Свет твоих глаз — страница 22 из 24

Даша даже приостановилась от удивления: она ни разу не видела, чтобы её дед так живо и открыто общался с малознакомым человеком. Тем более, он никогда не разговаривал так с Вадимом.

Решив не мешать мужчинам и не вклиниваться в их разговор, она начала помогать бабушке делать салат и накрывать на стол на террасе.

— Симпатичный парень, — нейтрально заметила Людмила Евгеньевна, насмешливо глянув на внучку. — Мы и не знали, что у тебя такие глобальные перемены.

— Я и сама до конца не верила, бабуль, — тихо ответила Даша и почувствовала, как краснеет.

— А это ведь тот самый твой строгий и занудный шеф, я правильно понимаю? Тот, которого Миша называл "Штольц"? — Людмила Евгеньевна пыталась спрятать улыбку, но у неё ничего не получалось.

— Ага, он самый, — кивнула Даша, и они с бабушкой вдруг рассмеялись, как две девчонки.

После позднего обеда Марк предложил Даше погулять по городку. Во-первых, он никогда здесь не был, а во-вторых, ему нужно было найти отель, — оказалось, что Марк приехал на все выходные.

— Как на работе восприняли то, что ты сегодня так рано уехал? — удивилась безмерно обрадованная Даша.

— Ликовали, наверно, — пожал плечами Марк. — В любом случае, мне нужно было успеть до больших пробок.

— А зачем искать гостиницу? — удивился Михаил Леонтьевич. — Если вы сами не против, Марк, можете остановиться у нас на выходные. Здесь постоянно гостят дети и внуки, и гостевых комнат достаточно. Маленькие комнатки, конечно, не хоромы, но… Правда, Людочка?

— Конечно, — согласилась с мужем Людмила Евгеньевна. — А пока вы гуляете, я пирогов напеку к ужину. Хорошо, что зелёный лук не срезала, не заморозила, будто знала.

Даша нерешительно посмотрела на Марка, но тут же вздохнула с облегчением, — ещё до того, как он ответил, поняла, что он согласен. После чая Марк загнал машину во двор, достал сумку с вещами и расположился в одной из комнат. Выбрал летнюю, в пристрое, как раз с видом на будущий птичник.

— Я что-то слышал про Вадима? — спросил он сразу, как только они с Дашей вышли за ворота. — Неужели приезжал? Когда только успел? И меня опередил. Жаль, что я не успел застать его.

— И зачем? — воскликнула Даша. — Чтобы вы сжимали челюсти и смотрели друг на друга исподлобья, как два кота? Я всё объяснила Вадиму сама.

— Всё?

— Да. Сказала, что люблю другого человека.

— Любишь? Правда? — Марк остановился и взволнованно заглянул в лицо Даши.

— А я разве не говорила тебе? — смутилась она.

Мимо промчались два подростка на самокатах и с любопытством посмотрели на Дашу и Марка.

— Мы об этом в более приватной обстановке поговорим, — Марк вздохнул и неохотно отпустил Дашу, но тут же взял её ладонь в свою.

Они до вечера гуляли по городу, и вернулись только тогда, когда Людмила Евгеньевна позвонила внучке и сообщила, что пирожки готовы. Потом до ночи сидели вчетвером на террасе, разговаривая и слушая пение сверчков.

Перед сном Даша проводила для Марка небольшую экскурсию по дому, показывая, где что находится, и в какой-то момент они оказались в гостиной. Даше казалось, что Марк уже почти засыпает и держится из последних сил, — это и неудивительно, он ведь с утра работал, а потом ещё ехал в Подмосковье.

Однако гость вдруг замер у стены с портретами и указал на одну из фотографий:

— А что это за фотография? Кто на ней?

Большое портретное чёрно-белое фото было датировано тысяча девятьсот восемьдесят пятым годом — в нижнем правом углу стояла сделанная золотистой краской надпись.

