перед порогом было шесть.
Отступила на шаг, глядя на дверь еще какое-то время. Как же страшно смотреть в глаза Тимуру! Но уйти я не могла, казалось, тонкая нить в груди тянула к нему. От себя убежать не выйдет. Я постучалась и, не дожидаясь ответа, зашла в палату.
Тимур лежал на больничной койке. Голова забинтована, темные волосы торчат в стороны. Он сильно ударился об асфальт, получив сотрясение. Но самое страшное – его нога. Она была в гипсе, приподнята и закреплена в каком-то металлическом подвесе.
«Перелом шейки бедра», – вспомнила я слова доктора. За день своего заточения я прошерстила интернет и изучила эту травму и какие она имеет последствия. Для Тимура это означало конец его карьере. Его любовь к горам и походам убила я.
Парень повернул голову и посмотрел на меня усталым взглядом.
– Вы кто? – безучастно прозвучал его голос.
Ему все равно. Врачи ведь уже, наверное, рассказали ему о диагнозе, о прогнозах. Что ж, я готова принять любое наказание. Заслужила.
– Я Юлиана. Твоя девушка. Была.
Теперь я для него чужая. На тумбочке, что стояла рядом с кроватью, лежал его ноутбук. Скорее всего, родители привезли. Я не стала его брать, когда собирала вещи.
– Почему я тебя не помню? Последствия сотрясения? Врач говорил, что какие-то эпизоды могут быть забыты, но быстро вспомнятся, – спросил парень и посмотрел на меня задумчиво.
Я могла бы воспользоваться его предположением о частичной потере памяти, но ведь я здесь не за этим. Пришло время во всем сознаться.
Отчаянно замотала головой:
– Нет. Я… ты меня сейчас вспомнишь. Но мне нужно тебе кое-что рассказать. И, пожалуйста, выслушай меня.
Прикоснулась к теплой ладони и мысленно «убедила» его вспомнить меня. Через мгновение его взгляд начал меняться. А потом в его глазах появилась то ли брезгливость, то ли отвращение.
Угу, видимо, память уже рассказала о нашей последней встрече и аварии. Ну что ж…
– Я тебе еще кое-что расскажу. Пожалуйста, сначала выслушай, а потом будешь задавать вопросы… – И добавила: – Если захочешь.
Пододвинула к кровати стул и рассказала Тимуру все, начиная с того, как влюбилась в него еще школьницей, и заканчивая игрой, Силой и забвением, которое настигает всех, кто меня окружает. Рассказывая про игру, достала из сумочки шкатулку в подтверждение своих слов. Про задание не забыла, что набито у меня на руке, и про исчезнувших друзей-игроков. Все выложила как есть. Странно, но Тьма дала мне это сделать.
Тимур хмурился, удивлялся, смотрел на меня, не веря, что все это правда. А потом я призналась, что заставила его пойти со мной на свидание.
– Может, то, что меня все забывают, – это и есть моя жертва. Моя расплата. Не знаю… – я пожала плечами. – Сначала мы все испугались, а когда я осталась одна, то не знала, как выполнять это задание. Потом не хотела, потому что вкусила этот дар. Я знаю, мне нет прощения. – Я замолчала, судорожно вздохнула и посмотрела Тимуру в глаза: – Но я все равно прошу простить меня за то, что… испортила тебе жизнь, – не удержалась и скользнула взглядом по его ноге.
Тимур взял из моих рук шкатулку. Открыл ее, покрутил, вглядываясь. Но он не видел того, что видела я. А стоило ее открыть, как все пространство палаты наполнила Тьма. Черная дымка медленно клубилась, но не трогала парня. Это было только наше с ней – ее и мое.
Тимур осмысливал мой рассказ, а я смотрела в темноту.
Раздался щелчок – и все исчезло. Шкатулка закрылась. Перед моими глазами оказалась нога в гипсе, которую скрывала Тьма. Я посмотрела на нее и сглотнула. Вот он, визуальный итог моего поступка. То, что нельзя исправить.
Я не могла помочь Тимуру. Сила была, но я не могла заставить кости срастись, а парня выздороветь. Сила ограничивалась только влиянием на мысли. Я могла повлиять на врача, чтобы Тиму сделали лучшую в мире операцию или поставили лучший протез, если это потребуется. Но это никак не вернет Тимуру его мечту – альпинизм и горы. Заниматься этим он уже не сможет никогда.
– Насколько я понял, раз я сейчас не помню того, что ты уже приходила и рассказывала мне это, значит, ты сейчас призналась мне в этом впервые? – спросил вдруг парень.
– Да. Я… не могла… смотреть тебе в глаза. И сейчас делаю это с трудом.
– Ты уйдешь, и я тебя снова забуду?
Я кивнула, а Тимур протянул мне шкатулку.
– Тогда уходи, – произнес он, даже не глядя на меня.
Неимоверным усилием воли я подавила желание заплакать.
Вот и все. Вот и конец. Внутри ничего не осталось, там зияла пустота.
Глава 22
Говорить Тимуру о любви было бессмысленно. Он начал бы злиться, кричать, мы поругались бы, а это последнее, что ему нужно в его состоянии. Я пыталась подобрать слова, но правильных не находилось, поэтому молча встала и подошла к двери. Обернулась через плечо и сказала:
– Я приду завтра.
