едленно, что она успевала задуматься, разбередить все ту же рану, которая начинала болеть всякий раз, как она звонила Ричи.
Она любит своего младшего брата. И сделала для него все, что могла. Ей нечего терзать себя из-за того, что его друзья знают и умеют больше: они уже много лет стоят лицом к лицу с этим несчастьем. Больно было то, что после десяти лет, которые Ричи провел там, они стали ему ближе, чем она.
Он поднял трубку после пятого гудка:
— Алло?
— Ты дома!
— А где мне еще быть? В опере?
— У тебя все в порядке?
В ответ раздался до боли знакомый смешок. Бриджет крепко зажмурилась. Что она будет делать, когда его не станет?
— Смотрю футбольный матч. А в чем дело? Сходишь с ума от скуки в своем лесном уединении?
— Ничуть. — Она вздохнула. — Ты же помнишь наш уговор.
— Ладно, ладно, слушай последнюю медицинскую сводку. Мои Т-лимфоциты на уровне, химиотерапия была просто адовой, Билл достал мне курева, чтобы было полегче, — я тебе, конечно, ничего об этом не говорил, — и я все тот же обворожительный негодяй, которого ты знаешь еще с пеленок.
— В пеленках ты не был обворожительным, малыш.
— Я слышу голос ревности. Ты так и не смирилась с тем, что перестала быть единственным ребенком и пупом земли.
— Скорее это надо назвать голосом заботливой старшей сестры. Я за тебя отвечаю, Ричи.
— Ты была хорошей старшей сестренкой, Бриди. Я просто не хотел, чтобы ты тут оставалась. Я ведь не слишком терпеливый больной.
Она подняла взгляд к потолку, вспомнив своего нового подопечного.
— Бывают и похуже.
— Ну вот, чувство вины смягчено, состояние пациента доложено. Говори, зачем звонишь.
— Мне нужен совет.
— Доктор на проводе.
— Именно он мне и нужен. Скажи, что ты знаешь об огнестрельных ранениях.
Она прислушалась к молчанию. Крики болельщиков, слышавшиеся в трубке, прекратились — чудеса дистанционного пульта управления.
— Играешь с огнестрельным оружием, сестренка?
— Играю с людьми, которые это делают. Один человек ранен. Пришел к моей двери.
— И ты его впустила?!
Голос у него был такой же возмущенный, как у Бена в тот момент, когда она положила бесполезное ружье.
— Это же не город. Со мной все в порядке.
Она пересказала ему все происшедшее, пропустив глупый фарс с антикварным ружьем.
— А я-то считал, что на севере тихо и скучно! — иронично прокомментировал Ричи. — Объясни-ка мне еще раз: почему нельзя было вызвать «скорую»?
Бриджет пожала плечами и поморщилась, осознав, насколько беспомощным будет ее ответ. Волоча за собой телефонный шнур, она перешла с аппаратом на другую сторону кухни.
— Потому что он попросил меня этого не делать.
— Вот и вся причина? — Ричи не скрывал своего сарказма.
— Не ты ли учил меня уважать просьбы других, особенно когда…
Он договорил за нее:
— Особенно когда они при смерти. Ему настолько плохо?
— Он истекал кровью и испуган. В нем было что-то такое…
— Это убедительная причина впустить в дом непонятно кого.
— Ричи!
— Он опасен?
— Э-э…
— Бриди!
— Только если его вынудят обстоятельства.
Непонятно, откуда к ней пришло озарение, но, произнеся эти слова, она почувствовала, что нашла правду.
Надо отдать Ричи должное — он не стал смеяться. Бриджет всегда трогало то, насколько брат уважает ее чутье. Ее бывший возлюбленный начал бы безбожно над ней насмехаться. Именно поэтому он, наверное, и стал бывшим.
— В нем есть что-то такое — словно он приготовил себя к опасной миссии. Он полон решимости. Он отказался говорить, что произошло на самом деле. Но он неопасен — для меня.
— Он тебе поклялся?
Вот оно, чуть заметное презрение, которое она готовилась услышать.
— Ричи, мне нужны не попреки, а информация.
— Я похож на медицинский справочник?
— У тебя знакомых врачей больше, чем у Мадонны поклонников.
— Попробую с кем-нибудь связаться и попрошу тебе позвонить.
— Спасибо.
— Тут не любовь ли с первого взгляда, а? — вкрадчиво спросил Ричи.
Как это похоже на ее брата — уловить скрытые чувства.
Оставалось только надеяться, что Бен не окажется столь же наблюдательным. Бриджет постаралась найти логическое выражение подсознательной уверенности:
— Скорее доверие с первого взгляда. Можешь такое понять?
Брат задумался над ее вопросом.
— Пожалуй.
Она вздохнула:
— Ну, спасибо, братик.
— Так какая у него внешность?
Бриджет ухмыльнулась:
— Просто роскошная.
— М-м?
— Черные волосы, сложен как греческий бог, привлекателен, как кинозвезда…
— И ты заперла его в спальне? Умница, девочка. Говоришь, ему нравится боль?
— Очень смешно! Он борется с ней изо всех сил.
— Которые, похоже, немаленькие.
— Откуда мне знать, — с досадой отозвалась она. — Мне только хотелось бы иметь возможность ему помочь.