— Это дедушка и бабушка, — пояснила Даша. — Это моя мама, это тётя Света, а это, на коленях у дедушки, мой дядя Саша. Ему в тот день исполнился один год, потому всей семьёй решили пойти в фотоателье.

Глава седьмая

Марк ушёл в душ, а потом в ту комнату, которую выбрал, и лёг спать. Однако не успела Даша устроиться в своей кровати, как дисплей её смартфона засветился, оповещая о новом сообщении.

"Как думаешь, почему я выбрал комнату в пристрое, самую удалённую от всех остальных?" — задал Марк риторический вопрос.

"Теряюсь в догадках", — решила пококетничать Даша и добавила "задумчивый" смайл.

"Хорошо, раз уж ты такая недогадливая, я приду к тебе сам".

"Нет-нет, ты наверняка будешь топать, как слон, и что-нибудь перевернёшь по пути. Я сейчас сама приду!"

Прихватив смартфон и погасив в своей комнате свет, Даша закрыла двери и бесшумно пошла по коридору. К счастью, бабушка и дед уже уснули. Во всяком случае, двери в их комнату были плотно закрыты, и даже тонкой полоски света на полу не было.

Даша хотела спросить у Марка, почему его так заинтересовала старая семейная фотография, висящая на стене в гостиной, однако, оказавшись с ним наедине за закрытой дверью, сразу забыла обо всём.

* * * * * * *

После завтрака Марк вызвался помочь Михаилу Леонтьевичу с возведением птичника; Даша с Людмилой Евгеньевной сначала пошли в огород, а потом занялись приготовлением обеда.

Обедали на террасе. Когда пили чай, Марк всё же решился спросить о том, что с вечера занимало его мысли и очень беспокоило.

— Михаил Леонтьевич, Людмила Евгеньевна, — откашлявшись, начал гость. — Я долго думал, начинать ли этот разговор, поскольку у меня есть стойкое предчувствие, что ваши ответы как-то изменят мою жизнь…

Все молча смотрели на Марка, ожидая продолжения. Стало настолько тихо, что слышно было, как прорезают воздух энергичные стрекозы. Даша вдруг испугалась и даже хотела попросить Марка не продолжать, но взяла себя в руки.

— Скажите, пожалуйста, — продолжил Марк. — Знакома ли вам Вера Бальц… то есть, простите, в девичестве Беляева. Вера Николаевна Беляева.

Даша посмотрела на бабушку и деда. Почему-то ей казалось, что дед сразу всё-всё понял, она увидела это по его глазам. У бабушки тоже явно были какие-то мысли, но она, похоже, сомневалась.

— Так звали мою первую жену, — прочистив горло, ответил Михаил Леонтьевич. — Вера Николаевна Беляева, если, конечно, это она, — моя первая супруга, мать Светланы. Вы… знакомы?

Марк взял со стола свой смартфон, начал листать, видимо, в поисках нужной фотографии.

— Вот, — нашёл и протянул смартфон Михаилу Леонтьевичу. — Это свадебная фотография моих родителей. А вот моя мама сейчас.

Михаил Леонтьевич и Людмила Евгеньевна склонились к дисплею, а потом выпрямились и переглянулись.

— Да, это моя первая супруга, — кивнул Михаил Леонтьевич и невесело усмехнулся. — Мир очень тесен.

— Можно? — Даша рукой, которая вдруг задрожала, взяла смартфон.

На первой фотографии, довольно старой, явно отсканированной, на фоне морского пейзажа стояли молодая красивая женщина в белом платье и мужчина лет пятидесяти, среднего роста, с седеющими русыми волосами, в очках.

Женщина была очень хороша собой и… очень похожа на Марка. Точнее, он на неё похож.

На второй фотографии, яркой и современной, был опять морской пейзаж, явно южный. Яркая дама в свободном цветном платье и широкополой шляпе держала в руке бокал с экзотического вида коктейлем. Конечно, эта женщина была намного старше, чем та, в белом платье, но всё же вполне узнаваема.