Закрыла за собой дверь и тут же прислонилась спиной к стене. Сползла по ней на пол, потому что ноги не держали. На меня никто не обращал внимания. До меня никому нет дела. Просидев так несколько минут и отдышавшись, еще раз убедив себя, что я все сделала правильно, встала и направилась в ординаторскую.
– Здравствуйте. Я по поводу Калашникова Тимура, – сказала я, заглянув в кабинет.
– Да, заходите, – откликнулся мужчина.
Медленно подошла к его столу и опустилась на стул, что стоял рядом. Под моим воздействием врач подробно рассказывал о лечении, прогнозах, реабилитации. Хотя я уже знала ответ, все равно задала вопрос, беспокоивший меня больше всего:
– Он жил альпинизмом. Это его работа и жизнь. Он сможет продолжать этим заниматься?
– Девушка, даже настольный теннис нежелателен после таких травм. А вы про альпинизм, – снисходительно заявил доктор и уставился в медкарту.
В этот момент нас прервали – дверь в ординаторскую открылась, и зашли мужчина с женщиной. Хотя я не была знакома с родителями Тима, но сразу поняла, что передо мной именно они. Тимур очень похож на отца. Доктор поздоровался с ними и сказал:
– Проходите, я как раз его жене рассказывал все в деталях.
– Какой жене? – удивились родители и уставились на меня.
Мне было все равно, как это выглядит. Я подошла к ним, взяла обоих за руки и мысленно «убедила», что я жена их сына.
Ну а какая разница? Они все равно меня забудут, а посторонним врач рассказывать ничего не стал бы. Да, я посмела назвать себя его женой.
После разговора с врачом вернулась домой и решила, что, как бы Тимур на меня ни злился, я ему помогу. Насколько это в моих силах. Обычных и сверхъестественных. Врачей можно убедить в чем-то. Тимура тоже можно убедить бороться и не сдаваться. Главное, чтобы он сейчас обрел стимул двигаться вперед. А дальше он справится сам. Он должен восстановиться. Тогда, может быть, я смогу почувствовать себя легче. Хоть на капельку. И смогу уйти.
Я ненавидела себя. Я была себе противна, но если мой мир фактически остановился и изо дня в день у меня происходило одно и то же, то у Тимура жизнь продолжалась. Хоть всю Силу свою использую, пусть меня забудут, но я ему помогу.
Что будет потом, меня не волновало. Это мое наказание, и я его понесу. Пусть бы и игра забрала меня, но я чувствовала: еще не конец, мне предстоит что-то еще.
Теперь я каждый день ездила в больницу навещать Тимура. Говорила ему, что он не помнит меня из-за сотрясения. Сидела рядом, разговаривала, рассказывала о нас. Правду ему больше не говорила, не хотела признанием причинять снова боль.
Тимур говорил мало. Иногда улыбался моим историям, но больше хмурился, видимо, пытаясь вспомнить.
Я не могла вылечить Тимура, но, начитавшись, что при его травме психологическая поддержка не менее важна, старалась оказать ему именно ее. Когда он засыпал, я еще долго сидела рядом с его кроватью и нашептывала ласковые слова. К нему каждый день приходили друзья. Оказалось, их у него так много. И они не могли оставить своего друга в беде. Приглашали для него врачей, собирали материальную помощь, поддерживали морально.
Днем я была с ним, держалась, а ночью от бессилия выла. Ночи стали бессонными и длинными. Мне хватало трех-четырех часов сна в день, а в остальное время я крутила в голове дни, прожитые в игре. День за днем. Вспоминала все, что делала и какие последствия имели мои поступки и слова. Слезы высыхали утром, когда наступала пора ехать в больницу.
Я постоянно испытывала чувство вины, ведь все могло сложиться иначе. Я знала единственный способ ее угомонить – это посмотреть ей в глаза. Это были зеленые глаза Тимура. И я поднималась с кровати и ехала к нему. Мужественно смотрела в них днем, принимая свое наказание, а ночью все повторялось снова.
Я забросила все: университет, стажировку, себя. Перестала заботиться о том, какие последствия меня ждут за то, что пользуюсь Силой. Не думала об игре.
Сила не жгла мне пальцы, потому что я ею пользовалась, не сдерживая себя. Применяла к врачам, медсестрам, его друзьям, родителям, чтобы к Тимуру относились с особым вниманием, чтобы лечение было лучшим.
В университете с момента аварии я не появлялась. Так и не отчиталась о стажировке, о которой так грезила. И не явилась на встречу с дипломным руководителем.
Вот такая насмешка судьбы: и свою мечту теперь не могла осуществить, и Тимуру мечту разрушила.
Через месяц врач сказал, что Тимуру нужно выбрать метод лечения бедра, и настаивал на протезе. Но Тим не хотел ничего.
Я изучила множество мнений, которые мне удалось найти об эндопротезировании тазобедренного сустава, разговаривала с теми врачами, которых приводили друзья, и «убедила» его согласиться на операцию. А после нее помогала в реабилитационных процедурах.
Последнее время я представлялась ему сиделкой. Тимуру говорила, что меня наняли родители, а им – что друзья. Все равно они меня забудут.
А забывать меня стали очень быстро! Через два месяца я обратила внимание, что медсестра, зашедшая в палату, через несколько минут уже не помнила меня.