Будьте благополучны и здравы. В общем у нас все без особых перемен.
* В книге «Над арабскими рукописями».
** Имеется в виду труд «Арабская географическая литература» (вышел посмертно: И. Ю. Крачковский, Избранные сочинения, т. IV. – М. – Л., 1957).
23 марта 1948 года, Ленинград.
Дорогой Теодор Адамович,
Ваше письмо от 19 марта я получил на этот раз необычайно быстро – 21-го. Очень рад, что Вы помаленьку присматриваетесь к своей новой работе*, и думаю, что Вам это будет полезно, прежде всего, как говорится, для перемены обстановки, а затем, быть может, послужит этапом и для дальнейшего продвижения. На днях у меня был Искандеров, приезжавший на несколько дней, чтобы забрать остававшиеся книги; он получил право работы в Тифлисе, хотя тоже не без сложных хлопот, но все же теперь уже обосновался там на жительство.
От Вашей работы пришлось временно оторваться, так как довольно много понадобилось потратить на просмотр подготовляемого тома моих статей по новой литературе. Я туда решил включить некоторые доклады, остававшиеся в рукописи, и пришлось их доделывать. Кроме того, мои ученики и сотрудники, обещавшие сначала помощь Винникову, в нужный момент «разбежались» в стороны, и ему все пришлось делать одному, так что изрядную долю иногда технической работы пришлось проделать и мне. Одновременно получил предложение подготовить третье издание книжки о рукописях и, хотя не собираюсь делать серьезных добавлений, все же надо ее пересмотреть и подготовить библиографическую справку о рецензиях и переводах. В общем, я считаю, что свою основную работу по изучению Вашей работы в тех пределах, как надо для оппонирования на диссертации, я закончил, и на этих днях беседовал обстоятельно с Ольдерогге**, чтобы распределить наши функции на случай выступления (Штейн*** уже говорил с ним, но официального предложения он еще не получил, как и я). Он, как и я, находит, что работа вполне заслуживает степени и с этой стороны насчет заседания Ученого Совета Вы можете быть спокойны. Переводы и дешифровка текста, как я теперь убедился по большему количеству просмотренного материала, – неважны, и не только в сложных местах, но иногда и в совершенно элементарных. В этом, конечно, виноваты спешка и условия работы. Потрудиться над этим до издания придется еще немало, чтобы достичь удовлетворительного результата. Будем надеяться, что это осуществится. Теперь же шлю Вам свои приветы.
* В должности заведующего кабинетом иностранных языков Новгородского областного института усовершенствования учителей.
** Д. А. Ольдерогге (1903−1987) – африканист, академик АН СССР.
*** В. М. Штейн (см. выше) – декан восточного факультета Ленинградского университета в те годы.
6 апреля 1948 года, Ленинград.
Дорогой Теодор Адамович,
получил вчера Ваше письмо и сообщаю Вам о движении дел, которое иногда касается и технической стороны. Экземпляр диссертации, сданный в Кадры, потребовал «стандартного» переплета, который и выполняет переплетная академической Библиотеки, обещая изготовить к 10 апреля. Вчера от Университета направлено ходатайство Г…Ч провести Вашу диссертацию […] Хорошо, что […] ход дела легко проследить. Ольдерогге, к сожалению, заболел: с ним сделалось дурно на одном заседании, и пришлось доставить домой, где врачами велено лежать без движения и работы; говорят, что вопрос поправки связан с дальнейшим движением [болезни?] и она потребует, вероятно, недели две. Завтра надеюсь увидеть Старкову и осведомиться о получении Ваших бумаг: конечно, она сама Вам напишет. Не далее как сегодня вечером мне доставили для отзыва из «Известий» Географического Общества Ваши обе статьи. Надеюсь с этим не задержаться.
У меня лично новостей мало, кроме кое-каких писем и немногих новых книжек. Моя «История арабистики», проходящая в рукописи ряд инстанций, вызывает в некоторых пунктах большие возражения. В вещах несущественных я, по своему обычаю, не упрямлюсь, но если окажется много посягательств на мои построения, то печатание отложу. Пока вооружился терпением и […] Вероятно, по тем же причинам все никак не может начаться и печатание моей библиографии, сданной осенью. На этих днях сдана рукопись тома с «Новой арабской литературой», подготовленного к печати и имеющего все формальные санкции, но думаю, что и его постигнет та же судьба. Заметка Маркова, конечно, нужна только для полноты библиографии и подтверждения некоторого интереса к этим сюжетам в более широкой прессе. Вы, конечно, правы, что мелочи режут глаза и отмечать их в соответствующей комбинации нужно. Но, увы! Человек всегда и всякий слаб…
Здоровье мое сносно, хотя боюсь, что обилие всяких неприятностей, как всегда, не проходит даром. Однако сабрун джамилун*…
Будьте здравы и благополучны.
* «Терпение прекрасно» (араб.) – фраза из Корана.
