Деми уже знала о том, что Стефания оставила своего незаконнорожденного сына «чужим людям» в Лондоне – должно быть, родственникам того самого французского денди, и по просьбе подруги переехала в строящийся Хэксбридж.
И вот тогда, как раз после суаре в Тинвингс-хаусе, наступало то самое время, в которое могло произойти действие сказки. Оно длилось с момента приезда Стефании, наверняка включало в себя историю Людвига и Антуанетты и заканчивалось смертью почти всех действующих лиц.
Напрягая память, Деми даже вспомнила примерный период: с мая 1887 года до сентября 1887 года, когда умерла Стефания, вплоть до тринадцатого августа 1888 года – дня битвы Людвига и Антуанетты на утесе, и дальше.
И если фейри по имени Фани – Стефания – умерла в сентябре, значит, ее сестра Ника – Ионика – должна была «уйти в лес и не вернуться» еще раньше. А Ина – Дельфина Бланшар – умерла только год спустя, и тоже в сентябре, как было указано на ее надгробной надписи.
Значит, привязка событий в сказке к ведьмовским праздникам Колеса года являлась не более чем художественным приемом, в реальности даты были иными. Но как же именно все произошло и почему?
Здесь Деметре позвонил Ричард Хаттон.
– Я ознакомился с этой книгой, хотя найти ее получилось непросто, – начал ментор. – Она лежала в одном из дальних разделов библиотеки и, кажется, никогда и никем не открывалась. Но должен сказать, что сказка… хм… примечательная.
– Вы тоже думаете, что речь в ней идет о реальных событиях? – с радостью отреагировала Деми и второпях поведала ему обо всем, что смогла узнать за эти пару часов. – Только что я размышляла о праздниках Колеса года…
– О, эти праздники в волшебно-магическом сообществе известны еще с самой древности, с тех времен, когда на территории Британских островов проживали разрозненные племена. Нам очень важно чтить эти дни, как дань традициям, – объяснил ментор. – Обычные люди тоже праздновали некоторые из них, хотя и могли придавать им другое значение. И только в середине прошлого века один разозлившийся на Верховный Ковен колдун основал целую новую религию на основе наших традиций и вере в бога-отца и богиню-мать. Этой религии стали поклоняться немаги. Был большой скандал. Но, так или иначе, весь мир тоже узнал о Колесе года.
– Поэтому, когда я познакомилась с Дрейком, он сказал, что вы – виккане, – не к месту вспомнила Деметра и поморщилась, подумав об их расставании. – Неважно. Я хотела поговорить о самой сказке. Мне кажется, в ней много несостыковок и нелогичностей. Как будто кто-то пытался завернуть реальность в сказочную обертку, но не слишком при этом старался. Возможно, он хотел, чтобы над этой сказкой задумались и пожелали выяснить правду. Но… если верить сюжету, Томас Вэлфорд умер раньше, чем закончилась история. Как он мог ее написать?
– Это может быть еще одной загадкой, – согласился с ней Ричард. – Сказку мог написать кто угодно, а затем подписаться именем Томаса, чтобы на это обратили внимание.
– А как суаре маркизы Альфано могло проходить в Тинвингс-хаусе, если в то время особняк принадлежал Бланшарам? – спросила Деметра, разглядывая заметку в гримуаре.
– Какое было название у картины, хранящейся у Шерла Прамниона? «Названые сестры»? – задумался ментор. – Если Дельфина Бланшар и Ионика Альфано дружили так сильно, что считали себя сестрами, то они вполне могли устраивать мероприятия вместе.
– Да, наверняка так и произошло, – кивнула Деми. – А что такое «гейс»?
– Гейс… Ну, это старое кельтское слово. Оно довольно часто упоминается в древних легендах и сагах, – сбивчиво ответил Ричард, словно пытаясь припомнить забытую информацию. – По сути, гейсы – это обещания-запреты. Обычно их накладывали, чтобы уравновесить пользу от получения каких-либо даров. И если человек нарушал свой гейс, то он либо подвергался всеобщему порицанию, либо умирал. Обычно нарушившие гейсы умирали на Самайн.
– Значит… – протянула Деметра, – Ионика обещала никогда не снимать платье, а нарушив запрет, стала всем отвратительной. Дельфина обещала не использовать силы своего амулета-венка во вред и сгорела на костре. Стефания обещала не воровать и погибла. Азурия Старлинг тоже не должна была применять свою печать во зло и потеряла человеческую жизнь на Самайн! Получается, что эта сказка – о нарушенных гейсах?
– Да, и ее структура основана на троекратном повторении. Три фейри, три дара, три наказания – все это свойственно старым сказкам. Но появление четвертой фейри – Озы-Азурии – выбивается из этой структуры, – заметил Ричард Хаттон. – И вот это уже кажется необычным.
– Если платье Ионики действительно существовало, значит, существовали и венок, и крылья, и печать? – предположила Деми.
– Я думаю, что, экспериментируя, Ионика смогла создать платье, которое работало как магический амулет. Но в результате какого-то действия его магия обернулась против нее, и даже повлияла на ее гены, – проговорил ментор. – Короны, венки, диадемы, тиары – это уже устаревший, но в целом традиционный вид амулетов. Ничего не знаю насчет печати… Я слышу о таком впервые. А что касается крыльев… Светлые волшебники часто используют не крылья, а простые артефакты в виде кулонов-перьев, наделенные чарами перемещения. Да и, в принципе, у светлых, до войны, имелась к таким чарам особая предрасположенность. Думаю, это могли быть они.