— А как вы поняли, Марк? — спросила Людмила Евгеньевна.

— Вчера вечером я увидел в вашей гостиной старую фотографию, и одна из девочек… та, что стоит за Михаилом Леонтьевичем, Светлана… Я её узнал. Её фотография раньше была у мамы в портмоне. Я никогда потом не видел, чтобы кто-то вставлял фотографии в портмоне. Когда был маленький, всё время спрашивал у мамы, кто это. Мама говорила — родственница. Потом фотография исчезла куда-то. А мама однажды, не так давно, подвыпив, рассказала мне о том, что когда-то, ещё в России, у неё была семья и маленькая дочка. Сказала, что муж ушёл к другой женщине, забрал дочь, а маму лишил всех прав и выгнал. Потому она и уехала из России, чтобы забыться.

— Вот оно как, — усмехнулся Михаил Леонтьевич. — Что ж. А вы не спросили, почему ваша мама потом не пыталась найти свою дочку? Когда та повзрослела, и никто ей был не указ?

— Спросил, — кивнул Марк. — Мама ответила, что искала, но не смогла найти. Я сам хотел заняться поисками, но мама не дала мне никакой информации — ни имени девочки, ни фамилии, ни места жительства. Я пытался искать по имени и девичьей фамилии мамы, но таких ресурсов у меня нет, и поиски закончились, не успев начаться.

— Скорее всего, информация о вашей маме вообще была засекречена, во всяком случае, сначала, — задумчиво сказал Михаил Леонтьевич. — Если вы готовы выслушать мою версию, Марк, я расскажу.

— Я в любом случае готова, деда! — воскликнула Даша. — Я ведь и не знала о таких семейных тайнах, вы никогда не рассказывали. А тётя Света вообще сказала как-то, что для неё родная мать… — Даша осеклась и быстро перестроилась. — Не существует, в общем.

— Я тоже готов, — кивнул Марк. — Думаю, что готов.

— И Вера, и я, и Люда, и Света, и Юля, — все мы родились и жили на Урале, в городе N. Меня призвали в армию, едва мне исполнилось восемнадцать, и демобилизовался я тоже осенью, ровно через два года. Несмотря на то, что набор в вечерний институт был уже завершён, и занятия начались, меня приняли. Там мы и познакомились с Верой. Осенью познакомились, а в феврале уже была свадьба. Меньше, чем через год после свадьбы, в январе, родилась Света. Мне тогда был двадцать один год, а Вере — двадцать. А чуть больше, чем через шесть лет после этого… мы с Людой полюбили друг друга, хотя оба были несвободны и воспитывали дочерей. Оба подали на развод, а потом нам пришлось уехать из города. Мы втроём — Люда, Юля и я, — перебрались в Калининскую, ныне Тверскую, область. Юля — это дочь Люды от первого брака, мама Даши. Начали жить практически с нуля. Света осталась с матерью. Никто не позволил бы мне её забрать, Марк, поскольку были нюансы, характерные именно для того времени, сейчас сложно объяснить. Тем более, при разводе суд практически всегда встаёт на сторону матери. Но через год всё изменилось, повернулось буквально на сто восемьдесят градусов. Вера уехала по путёвке в Финляндию. Видимо, там познакомилась с будущим мужем, вашим отцом, Марк, и сбежала. В те времена такое не прощали. Вера стала невозвращенкой, а Света осталась одна, потому что мать Веры не смогла пережить поступок дочери. Вот только тогда я смог забрать дочь и лишить Веру родительских прав. А как иначе, Марк? Она оставила собственного ребёнка на произвол судьбы. Вот и всё. Это правда, а вы можете верить или не верить. Люда знает, что это чистая правда. Да и Света знает, хоть и не любит вспоминать то время. Когда я забрал её, ей было почти восемь лет, она прекрасно помнит всё.