25 апреля 1948 года, Ленинград.
Дорогой Теодор Адамович,
Ваше письмо от 12 апреля я получил только 22-го, на другой день после того, как Вы говорили со мной из Малой Вишеры. Этим и объясняются некоторые мои реплики, так как я тогда еще не знал, что Вы писали в письме. – Вчера выяснил у Штейна, что он получил от Вас все сведения, при наличии которых, быть может, удастся обойтись и без обращения за особым разрешением. Не думайте только, что Университет стремился «осложнять» дело: обо всяких таких вопросах приходится много толковать только для того, чтобы для Вас все прошло как можно более гладко, и приходится предусматривать всякие возможности. Если все пойдет нормально, по предположению Штейна, вероятно, удастся организовать заседание для защиты (вместе с одним грузином) около 20 мая. Своевременно Вы, конечно, получите официальный вызов. Ольдерогге поправляется и на этих днях первый раз вышел. – В связи с Вашей новой работой*, которая Вас теперь поглощает, могу в утешение сказать, что в попавшей случайно в мои руки шведской газете, где сообщалось об избрании известного Нюберга** в члены Шведской академии (а их всего 18), я узнал, что, став доцентом с 1919 года, он оставался преподавателем средней школы, а затем инспектором округа до 1944 года: очевидно, и там без этого нельзя было обойтись. – Сочувствую Вашим трудам над Раифом Хури*** и К°: конечно, о них у Брокельмана**** нет ни звука, ибо это все – поколение, которое появилось на сцене к средине 30-х годов. Я сам всю эту неделю для отвлечения от всяких настроений занялся присланным с Ливана сборником стихов Юсуфа Гасуба***** и написал о нем вместо заметки изрядную статью около листа, о чем, впрочем, не жалею: о современной поэзии мне как-то не приходилось печатать – пусть будет хоть один этюд. Поэт средний, но не без индивидуальности; кое-что перевел, по своему обычаю, «доброй» прозой. Будет ли все это напечатано, Аллах ведает: моя «История арабистики» застряла прочно, чему я не удивляюсь. – Полечиться Вам полезно, но, авось, это не уйдет. Будьте здравы и благополучны.
* В Новгородском институте усовершенствования учителей.
** X. Нюберг (1889–?) – шведский востоковед.
*** Раиф Хури – современный сирийский поэт.
**** К. Брокельман (1868–1956) – немецкий востоковед, автор монументального энциклопедического труда «История арабской литературы».
***** Ливанский поэт (1893−?).
10 мая 1948 года, Ленинград.
Дорогой Теодор Адамович,
получил Ваше письмо от 6 мая, прибывшее на этот раз достаточно быстро. Сроки защиты диссертации все еще не выясняются: в Университете, по-видимому, убедились, что можно обойтись без специального разрешения, но дело в том, что настоящего Ректора все еще не назначено, а никто из заместителей не хочет взять на себя ответственность распоряжения Отделу кадров о допуске к защите. Штейн надеется добиться сего в этом семестре, если Ректор и не будет назначен. – Процедура защиты проста. После «куррикулум витэ»* и оглашения прочих документов следует вступительное слово диссертанта минут на 20, не более, с общей характеристикой работы и ее значения в науке. Тезисы использовать можно, но не следует их повторять, как делают иногда. Основное ударение, как всегда, на важности темы и достигнутых результатах. Далее идут отзывы оппонентов, обыкновенно в монологической форме, исключительно в пределах работы, изредка задаются вопросы, но переход в настоящий диспут и диалог, к моему большому огорчению, в общем не принят. После официальных оппонентов предлагается выступать желающим членам Совета или гостям, а затем предоставляется «заключительное слово» диссертанту, в котором он соглашается или не соглашается с указанными возражениями оппонентов и, обыкновенно, благодарит Совет и кого пожелает за участие в его подготовке и в диспуте. Это слово бывает минимально-кратким. Засим баллотировка (закрытая), подсчет и объявление результатов. – Недавно защищал диссертацию в ИВАНе иранист Боголюбов, очень хорошо, и Фрейман** его весьма одобряет как лингвиста. Предстоят какие-то узбекско-казахские диссертации… Арабистика, по заведенному обыкновению, спит. Винников, наконец, восстановлен в ИВАНе; хорошо, если это прочно, ибо Струве воспользовался отсутствием Боровкова, который, по-видимому, главный деятель во всей этой истории ***. – Я подтягиваюсь к концу лекций, в июне экзамены. Чувствую себя сносно, но работа не идет: какая-то апатичная депрессия. Будьте здоровы.
В «Библиоте[ч]ке «Огонька»», № 8–9, перепечатали около половины моей книжки, слегка «подретушировав». Продают по рублю.
* Curriculum vitae (лат.) – «течение жизни», биография.
** А. А. Фрейман (1879 –1968) – иранист и санскритолог.