— В этом вся ты. Кстати, мой массажист клянется, что на ступнях есть точки, с помощью которых можно снять боль.
— Запомню. — Она сжала зубы при мысли о том, что Ричи страдает. — У тебя все будет нормально?
— У меня все будет просто великолепно! А как насчет тебя?
— Как видишь — живу на полную катушку. Как ты мне велел. Попроси твоего врача мне позвонить.
— Обязательно. И держи меня в курсе твоих медицинских новостей.
— Когда будут.
Бриджет повесила трубку. Весь вечер она не вспоминала одну из главных причин, по которой здесь оказалась. Теперь она задумчиво разгладила ткань на плоском животе. Ожидание всегда дается труднее всего.
Где-то вдалеке зазвонил телефон. Бен стремительно проснулся и сел. Боль впилась ему в ребра, словно колючая проволока. Он прерывисто вздохнул, выдавил тихое проклятье и откинулся назад, опираясь на локоть. Он был обнажен. В ноге пульсировала боль. Он попытался сесть медленнее. Тем временем телефонный звонок замолчал.
Он провел рукой по лицу. Судя по наждаку щетины, должно быть, уже за полночь. Бен неприязненно осмотрел комнату. Двуспальная кровать, претенциозная лампа: золотистый абажур обклеен вырезанными из бумаги силуэтами скачущих оленей. Стены из березовых стволов, светлых и гладко обструганных. Бриджет исчезла.
Он снова чертыхнулся, попытался снять ногу с кровати и почувствовал нестерпимую боль. Пришлось ждать, пока в голове немного прояснится. Он попал в ловушку. И все потому, что поверил в нее — настолько, чтобы потерять бдительность и заснуть.
Когда она промывала его царапины, в ней ощущалось не только умение, но и подлинное сострадание. Невозможно было себе представить, чтобы Бриджет была заодно с контрабандистами. Бен готов был поклясться, что она его не выдаст.
Но неуместная честность может оказаться не менее смертоносной. Она может вызвать полицию, выполняя свой гражданский долг. А кто знает, сколько местных блюстителей порядка поддались на возможность легкого заработка? Здесь, на севере, жизнь суровая. Пока Бен не знает, кто связан с перевозками грузов, он не может доверять никому — ни местной полиции, ни персоналу больницы.
Тем не менее ему следовало сказать Бриджет, насколько ему важно, чтобы его никто не нашел. Но, с другой стороны, с чего бы ей ему доверять? Она одинокая, умная, опытная женщина, но сострадательная, и он умело сыграл на этом ее свойстве. Попав к ней в дом, он несколько раз ей солгал, и Бриджет это видела. Угрызения совести причиняли ему боль не меньшую, чем боль от раны. Крайне мучительно было думать, в каком свете он ей предстал.
«Ты лгал, как плохой парик, братец».
Работая в качестве тайного агента, он мог, глядя в лицо человеку, спокойно лгать, о чем бы ни шла речь, начиная с собственного имени и кончая мотивами своих поступков и своего фиктивного преступного прошлого. Общаясь с женщинами, Бен обычно придерживался принципов честности, достоинства и порядочности. Не то чтобы представительницы прекрасного пола высоко ценили эти качества. Карла определенно не ценила.
Он откинул простыню и осмотрел повязку на ноге. Она осталась чистой и сухой. Может, воспоминания о бывшей жене не случайно сейчас его преследуют.
«Вспоминаешь не всю свою жизнь, а только ошибки».
Он оказался отвратительным мужем: обеспечивал семью только материально, но не давал моральной поддержки и тепла. По крайней мере, так всегда говорила Карла. Бен разрешил ей забрать Молли. В этом году его дочке исполняется шесть, и он не видел ее уже четыре года. У него в бумажнике есть ее фотография. А где его бумажник?
У него не было сил его искать. Боль разливалась по телу с каждым ударом сердца. Бен попытался устроиться поудобнее, начал перебирать воспоминания, чтобы отвлечься, но это не помогло.
Бен не стал предаваться напрасным сожалениям. Он знал, что выбирает. Нелегко было убедиться, что он не создан для семейной жизни, но Бен усвоил и этот урок. Навсегда. А еще он научился выполнять свою трудную и опасную работу, полагаться на свою смекалку, делать то, что требуют обстоятельства. Доверие к людям не было ему свойственно. А вот заставить окружающих ему доверять было просто необходимо.
В замке задергался ключ. Бен услышал, как Бриджет что-то бормочет, возясь с замком. Она с досадой пнула дверь ногой. Что-то упало. После секундной тишины дверь распахнулась, и Бриджет, чуть не потеряв равновесие, влетела в комнату.
— О! Ты не спишь. — Она позвенела связкой ключей. — Эти отмычки совершенно никуда не годятся.
— Спасибо за предупреждение. — Чтобы завоевать доверие, надо самому его демонстрировать. Он сделал первый шаг. — Спасибо. За все. От души.
— Рада помочь. Правда, думаю, что тебе не следует регулярно подвергать себя подобным испытаниям.
Она держала в охапке вязаный плед. Выйдя обратно в коридор, Бриджет заволокла в комнату кресло-качалку и поставила ее справа от кровати. Закрыв дверь, она устроилась поудобнее, явно намереваясь остаться здесь надолго.
— А разве ты раньше не сидела рядом со мной?