: сухими, нервными, обжигающими. И потом, Лада, находящая противоестественное самоудовлетворение в общении с призрачным бесплотным духом, вряд ли впала бы в подобное искушение. Впрочем, мысли о Ладе у меня тогда даже и не возникло.
Пальцы Наташи коснулись моих губ, и я прильнул к ним с упоением, позабыв о своих обидах, о Вадиме и обо всем на свете. Наташа накрыла ладонью мой рот, как бы заговорщически призывая меня хранить молчание, а затем проскользнула ко мне в норку.
Впервые в жизни я лежал рядом с девушкой, робко обнимал ее и прикасался к ней руками. В моих новых ощущениях Наташа предстала совсем другой. Она была более миниатюрной и хрупкой, чем казалась. Особенно меня поразила ее тонкая талия. Но неожиданно пышными оказались бедра. И вся она была нежнее и мягче, чем я мог себе представить. Я как будто плавно погружался в нее, и она обволакивала меня своей плотью, как сладостным дурманом.
Мысль о монашестве никогда не приходила мне в голову. Я хотел стать женатым священником и ждал встречи с моей избранницей. В воображении я видел ее в храме, поющей в церковном хоре, или дома, с детьми, но мне трудно было представить сцены интимной жизни. Нельзя сказать, что эта сторона супружеских отношений не занимала меня – наоборот, она манила своей почти космической тайной и обещаниями необыкновенного, полузапретного, сверхзаконного блаженства, но на каком-то иррациональном уровне вызывала и неприятие. И дело тут было не в умозрительном восприятии христианской концепции первородного греха. Помню, в детстве, когда уличные приятели популярно объяснили мне, что такое половой акт, я не поверил им. В моей голове просто не укладывалось, что взрослые люди, матери и отцы семейств, могут предаваться таким «несерьезным», постыдным занятиям. Трудно было допустить, что причиной загадочного возникновения новой жизни является столь примитивный акт. Позднее, однако, у меня возникла потребность в его идеализации и даже мистификации – сознание искало примирения с проснувшимся зовом плоти. В сновидениях меня преследовали соблазнительные женские образы, порой очень неясные, но иногда имевшие облик знакомых мне людей, интимную близость с которыми я посчитал бы смертным грехом. Случалось, что приснившееся мне очаровательное создание оказывалось вдруг гермафродитом, что оставляло чувство ужаса и отвращения. Болезненную брезгливость к самому себе вызывало ощущение нечистоты, связанное с ночными поллюциями.
Таким неоднозначным, мучительно раздвоенным было мое отношение к физической близости с женщиной, близости, которой я одновременно жаждал и страшился. И вот этот момент настал. Рядом со мной был не иллюзорный, ускользающий из рук, расплывающийся женский образ, а живая плоть, жаркая и пульсирующая. Но странное дело! Я не воспринимал происходящее как реальность. Находясь в экстатическом состоянии, я почти не ощущал своего тела, а соприкасающаяся со мной иная плоть казалась мне более иллюзорной, чем фантастические ночные видения. Моя душа, словно отделившаяся от тела, потеряла над ним всякий контроль, и оно существовало теперь как бы само по себе, подчиняясь лишь инстинктам и импульсам, которые исходили от Наташи. Это, вероятно, давало ей ощущение полноты власти, пьянило и возбуждало ее. Судорожными движениями она обнажала мое тело и покрывала его поцелуями.