– То есть у Стефании не было настоящих крыльев, но она либо пользовалась артефактами, либо отлично владела чарами перемещения? – перефразировала Деметра. – И она умерла после того, как украла что-то…
– «Человеческой девушкой она обернулась и в дом фермера молодого зашла. Погром учинила, горшки поколотила, ткани изорвала, да успокоилась. А после вещицу заприметила блестящую, серебристую, искусно сделанную. И забрала ее себе, не удержавшись, и в бега на крыльях своих пустилась. Проклятье сбылось, крылья подломились, и смерть в чаще леса ее догнала», – зачитал Ричард, наверняка имея текст книги перед глазами.
– Я поняла, – ахнула Деми, догадавшись. – Ведь Стефания Райнер украла Белого Ворона! А убил ее Винсент Ларивьер. И выходит, что в девятнадцатом веке Ворон хранился в моем коттедже. Тот, кто написал сказку, знал обо всем этом.
Ричард Хаттон попросил держать его в курсе, но напоследок все же не удержался и заставил Деметру пообещать, чтобы она не ввязывалась ни во что опасное. И она дала обещание, в душе понимая, что, скорее всего, нарушит его. Как и сестры-фейри в сказках.
Рицци появилась еще через полчаса после завершения их разговора. Она была одета в розовое пальто и белое кружевное платье, а волосы вместо обычного платинового блонда имели нежный пастельно-розовый оттенок – ей явно понравился хэллоуинский образ, и она решила сохранить его подольше.
– Вау, настоящий деревенский домик. Такой крошечный, как ты здесь помещаешься? – поинтересовалась она вместо приветствия, с интересом разглядывая кухню-гостиную.
– С комфортом, Рицци, – чуть раздраженно проговорила Деми. – А твое «скоро буду», видимо, означает «буду через три часа»? Чем ты занималась все это время, волосы красила?
– Рада, что ты оценила. У всех должны быть свои маленькие недостатки, – пожала плечами Рицци. – Так что ты нашла?
Покачав головой, Деметра пригласила ее на диван, куда они могли поместиться вдвоем, и принесла гримуар. Она показала ей заметки и передала содержание беседы с Ричардом.
– Ну, посмотрим, – протянула Рицци и принялась шелестеть страницами. Она почти не всматривалась в то, что было на них написано, но при этом умудрялась выхватывать из общей массы интересные фрагменты. – «Тинвингс-хаус уже многие дни стоит пустым. Никто не знает, куда они уехали», «Попыталась отправить письмо Ионике в Кардифф, однако оно вернулось нераспечатанным». Почему ты не рассказала мне об этом?
– Потому что я до этого еще не дочитала, – возмутилась Деметра. – Кардифф – это же в Уэльсе? Когда это было написано?
– В августе 1887-го, – отозвалась Рицци, шурша страницами дальше.
– Значит, к этому времени Ионика уже лишилась своего волшебного платья и отправилась в бега. В мае у нее проходило суаре. Получается, то, из-за чего она уехала, случилось примерно в июне, – резюмировала Деми. – Ты можешь листать не так быстро?
– Ну разумеется, мы ведь никуда не спешим, – невозмутимо ответила Рицци, не сбавляя темпа. – «Узнала о тайной помолвке Тома и Дельфины, состоявшейся еще в начале апреля. Теперь мне все стало ясно, и я постараюсь помочь, чем смогу». Ноябрь 1887 года.
– Том и Дельфина были помолвлены, – тихим голосом повторила Деметра.
– Что, тебе тоже стало все ясно? – ухмыльнулась Рицци, не осознавая всей серьезности найденного ей факта.
– «Настанет день, и мы воссоединимся в пламени, прекрасная Дельфина. Молю лишь об одном – дождитесь меня», – процитировала Деми. Процитировала – и почувствовала, как по коже пробежались мурашки. – «Дождитесь» – вот что высечено на ее могиле. «Дождитесь» – во множественном числе!
– И что из этого? – недоуменно спросила Рицци.
Деметра полезла в фотографии на телефоне, уже зная, что там увидит. Давно ей нужно было сравнить две картины… Вот только раньше она не обратила бы на это различие никакого внимания.
Она открыла картину из Тинвингс-хауса, где девушек изобразили с одинаково-идеальными лицами и стройными женственными фигурами, а затем – картину из Вэлфорд-холла, на которой, помимо девушек, присутствовал Томас Герберт Вэлфорд. И да… фигура девушки со светлыми волосами, носившей имя Дельфины Бланшар, едва заметно отличалась.
– У них был ребенок, у Томаса и Дельфины, – с трудом выговорила Деми. – Картину написали в конце весны, затем, в августе, Дельфина уехала из Тинвингс-хауса, чтобы никто не узнал о ее положении – так было принято. А когда она вернулась, между ней и Томом что-то произошло. Он сгорел в огне, здесь за коттеджем, но это не самое страшное. В сентябре 1888 года саму Дельфину сожгли на костре. А вместе с ней сожгли их ребенка. Поэтому на ее могиле написано: «мы встретимся в пламени, только дождитесь меня» – они лежат там вдвоем, без Тома. Дельфина Бланшар, Томас Вэлфорд и их ребенок должны были встретиться в загробном мире. Так считал тот, кто разместил эту надпись.